(β) Язык убеждения

(?) Язык убеждения

Тем самым мы снова встречаемся с языком как наличным бытием духа. Он есть сущее для других самосознание, которое непосредственно как таковое имеется налицо и, будучи «этим», всеобще. Он есть отделяющаяся от себя самой самость, которая становится для себя предметом как чистое «я = я», и в этой предметности в такой же мере сохраняет себя в качестве этой самости, как и сливается непосредственно с другими и есть их самосознание: она точно так же принимает себя на слух, как и ее принимают на слух другие, и это принимание на слух (das Vernehmen) и есть наличное бытие, ставшее самостью.

Содержание, которое здесь приобрел язык, уже не есть извращенная. и извращающая и разорванная самость мира образованности, а есть дух, возвратившийся в себя, достоверно знающий себя и в своей самости — свою истину или свое признавание и признанный в качестве этого знания. Язык нравственного духа есть закон, и простое повеление, и жалоба, которая в большей мере есть слеза, пролитая по поводу необходимости; моральное сознание, напротив того, еще безмолвно, замкнуто у себя в своем «внутреннем», ибо в нем самость еще не имеет наличного бытия, а наличное бытие и самость находятся лишь во внешнем отношении друг к другу. Но язык выступает лишь как средний термин самостоятельных и признанных самосознании; и налично сущая самость есть непосредственно всеобщая, многократная и в этой множественности простая признанность. Содержание языка совести есть самость, знающая себя как сущность. Он выражает только это, и это выражение есть истинная действительность действования и значимость поступков. Сознание высказывает свое убеждение; именно в этом убеждении единственно поступок есть долг; и только потому он и считается долгом, что убеждение находит словесное выражение. Ибо всеобщее самосознание свободно от только сущего, определенного поступка; последний как наличное бытие не имеет для него значения, а значение имеет убеждение, что поступок есть долг; и долг действителен в языке. — Претворить поступок в действительность не значит здесь перевести его содержание из формы цели и для-себя-бытия в форму абстрактной действительности, а значит перевести его из формы непосредственной достоверности себя самого — достоверности, которая знает свое знание или для-себя-бытие как сущность, — в форму уверения, что сознание убеждено в долге и знает долг как совесть, исходя из себя самого; это уверение, стало быть, уверяет, что оно убеждено в том, что его убеждение есть сущность.

Истинно ли уверение, что совершают поступки из убежденности в долге, действительно ли то, что совершается, есть долг, — эти вопросы или сомнения лишены всякого смысла по отношению к совести. — Вопрос, истинно ли уверение, предполагал бы, что внутреннее намерение отличается от высказанного, т. е. что проявление воли единичной самости может быть отделено от долга, от воли всеобщего и чистого сознания; эта воля была бы на словах, а первое было бы, собственно говоря, истинным побудительным мотивам поступка. Однако именно это различие всеобщего сознания и единичной самости снято, и снятие его есть совесть. Непосредственное знание достоверно знающей себя самости есть закон и долг; его намерение, вследствие того, что оно — его намерение, есть справедливость (das Rechte); требуется только, чтобы оно это знало и чтобы оно высказало убеждение в том, что его знание и проявление воли есть справедливость. Выражение этого уверения снимает в себе самом форму своей особенности; оно признает в этом необходимую всеобщность самости; называя себя совестью (Gewissen), оно называет себя чистым знанием себя самого (Sichselbstwissen) и чистым абстрактным проявлением воли, т. е. называет себя всеобщим знанием и проявлением воли, которое признает других, которое им равно (ибо они суть именно это чистое знание себя и проявление воли) и поэтому признается также ими. В проявлении воли достоверно знающей себя самости, в этом знании, что самость есть сущность, заключается сущность справедливости. — Следовательно, тот, кто говорит, что он поступает таким-то образом по совести, говорит истину, ибо его совесть есть знающая и проявляющая волю самость. Но он по существу должен это сказать, ибо эта самость должна быть в то же время всеобщей самостью. То, что самость есть всеобщая самость, заключается не в содержании поступка, ибо содержание в силу своей определенности само по себе безразлично, а всеобщность заключается в форме поступка; именно эту форму и следует установить как действительную; она и есть самость, которая как таковая действительна в языке, высказывается как истинное, именно в этом признает все самости и признается ими.