(α) Совесть как действительность долга

(?) Совесть как действительность долга

Таким образом, достигнув этой своей истины, моральное самосознание покидает или, лучше сказать, снимает внутри себя самого разделение, из которого возникла подтасовка, разделение в-себе[-бытия] и самости, чистого долга как чистой цели — и действительности как некоторой природы и чувственности, противоположных чистой цели. Моральное самосознание, вернувшись таким образом в себя, есть конкретный моральный дух, в сознании чистого долга не сообщающий себе некоего пустого мерила, который был бы противоположен действительному сознанию; чистый долг, точно так же как и противоположная ему природа, суть снятые моменты; этот дух есть моральная сущность, в непосредственном единстве претворяющая себя в действительность, а поступок есть непосредственно конкретная моральная форма.

[Допустим, что] имеется какой-нибудь случай совершения поступков; для знающего сознания он есть некоторая предметная действительность. Этому сознанию как совести (Gewissen) он известен (weiss ihn) непосредственным конкретным образом, и в то же время он есть только так, как он ему известен. Знание (Wissen) случайно, поскольку оно есть нечто «иное», нежели предмет; однако дух, достоверно знающий себя самого, не есть уже такое случайное знание и порождение внутри себя мыслей, от которых разнилась бы действительность; наоборот, так как разделение в-себе[-бытия] и самости снято, то рассматриваемый случай непосредственно в чувственной достоверности знания таков, каков он в себе, а в себе он только таков, каков он в этом знании. — Совершение поступков как претворение в действительность вследствие этого есть чистая форма воли — простое обращение действительности как сущего случая в действительность содеянную, простого модуса предметного знания в модус знания о действительности как порождении сознания. Подобно тому как чувственная достоверность непосредственно воспринята или, лучше сказать, обращена во в-себе[-бытие] духа, так и это обращение просто и неопосредствованно есть переход при помощи чистого понятия без изменения содержания, которое определено интересом знающего о нем сознания. — Совесть, далее, не обособляет обстоятельств [данного] случая в разные обязанности. Она ведет себя не как положительная всеобщая среда, в которой бы все множество обязанностей, каждая для себя, сохраняло непоколебимую субстанциальность, вследствие чего либо вовсе нельзя было бы совершать поступков, потому что всякий конкретный случай содержит противоположение вообще, а как моральный случай — противоположение обязанностей, следовательно, в определении поступков одна сторона, один долг всегда был бы нарушен — либо же, если бы поступок совершился, то одна из противоположных обязанностей была бы действительно нарушена. Совесть, напротив, есть негативное «одно» или абсолютная самость, которая уничтожает эти различные моральные субстанции; она есть простое сообразное долгу совершение поступков, которое выполняет не тот или иной долг, а знает и совершает конкретное правое дело. Поэтому она вообще только и есть совершение моральных поступков как поступков, в которые перешло прежнее бездеятельное сознание моральности. — Различающее сознание может аналитически разложить конкретную форму действия на разные свойства, т. е. здесь — на разные моральные отношения, и либо каждое из них — в том виде, в каком оно необходимо должно быть, чтобы быть долгом, — объявляется имеющим абсолютное значение, либо они сравниваются и проверяются. В простом моральном поступке совести обязанности так завалены, что всем этим единичным сущностям непосредственно причиняется урон, и в неколебимой достоверности совести вовсе нет места расшатыванию долга путем проверки.

Столь же мало в совести той колеблющейся неуверенности сознания, которое то полагает так называемую чистую моральность вне себя в некоторую иную священную сущность, а себя само считает не-священным, то снова моральную чистоту полагает в себя, а связь чувственного с моральным — в иную сущность.

Она отрекается от всех этих установок и перестановок морального мировоззрения, так как она отрекается от сознания, которое постигает долг и действительность противоречивыми. Согласно этому сознанию, я поступаю морально тогда, когда я сознаю, что я выполняю только чистый долг, а не что-либо иное, т. е. на деле, когда я не совершаю поступка. Но когда я действительно совершаю поступок, я сознаю некоторое «иное», некоторую действительность, которая имеется налицо, и некоторую действительность, которую я хочу создать, у меня есть определенная цель, и я выполняю определенный долг; в этом заключается нечто иное, нежели чистый долг, который единственно следовало иметь в виду. — Совесть, напротив, есть сознание того, что если моральное сознание объявляет чистый долг сущностью своих поступков, то эта чистая цель есть подтасовка сути дела; ибо в том-то и состоит сама суть дела, что чистый долг заключается в пустой абстракции чистого мышления и свою реальность и содержание он имеет только в определенной действительности, — действительности, которая есть действительность самого сознания, и сознания — не как некоей мысленной вещи, а как чего-то единичного. Совесть для себя самой имеет свою истину в непосредственной достоверности себя самой. Эта непосредственная конкретная достоверность себя самой есть сущность; если эту достоверность рассматривать со стороны противоположности сознания, то собственная непосредственная единичность есть содержание морального действования; и его форма есть именно «эта» самость как чистое движение, а именно как знание или собственное убеждение.

Присматриваясь ближе к моральному сознанию в его единстве и в значении моментов, мы видим, что оно постигло себя лишь в качестве в-себе[-бытия] или в качестве сущности; как совесть, однако, оно постигает свое для-себя-бытие или свою самость. — Противоречие морального мировоззрения разрешается, т. е. то различие, которое лежит в основе этого противоречия, оказывается не различием, и оно сливается в чистую негативность; но именно последняя и есть самость — простая самость, которая в такой же мере есть чистое знание, как и знание себя в качестве «этого» единичного сознания. Эта самость составляет поэтому содержание пустой дотоле сущности, ибо она есть то действительное, которое более не имеет значения того, чтобы быть природой, чуждой сущности и самостоятельной в собственных законах. В качестве негативного она есть различие чистой сущности, некоторое содержание, и притом такое, которое обладает значимостью в себе и для себя.

Далее, эта самость как чистое себе самому равное знание есть просто всеобщее, так что именно это знание как его собственное знание, как убеждение есть долг. Долг более не есть всеобщее, которое противостоит самости, а о нем знают, что в этой разделенности он не обладает значимостью; теперь закон существует для самости, а не самость для закона. Но закон и долг поэтому имеют не только значение для-себя-бытия, но и в-себе-бытия, ибо это знание в силу своего равенства себе самому есть именно в-себе[-бытие]. Это в-себе[-бытие] и в сознании отделяется от упомянутого непосредственного единства с для-себя-бытием; в таком противопоставлении оно есть бытие, бытие для «иного». — Именно о долге как о долге, покинутом самостью, теперь известно, что он есть только момент; от своего значения — быть абсолютной сущностью — он низведен до бытия, которое не есть самость, не есть для себя, а, следовательно, есть бытие для другого. Но это бытие для другого именно потому остается существенным моментом, что самость как сознание составляет противоположность для-себя-бытия и бытия для другого, и теперь долгу присуще быть тем, что непосредственно действительно, он более не есть лишь абстрактное чистое сознание.