14. Мультикультурный нигилизм

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

14. Мультикультурный нигилизм

Питер Шварц

Чтобы подняться выше первобытного уровня, человеку пришлось осознать факт существования ценностей. Каждый шаг вперед требовал понимания не только того, как сделать этот шаг, но и того, почему это действие представляет ценность, иными словами, почему стоит думать, что это шаг именно вперед. Например, человеку недостаточно было просто узнать, как охотиться на зверей с помощью ножа или копья; он должен был оценить значимость этого знания и заключить, что охотиться с оружием лучше, чем голыми руками. На протяжении всей своей истории человеку приходилось осознавать подобные истины: что сажать растения лучше, чем искать их в диком виде; что лучше иметь водопровод и канализацию в доме, чем отправлять естественные надобности на улице; что электрическое освещение лучше свечей; что наука лучше суеверий. Не просто «отличается», а лучше — объективно лучше.

Человечество развивалось только потому, что кто-то придумывал лучшие способы осуществления какой-либо деятельности (и потому, что остальное общество видело ценность таких изобретений). Когда какому-то гениальному первобытному человеку пришло в голову использовать огонь, он понял, что приготовленное на нем мясо лучше сырого. Его достижение не было воспринято как претенциозная причуда некоего «огнецентриста», безразличного к тем, кто предпочитает есть своего мамонта в сыром виде. Чтобы двигаться вперед, люди должны были понять, что определенные предметы и изобретения имеют ценность, то есть что их стоит создавать, использовать и оберегать.

История человечества — это история создания ценностей. Цивил изация существует потому, что человек осознает, что одни вещи продлевают его жизнь, следовательно, хороши, а другие — нет, следовательно, они вредны или бесполезны. Именно из-за этого человек смог перейти от нумерологии к математике, от астрологии к астрономии, от алхимии к химии и от пещер к небоскребам.

Сегодня интеллектуалы, влияющие на формирование общественного мнения, стремятся остановить это движение.

Нет ничего, что было бы объективно лучше всего остального, утверждают они. Любой, кто ставит западную цивилизацию выше племен первобытных шаманистов, кто восхищается небоскребами и презирает пещеры, смотрит на жизнь через искажающую призму «евроцентризма».

Такие интеллектуалы — это так называемые мультикультуралисты. Они проповедуют не ту вполне очевидную истину, что на земле существует множество типов цивилизаций, а вызывающую у многих справедливое негодование идею о том, что все они равноценны. Они говорят, что культуры различны, но среди них нет ни одной высшей по отношению к другим. Какова же конечная цель такой идеологии? Обратить вспять процесс цивилизации, вернув человека к первобытному существованию.

Основное поле битвы для мультикультуралистов — учебные аудитории. Здесь легче всего заметить их ненависть к рациональным ценностям, плохо скрытую за избитыми уверениями в том, что они хотят только расширить рамки учебных программ и познакомить студентов с «разными» способами жизни.

Например, в Нью-Йорке совет одного из городских учебных заведений решил поддаться на уговоры мультикультуралистов и начать знакомить молодежь с разнообразием культур. Однако члены совета хотели бы, чтобы эта информация представлялась в свете превосходства американских идеалов. Они приняли постановление, в котором было сказано: «Мы не признаем подхода, при котором все культуры рассматриваются с позиции их этической равнозначности».

Мультикультуралисты сочли себя оскорбленными, не пожелав смириться с тем, что для кого-то одни ценности могут быть выше других. Директор школы единолично отрекся от позиции, сформулированной советом, заявив:

«Я твердо верю в возможность, отдавая должное американской культуре и ценностям нашей цивилизации, вместе с тем не принижать культуры других народов».

(Иными словами, учитель должен воздерживаться от любых намеков на недоразвитость тех цивилизаций, в которых до сих пор приняты рабство или, скажем, каннибализм; и более того, внушать ученикам, что вполне возможно держаться такой позиции этического нейтралитета, при этом «отдавая должное американской культуре и ценностям».)

Нечто подобное случилось и во Флориде, где руководство одной из школ также не выдержало натиска мультикультуралистов и попыталось внести изменения в программу. Был разработан учебный курс, призванный знакомить студентов с культурой других народов, и вместе с тем:

«внушить им уважение к американскому культурному наследию и достижениям цивилизации, как то: республиканской форме правления, капитализму, системе свободного предпринимательства и «прочим фундаментальным ценностям, которые поднимают наше общество на новую ступень развития, которой не достигла еще ни одна другая цивилизация прошлого или настоящего».

Разгневанный профсоюз учителей заявил, что такая программа противоречит духу мультикультурализма. Школьному совету пригрозили судебным разбирательством за неподчинение закону штата, согласно которому преподаватели должны добиваться от учеников «искоренения личного и этноцентризма и прививать им понимание того, что никакая конкретная культура не может быть по определению выше или ниже другой».

На самом деле мультикультуралисты стараются не расширить, а сузить наши знания о мировых культурах. Они стремятся подавить в нас осознание ценности американского, западного — то есть рационального — образа жизни и отсутствия ценности противоположных культурных традиций. Мультикультуралисты хотят окончательно расправиться с любыми вариантами подобного неравенства. Они хотят слить в единое целое два противоположных конца шкалы — первобытный строй и современное цивилизованное общество.

Однако они вовсе не ценят все подряд, без разбора приписывая равную ценность всему, что может взбрести человеку в голову, и мечтая лишь о всеобщей терпимости по отношению к любому выбору. На самом деле слепая неразборчивость в ценностях отнюдь не является их характерной чертой. Их обвинения в «нетерпимости» и «дискриминации» постоянно направлены в адрес людей, чьи убеждения и поступки относятся к одной определенной категории. Они регулярно критикуют американцев за «бесчувственность» к странам третьего мира, но никогда не станут ставить в вину, скажем, гражданам Руанды недостаточное уважение к капиталистической культуре. Они порицают коллег за то, что они учат молодое поколение тому, что великие открытия западных мыслителей ценнее, чем невразумительные наскальные каракули каких-нибудь полудиких обитателей джунглей, однако обратный вариант, по всей видимости, не кажется им неприемлемым.

Мультикультуралистов возмущают только те случаи неравенства, когда цивилизованная западная культура ставится выше примитивной, когда рациональное ценится, а иррациональное — нет, то есть когда настоящие ценности приветствуются, а мнимые — изгоняются. Только такую «нетерпимость» они не терпят. Когда они обвиняют Христофора Колумба в том, что он «развратил» индейцев, они борются с мнением, что культура, которую представлял Колумб, хороша, что разум и наука лучше, чем мистицизм и дикость, что жизнь в продвинутой, успешной Европе времен Возрождения была объективно лучше, чем существование варварских кочевых племен Нового Света.

Все «мультиэтнические» нападки на образование — варианты одного и того же противодействия непримитивному. Например, мультикультуралисты рекомендуют изучение «этноматематики» как способ убедить неуспевающих студентов из числа этнических меньшинств в том, что самые примитивные формы математики (такие, как «африканские песчаные чертежи») столь же ценны, как и наиболее продвинутые. В штате Нью-Йорк учителя старших классов теперь должны рассказывать школьникам, что индейцыирокезы (которым английское правительство во время Войны за независимость платило за то, чтобы они направляли свою склонность к снятию скальпов исключительно на непокорных жителей колонии) были вдохновителями американской Конституции. А один профессор из Университета Пенсильвании высмеивает своих американских коллег за то, что они придают слишком большое значение чтению и письму, которые, по его мнению, представляют собой «не более чем способы контроля» и «военное положение, навязанное академической науке»; вместо этого он призывает обращать более пристальное внимание на «голоса новых народов», которые бросают вызов «западной гегемонии на структуру знания» и сохраняют древнюю устную традицию ( которая выражается, к примеру, в рэпе ).

Защищать то, что откровенно не имеет ценности, нужно ради того, чтобы расшатать ценности истинные. Мультикультуралист не может смириться с тем, что современная математика полезна для человека, а примитивные «африканские песчаные чертежи» не могут дать ему абсолютно ничего. «Кто мы такие, чтобы утверждать это?» — возмущается мультикультуралист, если слышит что-то подобное. Кто мы такие, чтобы превозносить Колумба, или считать квалифицированного западного медика лучше первобытного знахаря, или утверждать, что навыки письма и чтения гораздо важнее для человека, чем способность пересказывать народные предания? Кто мы такие, чтобы быть уверенными в том, что все западное лучше незападного, научное лучше ненаучного, а рациональное лучше иррационального?

Мультикультурализм — это позорная попытка уничтожить ценности путем заявлений, что невозможно отличить то, что ценно, от того, что ценности не представляет. Это атака не просто против сравнительной оценки различных культур, но и против ценностей как таковых. Это атака против того, что совершенно необходимо для человеческой жизни, — против идентификации чего-либо как полезного.

Ярчайшая иллюстрация этого — печально знаменитый документ под названием «Особые случаи притеснения». Источником и распространителем этого листка стала студенческая канцелярия Смит-колледжа. Он посвящен «разнообразным вариантам и разнообразным причинам притеснения одних людей другими вследствие их непохожести друг на друга». В документе говорится о том, что сегодня нам требуется новая терминология, «которая позволила бы говорить о тех вещах, для которых не хватает понятий в ныне существующем языке». Составители прокламации приводят в качестве примеров ряд неологизмов и дают им определения.

Один из таких новых терминов, описывающих разнообразные виды притеснения, — «этноцентризм», который определяется как:

«дискриминация культур, отличающихся от доминирующей в обществе, на основании убеждения в ее превосходстве над остальными».

Но «доминирующая» культура — всего лишь та, что наиболее распространена. Но что, если ее доминирование объясняется тем, что она реально более продвинутая и люди понимают это? К примеру, в Америке доминирующая культура основана на принципах свободы, а не диктатуры, и на законах науки, а не на оккультных мифах. Можно ли считать, что она «притесняет» культуры, которые отвергают свободу? Является ли проявлением «дискриминации» убеждение в том, что хирурги излечивают человеческие болезни и их труд должен всячески приветствоваться, а исцеление с помощью молитвы — миф, который следует отвергнуть? Как удалось этим студентам настолько оторваться от реальности, что для них стало невозможным понять, что один «метод деятельности» на самом деле может быть лучше другого? Разве человек не может считать, что определенная точка зрения верна, а значит, лучше других, не соответствующих истине?

Однако с точки зрения мультикультуралистов для таких разграничений нет никаких оснований. Они считают, что убежденность в превосходстве одной идеи над другой — неважно, подкреплена ли она рациональными основаниями, — по определению подразумевает присутствие «дискриминации». Для них давать оценку — значит подавлять.

Другой термин из листовки Смит-колледжа — «лукизм» (от англ. look — наружность, облик. — Прим. ред.), то есть оценка человека исключительно по его внешности, «формирование общих стандартов внешней привлекательности; основанная на принятии стереотипов и обобщений дискриминация как тех, кто не соответствует этим стандартам, так и тех, кто им соответствует».

«Лукизм» нисколько не возражает против стереотипов. К примеру, к стереотипам относится убеждение, что все красивые люди должны быть удачливы и счастливы. Однако ложность стереотипов не должна служить основанием для того, чтобы отвергать любые обобщения, что как раз свойственно «лукизму». В сфере внешней красоты можно сделать много вполне справедливых обобщений, например: «красота предпочтительнее уродства». И именно такого рода обобщения мультикультурализм пытается подавить, поскольку они являются оценкой, следующей из признания красоты положительным свойством, которое, в свою очередь, следует из принятия ценностных стандартов. А мультикультуралисты принципиально против любых стандартов, по которым одни вещи принимаются за ценности, а другие нет.

Вся злобность и весь яд этого подхода в полной мере проявляется в третьем неологизме, упомянутом в манифесте, — «аблеизм» (от англ. ability — способность, дарование. — Прим. ред.), то есть «притеснение тех, кто обладает иным уровнем способностей».

Этот термин охватывает все человеческие качества — физические, интеллектуальные, моральные. В нем отражено стремление уничтожить все рациональные основы оценки и, следовательно, признание различий между людьми. Это массированная атака на все средства, которые служат человеку для достижения его целей, а также и на сами эти цели.

Если признавать, что человек, обладающий какой-либо способностью, отличается от того, кто ею не обладает, — это «дискриминация», то действительно, как того требуют мультикультуралисты, участниками спортивных соревнований должны быть не только физически развитые люди, а получать дипломы о высшем образовании — не только грамотные. В этом случае никаких «дискриминирующих» стандартов существовать не должно. Выдавать кредиты нужно всем желающим, а не только тем, кто способен их вернуть; получить водительские права может любой, в том числе и незрячий; на участок кладбищенской земли могут рассчитывать не только мертвые. Ведь правда, разве убеждение в превосходстве жизни над смертью не является бесчувственным предрассудком — «жизнизмом»? В конце концов, кто имеет моральное право решить, что нахождение в числе «временно существующих» предпочтительнее, чем присоединение к «иначе существующим»?

Именно из-за отвращения к ценностям идея «расизма» в мультикультурализме оказалась извращена. Если давать этому термину полностью объективное точное определение, то расизм — это (ложное) убеждение в том, что личные качества человека обусловлены его расовым происхождением. Однако мультикультуралисты придают понятию «расизм» совершенно иной смысл. Для них «расизм» — это не дискриминация на основании расовой принадлежности, а дискриминация per se. Они объявляют расистом всякого, кто считает некоторых людей выше и лучше других; почему он так считает, роли не играет. Согласно доктрине мультикультурализма, неравенство между черными и белыми — это то же самое, что неравенство между гениями и тупицами, героями и злодеями, творцами и убийцами. Все оценочные различия, то есть ценности как таковые, считаются проявлением деспотизма.

Если хотите конкретный пример, вот случай, произошедший в Пенсильванском университете. Некую студентку-старшекурсницу, входившую в состав комитета «образовательного разнообразия», очень волновали некоторые вопросы мультикультурной программы этого учебного заведения. Она направила в администрацию письмо, в котором выражалось ее «глубокое уважение к личности и желание защищать свободу любого члена общества».

Письмо вызвало особенно злобную реакцию со стороны одного из членов администрации университета. Он вернул письмо обратно студентке, подчеркнув слово «личность» и снабдив его следующим комментарием:

«Сегодня такие фразы для многих служат красной тряпкой и рассматриваются как расизм. Если ставить личность выше группы, то в конце концов это приведет к привилегированному положению “личностей”, принадлежащих к наиболее многочисленной или к наиболее сильной группе». (Курсив мой. — П. Ш.)

По всей логике, расизм и индивидуализм основаны на противоположных философских предпосылках. Первый оценивает людей по коллективному, расовому признаку; второй — по личным качествам каждого человека. Почему же мультикультуралисты ставят между ними знак равенства? Потому что и та и другая система убеждений основаны на оценке, то есть они отличают людей друг от друга на основании некоторого стандарта. Мультикультуралистам нет дела до того факта, что в основе расизма лежит иррациональный стандарт, а в основе индивидуализма — рациональный. Для них любое наличие стандартов — проклятье.

Уравнитель-эгалитарист не поднимает одурманенного наркотиками бродягу на уровень морального идеала. У него вообще нет моральных идеалов. Он защищает отсутствие целеустремленности и продуктивной деятельности исключительно для того, чтобы скрыть свои истинные побуждения — мечту об уничтожении целеустремленных и продуктивных, мечту, которую он пытается осуществить, настаивая на том, что мы не должны отличать деятельных людей от бездельников и, следовательно, что и бродяга, и Билл Гейтс должны пользоваться в жизни одинаковым комфортом.

Эгалитаристы гораздо опаснее, чем, скажем, убежденный религиозный проповедник, осуждающий богачей. Потому что последний придерживается другого набора ценностей, пусть даже иррациональных. Он призывает отречься от богатства потому, что верит в высшую ценность нематериального, сверхъестественного измерения. В то же время эгалитарность — низший вариант иррациональности. Это неприкрытый нигилизм. Ее сторонники не имеют никаких ценностей, а стремятся лишь разрушать их. Они стремятся к уравниловке ради самой уравниловки, к уничтожению ценностей как к самоцели, или, как говорила Айн Рэнд, «они ненавидят добро за добро».

Именно эту философскую одежку примерил на себя и мультикультурализм. Он стремится к примитивизму не потому, что считает его высшей ценностью, а потому, что он ее не имеет. Он стремится уничтожить то, что считает не злым, а, напротив, добрым. Он не придерживается ценностного стандарта, согласно которому выше всего ставятся уродство и неспособность. Мультикультуралисты ничего не ставят высоко. Они не поклоняются некрасивости и неспособности; ими движет лишь ненависть к красоте и способностям. Они хотят уничтожить красоту и способности именно потому, что это хорошо, потому что на каком-то уровне они сознают их ценность, но их единственный отклик на это — ядовитая жестокость.

Вот что лежит в основе коварной доктрины «разнообразия». Этим объясняется кажущееся несоответствие между отказом мультик ультуралистов от всех ценностей и их яростной защитой ценности «разнообразия» как категорического абсолюта.

Почему можно считать «разнообразие» ценностью? При том, что во многих отношениях разнообразие действительно необходимо, оно само по себе не может быть рациональной ценностью. Например, кто-то может заявить, что хорошо делать разнообразные инвестиции, так, чтобы минимизировать риск. Но нельзя сказать, что разнообразие как таковое лучше, чем его отсутствие; в данном случае лишь разнообразие инвестиций лучше, чем его отсутствие в этой конкретной сфере (и основополагающий момент здесь — ценность инвестиций, финансовой независимости, богатства и так далее, а вовсе не разнообразия).

Но как может быть хорошо «разнообразие» как таковое, независимо от того, к чему оно относится? Например, можно ли считать ограничением хорошее здоровье, которое должно «разнообразить» путем различных болезней? Должно ли знание уравновешиваться невежеством? Или же здравый ум — периодическими приступами безумия? В чем же тогда смысл отчаянной борьбы за «разнообразие»?

Те, кто ведет эту борьбу, утверждают, что смысл «разнообразия» в том, чтобы создавать препятствия политике «исключений». Чтобы понять, в чем именно они хотят видеть «разнообразие» и в чем не хотят видеть «исключений», давайте взглянем на проблему расового «разнообразия».

Для чего мультикультуралистам нужно защищать расовое «разнообразие»? Для того, чтобы не позволить исключить расовые меньшинства из каких-то сфер? Конечно же, нет. Потому что, если бы это было так, они были бы главными защитниками оценки. Например, если бы они боролись за искоренение дискриминации по цвету кожи на рабочих местах, они должны были бы настаивать на том, чтобы работодатель при приеме на работу оценивал претендентов исключительно по их способностям. Они подвергали бы порицанию те предприятия, на которых расовой принадлежности работников уделяется какое-то внимание. Их не волновало бы, какой процент представителей каждой расы имеется где-либо. Они выступали бы за то, чтобы при приеме на работу предпочтение отдавалось бы квалифицированному белому претенденту, а не неквалифицированному черному. Для них расовая принадлежность не была бы важна. И они понимали бы, что единственный способ гарантировать, что этот фактор ни на что не влияет, — это придерживаться строгих оценочных стандартов.

Но мультикультуралисты не желают не обращать внимания на расовую принадлежность. Вместо этого они требуют «разнообразия», где расовая принадлежность играет важнейшую роль. Они требуют, чтобы на рабочих местах расовые меньшинства были представлены определенным процентом служащих. А если люди, нанятые согласно этому принципу, оказываются неквалифицированными работниками, — что ж, говорят они, расовое «разнообразие» важнее.

Но почему? Долгие десятилетия либералы боролись за то, чтобы расовая принадлежность не имела значения. Они выступали против тех, кто оценивал любого представителя расового меньшинства не по реально значимым характеристикам, а по не имеющему значения фактору расы. Однако теперь, продолжая утверждать на словах, что все расы равны, они озабочены цветом кожи больше любого оголтелого расиста. Почему?

Ответ: именно потому, что раса не имеет значения, то есть потому, что этот признак не имеет ценности.

Для мультикультуралистов неприемлемо не обращать внимания на расовую принадлежность и оценивать каждого человека в зависимости от его способностей. Компания, отказывающаяся от любых форм расовой дискриминации, не получит их одобрения. Наоборот, если она не станет активно нанимать работников на основании их расовой принадлежности, если она не будет «различать цвета» и оценивать претендентов исключительно по их рабочим качествам, она вызовет их возмущение. Такой компании будет предписано принять программу «разнообразия» и соблюдать определенные произвольно назначенные этнические квоты.

Но если штат компании набирался вне зависимости от расы, а работу получали только квалифицированные специалисты, то достичь «разнообразия» можно только одним путем: нанимая неквалифицированных (или менее квалифицированных) работников. Если все рабочие места уже заняты лучшими из имеющихся претендентов, то замена определенной их части людьми определенной расы — это все равно что замена работников с определенным цветом глаз или длиной ушей на других. Это возможно только путем найма менее квалифицированных работников. Таким образом, подрывается и подчиняется принципу «разнообразия» стандарт оценки претендентов на рабочие места. Этот стандарт — стандарт объективной проверки соответствия должности — «уравновешивается» своей противоположностью. В процесс приема на работу по способностям вносится «разнообразие» путем найма неспособных сотрудников.

В 1970-х либералы начали продвигать программу «правовой защиты» расовых меньшинств. Из-за того, что негры изображались «обделенными» — обделенными образованием, работой, богатством, — обществу предписывалось идти ради них на жертвы, предоставляя им предпочтительные возможности в самых разных сферах. Основанием для такого отношения служил исключительно голый факт их «обделенности», а не какие-либо положительные качества, которыми они обладали.

Но даже тогда либералы не отвергали в открытую ценностный стандарт. Скорее, они утверждали, что «правовая поддержка» постепенно поможет «обделенным» подтянуться до рационального стандарта. Они доказывали, что меньшинства, получив государственную защиту и поддержку, примут те же ценности, что свойственны «продвинутым» белым, то есть что со временем они обретут такие же способности, смогут проходить такие же проверки, выполнять такие же обязанности и, следовательно, получать такое же вознаграждение.

Сегодняшняя доктрина «разнообразия» отвергает, однако, даже эти сомнительные связи с ценностями. Теперь само предположение, что стандартом оценки работника должны быть его способности, объявляется «ограничительным» и «расистским». Теперь это называется аблеизмом. Теперь главной идеей стало то, что черных надо нанимать на работу в первую очередь: не для того, чтобы помочь им достичь соответствия объективным стандартам, а в качестве средства уничтожения стандартов как таковых.

Почему — вопрошают мультикультуралисты — черные должны принимать стандарты белых? Почему выдавать документы об образовании нужно в соответствии с оценками, а не на основании этнической принадлежности? Почему при приеме на работу результаты профессиональной проверки претендента должны значить больше, чем его «уличная мудрость»? Почему английский лучше, чем черный сленг? Почему для предприятия программист важнее, чем тот, кто может понимать древний язык тамтамов? Не бывает ничего «лучшего», утверждают мультикультуралисты, бывает только «разнообразие».

Несомненно верно, что следование ценностным стандартам обязательно подразумевает «ограничения»: с их помощью отсекается все, не имеющее ценности. Любой эталон препятствует всему тому, что ему не соответствует. Принимать на работу по способностям — значит отсекать некомпетентных. Это, а вовсе не расовая дискриминация — единственный тип «ограничения», с которым стремятся покончить мультикультуралисты.

А для этого нужно покончить со стандартами как таковыми. Таким образом, «разнообразие», или «гармония», которые проповедуют мультикультуралисты, — это гармония между ценностными стандартами и их отсутствием, между стандартом и антистандартом. Так как мультикультуралисты, в отличие от расистов прошлого, не считают какую-то расу лучше прочих, они не предлагают в качестве альтернативного стандарта расовую принадлежность. Раса для них совершенно неважна. Она не является ценностью и нужна только для того, чтобы разрушить стандарты . Те, кто применяет такой подход, по сути говорят: «Почему возможность получить работу или место в колледже должна даваться только тем, кто соответствует ценностным стандартам? Почему бы не пожертвовать стандартами в пользу

“разнообразия”?»

Единственный мотив, который может стоять за превознесением того, что не имеет ценности, — отказ от ценностей истинных. Проповедники расового «разнообразия» не стремятся к смешению рас, которое может быть достигнуто в контексте объективной справедливости и рациональной оценки; справедливость и рациональность беспощадно антиэгалитарны и антиразнообразны. Нет, их цель — это смешение в «разнообразии» справедливости и несправедливости, рационального и иррационального, оценки по способностям и оценки по расовой принадлежности.

Таким образом, «разнообразие» по определению означает, что людей следует «оценивать» в соответствии с тем, что не имеет ценности. Это означает, что стандарт способностей ничем не лучше, чем не являющаяся стандартом расовая принадлежность. Это означает, что людей должны принимать на работу не за те способности, которые у них есть, и не ради того, чтобы они эти способности в себе развили, а потому, что способных и квалифицированных работников требуется «разнообразить» неспособными и неквалифицированными. Это означает, что между квалифицированными и неквалифицированными, между теми, кто обладает чем-то ценным для человечества, и теми, кто этого лишен, никогда не будет никакой разницы. Вот чего требуют от общества сторонники «разнообразия».

Таким образом, сегодня Министерство обороны США, выражая свою позицию по вопросу приема на службу, заявляет, что «в будущем любому белому человеку без отклонений будет требоваться особое разрешение для продвижения по службе». А Управление гражданской авиации дает руководителям подразделений указания, где особо оговаривается, что «практиковать внеочередные повышения за особые заслуги допустимо только в тех случаях, когда это способствует достижению целей “разнообразия”».

Продвигать людей по службе благодаря их недостаткам, продвигать их потому, что они не обладают никакими достоинствами, продвигать не потому, что они могут принести пользу компании и обществу, а потому, что от них нет никакой пользы. Провозглашать антиценности именно потому, что так уничтожаются ценности истинные. Вот катехизис мультикультуралистов. Способности нужно «разнообразить» отсутствием способностей, а тех, кто не может приносить пользу, — тех, кто не может предложить окружающим ничего, кроме отсутствия чего-либо ценного, — ни в коем случае нельзя «ограничивать». Поэтому если претендент на рабочее место получает отказ на основании несоответствия профессиональным стандартам, то, согласно точке зрения мультикультуралистов, он незаслуженно подвергается «дискриминации»; однако, если человек, соответствующий профессиональным стандартам, получает отказ на основании расовой принадлежности, которая стандартом служить не может, они считают, что работодатель поступает совершенно правильно, устраняя то, что может помешать «разнообразию».

Поэтому на «разнообразие» ссылаются всегда исключительно ради того, чтобы разрушить какую-либо ценность, и никогда — чтобы подкрепить ее. Например, «разнообразие» выгодно школам для того, чтобы иметь возможность уделять больше внимания «испытывающим проблемы с языком»; однако оно никогда не используется для того, чтобы оправдать создание большего количества групп для одаренных учащихся, чтобы «разнообразие» достигалось движением вверх, а не вниз. В студенческой среде никогда не слышно призывов «разнообразить» традицию «полит корректности» другими взглядами, которые были бы категорически противоположны феминизму или, скажем, правовой защите меньшинств. (Не говоря уже о мертвой тишине по поводу возможности внести «разнообразие» в антиразумные, антиличностные программы философских факультетов, дополнив их идеями, скажем, объективизма.) Ничего подобного существовать не может потому, что «разнообразие» означает уничтожение ценного за счет повсеместного насаждения не имеющего ценности.

Расовые меньшинства — всего лишь подходящие заложники для этой эгалитарианской кампании. Либеральная пропаганда приписала им неотъемлемое свойство вечной нужды и беспомощности. Из них несправедливо сделали символ безнадежности и неспособности, символ отсутствия ценностей и используют это как доказательство мультикультурной идеи о том, что если человека в обществе будут оценивать по его объективной полезности, то черные неизбежно окажутся исключенными из этой системы оценок. Мультикультуралисты хотят, чтобы люди поверили в то, что без квот «разнообразия» меньшинства ничего никогда не добьются. (Вот поэтому многие способные, независимые успешные чернокожие — которые оказались самыми главными жертвами «разнообразия» — не проявляют никакого интереса к остальным и ведут себя так, словно их не существует.)

В настоящее время требования «разнообразия» распространяются широко за пределы расы. Мультикультуралисты везде и всюду объявляют войну «дискриминации»: от критики правил грамматики за отсутствие в них толерантности к «лингвистическому разнообразию» до требований допустить глухих к участию в конкурсах ораторского искусства. Стандарты, кричат они, — это «евроцентристские» оковы рабства, а «разнообразие» — это освобождение. Освобождение от чего? От закона реальности, согласно которому ценное лучше того, что ценности не имеет.

Эта философия объясняет странный смысл, который мультикультуралисты придают термину «культура». Признаки, по которым они объединяют людей в группы, например раса, язык, происхождение, могут быть важными только для самого грубого, примитивного, племенного менталитета. Для любой разумной личности эти признаки несущественны — и именно поэтому они избираются мультикультуралистами. Они избраны извращенными умами в качестве определяющих характеристик группы именно потому, что лишены ценности. А наивысшая степень извращения — объявлять эти характеристики составляющими «культур».

Подлинная культура складывается из идей и ценностей, избранных определенной группой людей. Культура в любом случае — продукт свободного выбора, представлена ли она высокоразвитой, технократической цивилизацией, достижения которой сознательно и радостно принимаются членами общества, или самой застойной, сохраняющей традиционный племенной строй, при котором люди покорно следуют путем, избранным предками. Культура — это то, что избрали для себя люди, и то, что определяет основы их образа жизни.

Но мультикультуралисты намеренно выделяют то, что не является продуктом выбора и фактически не влияет на образ жизни граждан в обществе. Они концентрируют внимание на двух аспектах человека: на его чисто физиологических особенностях (таких, как расовая и половая принадлежность) и на случайных чертах, которые легко подвергаются изменениям (таких, как язык или место проживания). Физиологические черты человек не может выбрать для себя; к прочим относятся те, которые ни один разумный человек не будет считать настолько важными, чтобы делать их предметом выбора. Но с точки зрения мультикультуралистов, чем меньшую подлинную ценность имеет некая характеристика для группы людей, тем в большей степени она определяет «культуру».

Иррациональность старомодного расизма бледнеет по сравнению с мультикультурализмом, который считает, что существуют отдельные «культуры» черных, латиноамериканцев, геев, инвалидов — то есть групп, выделяемых по признакам, не имеющим ценности, и которые (как принято считать) не могут быть выбраны. (Поэтому, кстати, сегодняшние «левые» так настойчиво доказывают, что гомосексуализм не является сознательным выбором человека; если сексуальная ориентация будет признана продуктом свободного выбора, никакая официально санкционированная «гей-культура» не будет возможна.)

Мультикультуралисты считают то, что не может быть выбрано, сущностью человеческой личности. Соответственно, они преуменьшают значение того, что в действительности формирует характер и ценности человека: его мыслительные способности. Индивидуальное мышление — миф, говорят они. Все идеи человека — не более чем производные общего этнического облика, данного ему от природы. Как и все прочие коллективисты, мультикультуралисты принимают (субъективистскую) версию детерминизма. Они считают, что каждая «культура» — то есть каждая этническая группа — отличается особым набором интеллектуальных черт, свойственных исключительно ее членам. Они придают этническую окраску любым идеям, догматически определяя их как «научные принципы черных», «женские юридические теории», «гейская музыка», «белая интерпретация истории» и т. д.

Самые великие культурные достижения беззастенчиво обесцениваются мультикультуралистами. Единственный презрительный ответ мультикультуралиста на любые человеческие озарения — от культивирования в Древней Греции разумного и счастливого взгляда на жизнь до развития наук и личных свобод в эпоху Возрождения и достижения главенства над природой через технологию и предпринимательство в эпоху промышленной революции, на любые открытия и изобретения, поистине бесценные для каждого разумного человека, — таков: «Все это — продукты деятельности белых европейцев мужского пола, поэтому они не имеют значения для небелых, неевропейцев и немужчин».

При том, что мультикультуралисты совершенно точно принадлежат к разряду коллективистов, их идеология отличается от прочих вариантов коллективизма в одном существенном отношении: они к тому же — современные эгалитаристы.

Эгалитарность — это доктрина, откровенно требующая уравнения всех людей, так, чтобы никто не мог иметь то, чего лишены другие. Никто не должен иметь преимущество перед другими за счет своего богатства, ума, таланта, внешнего вида и т. д. Как пишет об этом Айн Рэнд, эгалитаристы стремятся «не к политическому, а к метафизическому равенству — равенству личных качеств и черт, независимо от природной одаренности и личного выбора, возможностей и характера».

Мультикультуралисты ревниво блюдут эту философию. Они понимают, что не может существовать никакого метафизического равенства, основанного на ценностях. Они знают, что равенство может быть только в отношении того, что не является ценностью: это равенство, которое достигается путем пресечения любых попыток подняться над общим уровнем. Осуществляют они этот процесс в две стадии.

Вначале они требуют, чтобы самосознание личности подчинялось этнической группе, к которой она принадлежит. Это разрушает любую заслуженную самооценку. Затем, чтобы уничтожить даже то ощущение псевдоценности, которое может получить человек через осознание себя членом племени, они требуют, чтобы каждый коллектив жертвовал собой ради другого — чтобы каждая группа, имеющая что-то, отказалась от всего в пользу любой другой группы, этого не имеющей.

Таким образом, если доля белых мужчин среди генеральных директоров компаний, доля студентов азиатского происхождения в университетах не соответствуют эгалитарному принципу, они должны пожертвовать своими интересами в пользу других «культур». Небелые и неазиаты имеют право получить выгоду от этого не потому, что обладают какими-то ценностями, а потому, что они ими не обладают, и потому, что принцип «разнообразия» не позволяет проводить черту между ценным и неценным. Особое предпочтение отдается тем «культурам», представители которой как работники не заслуживают повышения, а абитуриенты не заслуживают приема в вуз, именно потому, что они этого не заслуживают. Иными словами, мультикультуралисты не считают, что какая-то определенная группа людей может быть лучше других.

Это серьезное отклонение от взглядов ранних коллективистов. Например, Маркс утверждал, что личность не значит ничего, однако благородное воплощение всего лучшего в истории — это пролетариат. Гитлер призывал своих сторонников отдать свое эго ради арийского коллектива, который, по его мнению, воплощал человеческий идеал. Расисты американского Юга считали белых морально и интеллектуально выше черных. Все эти коллективисты принимали какую-то группу за ценностный стандарт.

Однако мультикультурализм — это окончательный отказ от ценностей. Это первая идеология, полностью объединившая коллективизм и эгалитарность. Она абсолютно коллективистична и при этом отвергает идею о том, что какой-то коллектив может быть реально лучше другого. Согласно этой идеологии, личность не имеет ценности точно так же, как не имеет ее никакая группа ( которой личность должна подчиняться ).

(Вот что привело сотрудника Университета Пенсильвании к такой поразительной критике индивидуализма. Если не брать в расчет его неспособность думать в иных терминах, кроме относящихся к группам, он понял, что индивидуализм приводит к триумфу «доминирующей» (то есть объективно лучшей) группы, а коллективизм — эгалитарный коллективизм — к тому, что лучшее приносится в жертву худшему.)

Кто-то может счесть парадоксальным, что мультикультурализм провозглашает всеобщее равенство «культур», в то же время требуя для определенных групп особых привилегий. Кто-то может даже заключить, что эгалитарность — просто фасад, позволяющий ее сторонникам продвигать интересы тех групп, к которым они благоволят.

Это опасная ошибка. На самом деле призыв к «равенству» и призыв к «особому отношению» — одно и то же.

Эгалитарность предполагает всеобщую уравниловку, то есть стремится опустить лучших до уровня худших. Согласно этой идеологии, упорно трудящийся человек не заслуживает жизни лучшей, чем у безответственного бездельника. Общество должно относиться и к тому и к другому одинаково. Как именно? Награждая паразита и наказывая прилежного работника, пока неравенство не будет устранено. И тот и другой подчиняются одному и тому же эгалитарному принципу: что надо отбирать у имеющих то, что они имеют, пока не наступит всеобщее равенство, то есть всеобщая нищета. Если следует одинаково воспринимать рациональное и иррациональное, то получается, что последнее получает объективно «предпочтительное» отношение.

Именно в этом состоит цель мультикультурализма. Он последовательно требует, чтобы ценное «разнообразилось» не имеющим ценности. Он настаивает на «особом отношении» к определенным «культурам» — не к тем, которые считает лучшими, а к тем, которые не отвечают никаким стандартам ценности, — для того, чтобы они «сравнялись» с теми, кто этим стандартам отвечает.

Именно это делает мультикультурализм гораздо более радикальным и более последовательным, чем старинный культурный релятивизм. Релятивисты считали, что у каждого общества должен быть свой собственный ценностный стандарт. Несмотря на эту ложную идею, они все-таки верили, что избранные ценности должны оберегаться, а то, что ценностью не является, — отвергаться. Они считали, что для каждой культуры «хорошо» то, что избрано ею, и, следовательно, эта культура должна отстаивать это. Напротив, мультикультуралисты отвергают саму идею «хорошего» — даже в субъективном понимании. Они проповедуют не нравственное равенство всего и всех, а равенство агрессивно безнравственное, то есть систему, при которой ценность никогда не может стать предпочтительнее не имеющего ценности.

Мультикультуралисты полностью разрушают любые связи между человеком и ценностями, используя для этого нигилистический взгляд на «культуру» и на «самосознание», определяемые невыбираемыми и незначимыми характеристиками. Чем больше несоответствие «культуры» настоящим, рациональным ценностям, тем более она превозносится и тем сильнее личность подталкивается к полному растворению в ней. Смысл и сущность мультикультурализма — поклонение антиценностям, тому, что заведомо враждебно человеческому существованию.

Невозможно представить более яркую и в то же время более отвратительную иллюстрацию этого, чем продолжающиеся споры по поводу лечения глухоты.

Глухота — ужасное проклятье, особенно если его жертвой оказывается ребенок. Глухота помещает ребенка в мир, где обучение языку — инструменту концептуального мышления — становится невероятно трудным. Но недавно медики разработали хирургическую операцию, называемую кохлеарной имплантацией, которая помогает излечить глухоту у многих детей, страдающих этим пороком. Эта операция неоценима, жизненно важна. Это прорыв, который должны с восторгом воспринимать все родители глухих детей.

Однако существует организованная оппозиция этому — причем среди самих глухих.

Национальная Ассоциация глухих называет эту процедуру «агрессивным хирургическим вмешательством по отношению к беззащитным детям». Как описано это в The New York Times:

«Главные защитники глухоты говорят, что очень жестоко вскрывать череп ребенка и тянуть провода через его внутреннее ухо только для того, чтобы лишить этого ребенка данного при рождении права на тишину».

Редактор Silent News, периодического издания для глухих, пишет:

«Я считаю, что для слышащих родителей неправильно лишать глухого ребенка его культурной идентичности и принуждать его к тому, чтобы слышать».

В статье в The Atlantic объясняется метафизика такой точки зрения:

«Глухота — это не болезнь. Многие глухие люди сегодня считают себя особой субкультурой, подобной любой другой. Они просто лингвистическое меньшинство (людей, говорящих на американском языке жестов) и не более нуждаются в избавлении от своего состояния, чем гаитяне или латиноамериканцы».

Эта статья озаглавлена «Глухота как культура».

Это философия мультикультурализма в полном цвете и во всем своем зле. Это неприкрытая атака на незаменимую ценность слуха — на том основании, что антиценность нуждается в культурной сохранности.

Мультикультуралистов бесит идея, что слышать лучше, чем не слышать. Они утверждают, что это проявление угнетения. Глухота и слух, говорят они, всего лишь признаки двух разных «культур», а «разное» никогда не значит «лучшее». Так что если слышащий человек не считается инвалидом, если он не является кандидатом на проведение корректирующей операции, то почему им должен быть глухой человек? Проведение такой имплантации, заявляют мультикультуралисты, — это дискриминация. Это подавление культуры глухих и того, что один автор назвал «гордостью глухих». Это аблеизм. Это, может быть, даже аудиоизм. В конце концов, почему способность слышать должна быть всеобщей ценностью? Почему среди людей не должно существовать слухового «разнообразия»?

Как объясняют редакторы журнала Deaf Life:

«Имплант — это окончательный отказ от глухоты, окончательный запрет глухим детям быть глухими».

Это абсолютно верно. Имплант — это медицинский отказ от того, что глухота неизлечима, и нравственный запрет на представление глухоты как чего-то желательного. Но «культуралисты» глухих предпочитают держаться за свое отклонение. Глухота, как их научили, — это право, данное им от рождения. Она определяет их самоидентичность, и, сохраняя ее, они намеренно — с готовностью — обрекают невинных детей на ужасы жизни без слуха.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.