Глава I За полвека до революции

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава I

За полвека до революции

Взрывом всенародной радости встретила Франция 1 сентября 1715 г. известие о смерти Людовика XIV: такой глубокой была ненависть к нему самых различных слоев населения. Но ликование было преждевременно. Жизнь скоро развеяла наивную веру в то, что смерть деспота и ханжи принесет разрешение волнующих страну проблем.

В XVIII в. капиталистический уклад во Франции достигает значительного развития. В промышленности мануфактуры становятся господствующей формой производства. Но их превращению в фабрики препятствует полукрепостническая зависимость крестьян, она мешает образованию рынка рабочей силы. Нищета крестьян (выплачивающих кроме всего, что с них взимает сеньор, большие налоги светским и церковным властям) достигает ужасающих размеров. Один за другим следуют голодные бунты доведенных до отчаяния масс. Какой платежеспособный спрос могут предъявить умирающие от голода крестьяне? Как может в этих условиях расширяться рынок, необходимый для развития торговли?

Далеко зашедшему развитию буржуазных форм производства и обмена в стране препятствуют феодальные политические порядки. «…Там, где экономические отношения требовали свободы и равноправия, политический строй противопоставлял им на каждом шагу цеховые путы и особые привилегии» (1, 20, 107). Отсюда углубление конфликта между вырождающимся старым господствующим классом и поднимающимся новым. «По политическому положению дворянство было всем, буржуа — ничем; по социальному положению буржуазия была теперь важнейшим классом в государстве, тогда как дворянство утратило все свои социальные функции и продолжало получать доходы в качестве вознаграждения за эти исчезнувшие функции» (там же, 168). Это противоречие приобретает во Франции такую остроту, какой оно не имело ни в одной другой европейской стране. Кризис феодально-абсолютистского строя все более обостряется. Усиливается оппозиция этому строю и со стороны трудящихся города и деревни, и со стороны буржуазии. Зреют семена грядущей революции. И хотя сдвиги в соотношении общественных сил еще не достигли кульминации, необходимой, чтобы буря разразилась, они ее подготавливают и предвещают.

Конечно, ни о каких социально-политических переменах не могло быть и речи, пока в сознании общества прочно держалась освящающая старый строй идеология. Правда, с победой буржуазной революции в Нидерландах (конец XVI в.) и в Англии (вторая половина XVII в.) в этих странах был уничтожен могучий оплот феодальной идеологии — католическая церковь, понесшая серьезный урон и в Германии.

Но средневековый образ мышления представлял такую твердыню, что потребовались века упорной борьбы, чтобы его подорвать.

Слепое принятие не только «истин» откровения, но и всех положений, освященных авторитетами и обычаем, — такова феодальная традиция, приписывавшая непререкаемую истинность всем социально-политическим, религиозным, философским и моральным принципам средневековья. Веками эта традиция внушала, что сам человек не может и не смеет решать вопросы, возникающие во всех этих областях, что за него все решает церковь. В борьбе против этой традиции огромную роль сыграли Декарт и другие философы-рационалисты XVII в., потребовавшие, чтобы все вопросы были представлены на суд разума. Борьба Ламетри и других просветителей против феодальных предрассудков и схоластического догматизма — прямое продолжение «картезианской революции». Недаром просветители именовали свой век веком разума. Ламетри неоднократно подчеркивал величие подвига, который совершил «Декарт, этот гений, прокладывавший новые пути…» (2, 73).

И все же Ламетри подвергает острой критике Декарта и других философов-рационалистов XVII в. Путь этой критике проложил Бейль, обративший оружие скептицизма не только против средневекового образа мышления теологов, но и против идеализма рационалистов XVII в., «подготовив тем самым почву для усвоения материализма и философии здравого смысла во Франции» (1, 2, 141). Другим фактором, подготовившим для этого почву, был утвердившийся на противоположном берегу Ла-Манша материалистический сенсуализм Локка. Его влияние явственно проступает в «Философских письмах об англичанах» (1733), в «Трактате о метафизике» (1734), в «Основах философии Ньютона» (1738) Вольтера — произведениях, в которых уже громко заявило о себе Просвещение.

Общеевропейская известность и авторитет, которые завоевал к сороковым годам века Вольтер, свидетельствовали о том, что в это время все больше пробивает себе путь мысль о необходимости свободно и непредубежденно обсудить все то, что до сих пор обсуждению не подлежало. Всеми имевшимися в их распоряжении средствами обрушивалась феодально-абсолютистская реакция на тех, кто во Франции пытался провести эту мысль в жизнь. Изучение большого фактического материала привело Бокля к выводу, что почти все французские писатели, чьи произведения увидели свет на протяжении 70 лет после смерти Людовика XIV, подверглись преследованиям (см. 8, 548). В то время как сознание не только определенной части третьего сословия Франции, но и некоторых представителей дворянства созревает для восприятия новых идей, в ней больше, чем в любой другой западноевропейской стране, свирепствует произвол светских и духовных властей, которые чинят расправу над всяким проблеском свободной мысли.

Такова была идейно-политическая обстановка во Франции к моменту выхода на арену идейной борьбы Ламетри, первый философский труд которого увидел свет в 1745 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.