(α) Распространение чистого здравомыслия

(?) Распространение чистого здравомыслия

Оно знает веру как то, что ему — разуму и истине — противоположно. Так же, как вера для него в общем есть сплетение суеверий, предрассудков и заблуждений, так сознание этого содержания для него организуется далее в царство заблуждения, в котором непосредственно, наивно и без рефлексии в себя само содержатся ложные взгляды сразу в виде общей массы сознания; но и они заключают в себе момент рефлексии в себя, или самосознания, отдельно от наивности, в виде остающегося для себя на заднем плане здравомыслия и злого умысла, которым одурачивается этот момент. Указанная масса есть жертва обмана со стороны духовенства, которое осуществляет свое завистливое тщеславие — быть единственным обладателем здравых взглядов, равно как и всякое другое своекорыстие, и в то же время вступает в заговор с деспотизмом, который в качестве синтетического лишенного понятия единства реального и этого идеального царства — случай редкостной непоследовательности — возвышается над дурным здравомыслием толпы и дурным умыслом духовенства, соединяет в себе то и другое, и из глупости народа и из того, что он сбит с толку обманывающим духовенством, презирая обе стороны, извлекает выгоду спокойного господства и удовлетворения своих желаний и произвола, но в то же время представляет собой ту же тупость здравомыслия — то же суеверие и заблуждение.

По отношению к этим трем сторонам врага просвещение ведет себя по-разному; так как его сущность есть чистое здравомыслие, в себе и для себя «всеобщее», то его истинное отношение с другим крайним термином есть отношение, в котором оно стремится к общему и одинаковому в обоих. Сторона единичности, изолирующей себя из всеобщего наивного сознания, составляет то противоположное здравомыслию, чего оно непосредственно касаться не может. Воля обманывающего духовенства и угнетающего деспота не есть поэтому непосредственно предмет их действования, а таковым служит лишенное воли здравомыслие, не разъединяющееся вплоть до для-себя-бытия, — понятие разумного самосознания, имеющее в массе свое наличное бытие, но в ней еще не наличествующее в качестве понятия. Но так как чистое здравомыслие избавляет это честное здравомыслие и его наивную сущность от предрассудков и заблуждений, то оно вырывает из рук дурного умысла реальность и власть его обмана, чье царство имеет свою почву и материал в недошедшем до понятия сознания общей массы и чье для-себя-бытие имеет свою субстанцию в простом сознании вообще.

Отношение чистого здравомыслия к наивному сознанию абсолютной сущности имеет, далее, два аспекта: с одной стороны, чистое здравомыслие в себе тождественно этому сознанию, с другой стороны, это сознание в простой стихии своей мысли предоставляет свободу абсолютной сущности, равно как и ее частям, позволяет им сообщить себе устойчивое существование и признает их лишь в качестве своего «в себе», а потому — предметно, свое же для-себя-бытие в этом «в себе» оно отрицает. — Поскольку, согласно первому аспекту, эта вера в себе есть для чистого здравомыслия чистое самосознание и должно лишь для себя стать таковым, постольку чистое здравомыслие имеет в этом понятии самосознания стихию, в которой оно реализует себя вместо ложного взгляда.

Со стороны того, что оба по существу суть одно и то же и что отношение чистого здравомыслия имеет место благодаря той же и в той же стихии, его сообщение есть непосредственное сообщение и его давание и получение есть беспрепятственный переход одного в другое. Какой бы, далее, клин не вбивался в сознание, оно в себе есть та простота, в которой все растворено, забыто и наивно и которая поэтому просто восприимчива к понятию. Сообщение чистого здравомыслия вследствие этого можно сравнить со спокойным расширением или же распространением какого-нибудь аромата, беспрепятственно наполняющего собой атмосферу. Оно есть всюду проникающая зараза, сначала не замечаемая как нечто противоположное той равнодушной стихии, в которую она проникает, и потому не может быть предотвращена. Лишь когда зараза распространилась, она существует для сознания, которое беспечно отдалось ей. Ибо хотя оно восприняло в себя именно простую сущность, равную себе и ему, но в то же время оно было простотой рефлектированной в себя негативности, которая затем, согласно своей природе, раскрывается как нечто противоположное и таким образом напоминает сознанию о его прежнем образе; она есть понятие, которое есть простое знание, знающее себя само и в то же время — свою противоположность, но знающее ее внутри себя снятой. Насколько поэтому чистое здравомыслие существует для сознания, оно уже распространилось; борьба с ним указывает на имеющую место заразу; но борьба запоздала, и всякое средство лишь ухудшает болезнь, ибо она поразила самую сердцевину духовной жизни, а именно сознание в его понятии или самое его чистую сущность; поэтому в нем и нет такой силы, которая могла бы превозмочь заразу. Так как она — в самой сущности, то ее отдельные внешние проявления еще могут быть сдержаны, а поверхностные симптомы смягчены. Это ей в высшей степени выгодно, ибо она теперь не расточает силы попусту и не показывает себя недостойной своей сущности, что бывает тогда, когда она прорывается в симптомах и отдельных вспышках против содержания веры и против связи ее внешней действительности. Наоборот, теперь, словно невидимый и незаметный дух, она пробирается вглубь, в самые благородные органы и прочно завладевает чуть ли не всеми внутренностями и членами бессознательного идола, и «в одно прекрасное утро она толкает локтем товарища, и трах-тарарах! — идол повержен!» [33], — в одно прекрасное утро, полдень которого не кровав, если зараза проникла во все органы духовной жизни; только память тогда сохраняет еще мертвый образ прежней формы духа как некоторую неизвестно как протекавшую историю; и новая, вознесенная для поклонения змея мудрости таким образом только безболезненно сбросила с себя дряблую кожу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.