Этапы развития отчужденного труда

Этапы развития

отчужденного труда

Взаимосвязь трех тетрадей

Опираясь на имевшийся теперь в его распоряжении обширный материал, Маркс приступил к реализации замыслов, сформулированных в конце тетради I (т.е. текста «Отчужденный труд и частная собственность»):

во-первых, замысла экономического – намерения осуществить систематическое изложение своих взглядов по основным проблемам политической экономии;

во-вторых, замысла философско-исторического – выявить всеобщую сущность частной собственности, раскрыть процесс возникновения отчужденного труда и его исторические судьбы, а тем самым и судьбы частной собственности.

В какой мере реализованы эти замыслы во второй и третьей тетрадях? Можно с уверенностью сказать, что второй, философско-исторический, замысел получил широкое воплощение в сохранившихся страницах второй тетради (страницы LX – LXIII) и в третьей тетради, большая часть которой представляет собой пространные вставки к несохранившимся страницам XXXVI и XXXIX второй тетради. В этих текстах содержится многоплановый анализ тех двух вопросов, постановкой которых завершается фрагмент об отчужденном труде, в том числе и под углом зрения намеченных там трех отношений, в которых проявляется отчуждение труда как сущность частной собственности. При этом Маркс использовал результаты не только экономических занятий 1844 г., но и исторических занятий 1843 г.[64]

Что касается реализации экономического замысла, то в сохранившемся тексте он получил не полное воплощение. О возможности его осуществления на несохранившихся страницах второй тетради можно судить лишь сугубо предположительно, и, как показывают результаты последних исследований, не однозначно.

Первое предположение, которое до недавнего времени было единственным, сводится к тому, что и экономический замысел Марксу удалось реализовать достаточно полно, поскольку это заняло 39 страниц текста. Этот вывод подкреплялся убеждением, что при написании второй тетради Маркс использовал свои выписки не только из Сэя, Скарбека и Смита, Мак-Куллоха, Прево и Дестюта де Траси, но также и Рикардо и Милля.

Согласно второму предположению, выдвинутому в 1976 г. Г.А. Багатурия, вторая тетрадь – не самостоятельная рукопись, а прямое продолжение первой тетради, и утрачены лишь 12 страниц текста, на которых, как и на предыдущих и последующих, Маркс реализовал философский, а не экономический замысел; лишь в самом конце третьей тетради, в фрагменте о деньгах, Маркс возвращается к собственно экономической проблематике, но на этом его работа и останавливается. По мнению Багатурия, «основная экономическая часть труда Маркса отсутствует не потому, что до нас не дошла почти вся „вторая рукопись“, а потому, что Маркс этой экономической части так и не написал» (49, с. 219). В пользу этого вывода говорит также предположение о том, что конспект произведений Рикардо и Милля Маркс составил лишь после написания «Экономическо-философских рукописей».

Признавая вполне обоснованным предположение Г.А. Багатурия о взаимосвязи первой и второй тетрадей как единой рукописи со сплошной нумерацией страниц[65], мы считаем, однако, возможным выдвинуть еще одно, третье предположение: при написании тетради II философско-исторический замысел был преобладающим, но отнюдь не единственным – он существенно дополнялся анализом собственно экономических проблем и категорий. Иными словами, происходило определенное соединение двух замыслов, заключавшееся в том, что на широком фоне философско-исторического анализа переосмысливались и конкретные экономические проблемы и понятия. Примерами такого двуединого анализа могут быть фрагменты о разделении труда и о деньгах из третьей тетради. Сохранившаяся часть тетради II, если рассмотреть ее под таким методологическим углом зрения, представляет собой анализ истории политической экономии как выражения исторического развития частной собственности, движения отношений между трудом и капиталом от первоначального их единства к «враждебной взаимной противоположности»; заключительные абзацы тетради II резюмируют диалектику этого движения (см. 18, с. 106 – 107).

Выдвинутое нами предположение допускает любой вариант решения вопроса о времени написания Марксом конспектов произведений Рикардо и Милля. Но оно выглядит более обоснованным, если согласиться, что Маркс располагал этими конспектами при написании тетради III.

Наше предположение служит одним из аргументов в пользу того, что в ходе работы над «Экономическо-философскими рукописями» происходил процесс соединения философских, экономических, исторических и политических взглядов Маркса и их переработки в качественно новое мировоззрение. Стержень этого процесса в данный период составляла проблема исторических этапов возникновения, развития и ликвидации отчужденного труда, проблема коммунизма как упразднения всех форм отчуждения.

В центре внимания Маркса в процессе написания второй тетради находилась проблема взаимоотношения между трудом и капиталом, анализ исторических этапов развития этого взаимоотношения. В конце второй тетради Маркс следующим образом резюмирует сущность таких этапов: «Во-первых – непосредственное или опосредствованное единство обоих», т.е. труда и капитала; «[Во-вторых] – противоположность обоих по отношению друг к другу»; «[В-третьих] – противоположность каждого по отношению к самому себе», а в итоге – «враждебная взаимная противоположность» (18, с. 106, 107). Этими словами заканчивается вторая тетрадь.

Приведенное резюме является одновременно философским, экономическим и историческим. Оно занимает особое место в структуре «Экономическо-философских рукописей»: если принять во внимание, что сохранившиеся страницы второй тетради в структурном (но не в хронологическом) отношении расположены после третьей тетради (поскольку большая ее часть представляет собой вставки к несохранившимся предшествующим страницам второй тетради), то становится ясным, что резюме этапов развития отчуждения между трудом и капиталом – не что иное, как структурное окончание «Экономическо-философских рукописей», их концептуальный итог, как он представлялся Марксу до написания третьей тетради.

Если же учесть развитие взглядов Маркса в процессе работы над третьей тетрадью и рассматривать содержание второй и третьей тетрадей как единое и развивающееся целое, а также принять во внимание положения, содержащиеся в Марксовых выписках из трудов экономистов (в том числе Милля), то открывается возможность получить более полную картину того, каким образом Маркс представлял себе тогда этапы возникновения и развития отчужденного труда.

Труд непосредственно ради потребностей

Первый этап. В диком, варварском состоянии имеет место труд ради непосредственного удовлетворения потребностей человека в средствах существования (пища, одежда, жилье). Продукты труда потребляются самим производителем, поэтому «человек в этом состоянии производит не больше того, в чем он непосредственно нуждается… В этом случае обмен не имеет места, или он сводится к обмену своего труда на продукт своего труда, и этот обмен есть скрытая форма (зародыш) действительного обмена» (18, с. 32).

Соответственно этому Маркс делает следующий вывод: «Вначале капитал и труд еще объединены» (18, с. 106), поскольку здесь весь накопленный труд есть труд самого производителя. Здесь, следовательно, нет еще никакого отчуждения.

Меновая торговля

Второй этап. У производителя возникли излишки продуктов, производимых им самим, и потребность в продуктах, производимых другими. В результате появляется обмен. Первоначально этот обмен совершался в «грубой форме отчужденной частной собственности, в меновой торговле» (18, с. 27). Целью производства здесь по-прежнему являлось удовлетворение непосредственных потребностей производителя, а образование излишков и обмен выступали как нечто случайное, не входившее в расчеты производителя. Но поскольку обмен имеет место, фактически «труд отчасти становится источником дохода. Цель этого труда и его бытие стали различны» (там же). Накопленный труд перестает быть целиком своим трудом и становится отчасти чужим, хотя и непосредственно обмененным на свой труд. Именно на этой стадии, по-видимому, труд и капитал (= накопленный труд) «хотя и разъединены и отчуждены, но обоюдно поднимают и стимулируют друг друга как положительные условия» (18, с. 106).

По мере того как производство излишков становится устойчивым и развивается потребность в продуктах труда других, люди начинают уже сознательно производить продукты с целью обмена. Это означает радикальный переворот в содержании человеческих отношений. Пока люди производили непосредственно для себя, они оставались индивидами самими по себе. Теперь обмен и разделение труда утверждаются как непосредственные формы общественной связи между людьми. Но связь эта возникает и утверждается не как истинно человеческая, а как продукт нужды и эгоизма индивидов. В самом деле, нуждаясь в продукте труда другого человека, я вынужден удовлетворять эту свою потребность только путем обмена на продукт собственного труда, т.е. путем утраты этого продукта. С другой стороны, этот утрачиваемый продукт я лишь по видимости произвожу как свой, а «в действительности я произвожу некоторый другой предмет, предмет твоего производства, на который я думаю обменять свой излишек, и этот обмен я мысленно уже совершил. Поэтому и то общественное отношение, в котором я нахожусь к тебе, мой труд для твоей потребности является всего лишь видимостью, и наше взаимное дополнение друг друга тоже является всего лишь видимостью, в основе которой лежит взаимный грабеж» (18, с. 33 – 34).

Так произошло отчуждение продукта от производителя, а вместе с ним и само социальное общение превратилось во внешний, отчужденный родовой акт.

Деньги и отчуждение опосредствующей деятельности человека

Третий этап. Подобно тому как взаимный обмен «продуктами человеческой деятельности выступает как меновая торговля, как торгашество [Schacher], так взаимное дополнение и взаимный обмен самой деятельностью выступают как разделение труда… Вместе с цивилизацией растет и разделение труда» (18, с. 28).

Развитие разделения труда приводит к тому, что весь продукт производится уже не для собственного пользования, а для обмена. Труд целиком превращается в труд ради заработка. Это означает, что наряду с отчуждением продукта совершилось отчуждение от производителя и самой цели его труда.

Это отчуждение сущностных сил человека получает свое внешнее, предметное выражение в появлении и возрастании некоего универсального эквивалента, замещающего цель труда, его результат и саму деятельность людей по обмену результатами своего труда. Таким эквивалентом становится универсальный посредник обмена – деньги. «Сущность денег заключается прежде всего не в том, что в них отчуждается собственность, а в том, что здесь отчуждается и становится свойством материальной вещи, находящейся вне человека, свойством денег, та опосредствующая деятельность или то опосредствующее движение, тот человеческий, общественный акт, в результате которого продукты человека взаимно восполняют друг друга… Вместо того чтобы сам человек был посредником для человека, наличие этого чуждого посредника приводит к тому, что человек рассматривает свою собственную волю, свою деятельность, свое отношение к другим – как силу, независимую от него и от них. Таким образом его рабство достигает апогея. Так как посредник есть действительная власть над тем, с чем он меня опосредствует, то ясно, что этот посредник становится действительным богом. Его культ становится самоцелью» (18, с. 18).

Аграрный труд и рента

Четвертый этап. Все эти процессы отчуждения обусловили возникновение накопленного чужого труда, т.е. капитала в собственном смысле слова, и его противопоставление труду непосредственному. Первоначально формой существования капитала была земельная собственность. Противоположность труда и капитала выступает здесь в форме противоположности аграрного труда и земельной ренты. Эта последняя противоположность сложилась давно и имеет весьма отчетливый характер, но ее действительная сущность как противоположности между трудом вообще и капиталом вообще маскируется рядом обстоятельств: рента выступает как специфическое качество специфической земельной собственности, т.е. собственности, облаченной в природную оболочку; аграрный труд тоже предстает как специфический труд, объектом которого является сама природа и который поэтому непосредственно вплетается в действие природных сил; с другой стороны, этот труд опутан разветвленной сетью сословных отношений, придающих ему видимость общественно значимой, родовой деятельности.

Свободный капитал

Пятый этап. Поскольку «промышленность (городская жизнь) формируется в противовес землевладению (феодальной дворянской жизни) и носит еще в самой себе феодальный характер своего антипода и форме монополии, цеха, гильдии, корпорации и т.д.», постольку и здесь противоположность между трудом и капиталом первое время замаскирована тем, что «труд еще имеет по видимости общественное значение, значение действительной общности, когда он еще не дошел до безразличного отношения к своему содержанию и до полной обособленности, т.е. до абстракции от всякого другого бытия, а следовательно, и до получившего свободу действий капитала.

Но необходимым развитием труда является получившая свободу действий и в качестве таковой самостоятельно конституирующаяся промышленность и получивший свободу действий капитал» (18, с. 103). И если первое время промышленный труд в этом своем качестве еще противостоит земледельческому труду как труд специфический, то затем исчезают всякие различия между ними, и в обществе остаются лишь два класса – рабочие и капиталисты. Только теперь отчужденный труд окончательно утвердился как сущность всякого труда и тайна всякого капитала. «…Только теперь частная собственность может завершить свое господство над человеком и стать всемирно-исторической силой в своей наиболее всеобщей форме» (18, с. 112).

Высшую, современную стадию противоположности между трудом и капиталом составляет превращение ее в «противоположность каждого по отношению к самому себе»: капитал «распадается на самого себя и на свои проценты, а последние в свою очередь распадаются на проценты и прибыль… Труд распадается на самого себя и заработную плату» (18, с. 107)[66]. Труд есть субъективная сущность всякой частной собственности, но рабочий оказывается лишенным какой бы то ни было собственности, и весь его труд превратился в средство получения заработной платы, т.е. в производство «деятельности совершенно чуждой себе, человеку и природе, и потому совершенно чуждой сознанию и жизненному проявлению, абстрактное существование человека исключительно лишь как человека труда, который поэтому ежедневно может скатиться из своего заполненного ничто в абсолютное ничто, в свое общественное и потому действительное небытие. Как и, с другой стороны, производство предмета человеческой деятельности как капитала, где стерта всякая природная и общественная определенность предмета… эта противоположность труда и капитала, будучи доведена до крайности, неизбежно становится высшим пунктом, высшей ступенью и гибелью всего отношения» (18, с. 102).

Повторение истории общества в истории науки

Вырабатывая это представление об основных исторических этапах возникновения и развития отчужденного труда как важнейшей характеристики всей прошлой и нынешней истории общества, молодой Маркс одновременно пришел к оригинальному, в сущности материалистическому, взгляду на историю политической экономии. За многочисленными точками зрения, борьбой мнений экономистов и т.п. он увидел определенную логику – не только логику развития науки как таковой, но и логику развития реальной истории общества. Поняв эту последнюю как подлинную основу истории экономических учений, он получил объективный критерий для оценки исторического места каждой школы и каждого экономиста. Именно с этих позиций и написаны первые фрагменты третьей рукописи (представляющие собой вставки к XXXVI и XXXIX страницам второй рукописи).

Тот факт, что в истории политической экономии вначале выступили меркантилисты, затем физиократы и лишь после них – школы Смита и Рикардо, есть не случайность, а необходимость. Эта последовательность повторяет ход реальной истории – этапы развития отчужденного труда как субъективной сущности частной собственности. На первоначальных этапах отчужденный труд выступал в частной предметной форме – в форме денег, в особенности золота; соответственно этому у меркантилистов богатство имеет свое существование только в благородном металле. Затем, когда отчужденный труд получил более универсальную, природную форму – форму земельной собственности, на сцену выступили физиократы; у них субъективная сущность богатства уже переносится в сам труд, правда не во всеобщей и абстрактной его форме, а только в некоторой особой, определяемой природой, форме существования. Наконец, когда развитие промышленности сделало фактом универсальную природу труда как субъективной сущности частной собственности, физиократы должны были уступить место школе Смита. Утвердив, что всякое богатство заключается в труде, т.е. в самом человеке, а не в некоем состоянии вне человека, Смит сыграл в политической экономии ту же роль, что и в религии Лютер, который отменил внешнюю религиозность (поклонение иконам и т.п.), превратив ее в религиозность внутреннюю.

«Подобно тому как земельная собственность является первой формой частной собственности, а промышленность на первых порах выступает против нее в истории только как особый вид собственности… точно так же этот процесс повторяется при попытках науки ухватить субъективную сущность частной собственности, т.е. труд, и труд на первых порах выступает только как земледельческий труд, но затем получает признание как труд вообще» (18, с. 111).

Но как у Лютера внутренняя религиозность была лишь новым этапом подчинения человека религии, так и у Смита утверждение богатства в человеке оказывается лишь последовательным проведением отрицания человека. «То, что раньше было внешним по отношению к человеку бытием, реальным его отчуждением, стало лишь актом отчуждения»[67] (18, с. 109). И если на первых порах новейшая политическая экономия еще сохраняла видимость признания человека, его самодеятельности и т.д., то в процессе дальнейшего развития она отбросила это лицемерие и из положения о труде как сущности богатства стала цинично развивать его следствия, враждебные человеку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.