Ф. ЭНГЕЛЬС МАНИФЕСТ г-на ЛАМАРТИНА

Ф. ЭНГЕЛЬС МАНИФЕСТ г-на ЛАМАРТИНА

На столбцах вашей газеты было недавно опубликовано это любопытное произведение искусства[169]. Оно делится на две четко разграниченные части: политические мероприятия и социальные мероприятия. Что касается политических мероприятий, то они все до одного заимствованы, почти без изменений, из конституции 1791 г.; иными словами, они представляют собой возврат к требованиям буржуазии в начале революции. В те годы вся буржуазия, включая даже мелких предпринимателей, была наделена политической властью, в то время как сейчас доступ к власти предоставлен лишь крупным капиталистам. В чем же в таком случае заключается смысл политических мероприятий, предлагаемых г-ном Ламартином? В том, чтобы отдать управление в руки низших слоев буржуазии, но под видом предоставления его всему народу (в этом и только в этом состоит смысл его требования всеобщего избирательного права при двухстепенной системе выборов). А его социальные мероприятия? Либо это такие меры, которые предполагают, что политическая власть уже перешла к народу в результате успешной революции, например, бесплатное всеобщее обучение; либо это меры чистой благотворительности, т. е. меры, призванные ослабить революционную энергию пролетариев; либо это просто громкие фразы, лишенные всякого практического смысла, вроде упразднения нищенства чрезвычайным законом, ликвидации общественных бедствий законодательным путем, учреждения министерства народной жизни и т. п. Эти мероприятия, поэтому, либо совершенно бесполезны для народа, либо рассчитаны на удовлетворение его нужд лишь настолько, чтобы в известной мере обеспечить общественное спокойствие, либо это только пустые обещания, которые никто не может выполнить, — и в этих двух последних случаях они не только бесполезны, но и вредны. Короче говоря, г-н Ламартин как с социальной, так и с политической стороны показал себя верным представителем мелких предпринимателей, низших слоев буржуазии, и как таковой он разделяет свойственную этому классу иллюзию, будто бы он представляет трудящихся. В конце манифеста он оказывается настолько глупым, что обращается к правительству с требованием поддержать его мероприятия. Но ведь именно нынешнее правительство крупных капиталистов пойдет на что угодно, только не на это. Поэтому «Reforme» совершенно права, когда она, хотя и весьма доброжелательно, отдавая дань его благим намерениям, оспаривает пригодность как самих его мероприятий, так и способа, избранного им для проведения их в жизнь.

«Это, разумеется», — пишет «Reforme», — «благородные слова, свидетельствующие о большом сердце, о душевном сочувствии правому делу. Под покровом этих слов явственно бьется пульс братских чувств, и на наших поэтов и философов они окажут такое же воодушевляющее действие, какое в Греции времен Перикла оказывали изречения Платона. Но мы сейчас очень далеки от Перикла, мы живем во времена, когда царствуют гг. Ротшильд, Фюльширон и Дюшатель, иначе говоря, троица, олицетворяющая собой деньги, животный страх и полицию; нами управляют прибыль, привилегии и муниципальная гвардия. Неужели же г-н Ламартин надеется, что в ответ на его призыв к установлению суверенитета нации и социального братства эта лига тесно сплоченных интересов, этот зондербунд^{125} червонцев, рангов и монополий сдастся и сложит оружие? Ведь в сфере зла, как и в сфере добра, все в нашем мире связано между собой, одно поддерживает другое, ничто не существует изолированно; и вот почему даже самые возвышенные программы депутата от Макона^{126}будут уноситься как благоуханный летний зефир, замирать, как пустой звук трубы, пока они будут отмечены родимым пятном всякой монополии — феодальным нарушением права и равенства. И эта лига привилегированных классов особенно тесно сплочена именно сейчас, когда правительственная система находится во власти судорожного страха.

Что же до предлагаемых им институтов, то официальные круги страны и их главари называют такие вещи философскими леденцами: гг. Дюшатель и Гизо посмеются над ними, и если депутат от Макона не поищет где-нибудь оружия и солдат для защиты своих идей, он до конца жизни будет говорить красивые слова и не продвинется вперед ни на шаг! Если же он обращается не к правительству, а к миллионам, мы скажем ему, что он идет по неправильному пути и никогда не завоюет на сторону своей системы — системы многостепенных выборов, налога в пользу бедных и благотворительности — ни революции, ни мыслящих людей, ни народа. Ведь принципы социального и политического возрождения были найдены еще пятьдесят лет тому назад. Всеобщее избирательное право, прямые выборы, жалованье народным представителям — вот основные условия политического суверенитета. Равенство, свобода, братство — вот принципы, которые должны бы управлять всеми общественными институтами.

А вот налог в пользу бедных основан далеко не на братстве и в то же время он является оскорбительным, хотя и весьма беспомощным, отрицанием равенства. Нам нужна не английская буржуазная практичность, а совершенно новая социально-экономическая система, которая осуществила бы права и удовлетворила бы нужды всех граждан».

Несколько дней спустя был опубликован второй манифест г-на Ламартина, о внешней политике Франции. В нем он утверждает, что система умиротворения, которой французское правительство придерживалось с 1830 г., является единственно правильным образом действий. Он прикрывает пышными фразами гнусное поведение французского правительства, которое сначала подстрекало Италию и другие страны к восстанию, а потом бросило их на произвол судьбы. Приводим убедительный ответ «Reforme» на этот медоточивый манифест:

«Законное и единственное средство нашего освобождения — священную войну во имя принципов — г-н Ламартин приносит в жертву теории умиротворения, которая будет оставаться простым проявлением слабости, ложью и даже актом предательства, пока отношения между народами основываются на политике дипломатов и эгоизме правительств. Слов нет, мир — это конечное требование цивилизации; но что значит мир с Николаем, царем России? Душитель целых народов, палач, посылающий их сыновей на виселицы, ведущий беспощадную войну даже против надежд и воспоминаний, топящий в слезах и крови великую, прекрасную страну! По отношению к человечеству, к цивилизации, к самой Франции мир с этим неистовым палачом равносилен трусости; по отношению к справедливости, к праву, к революции он равносилен преступлению! Что значит мир с Меттернихом, который нанимает полчища убийц, который в интересах коронованного эпилептика лишает свободы целые народы? Что значит мир со всеми этими мелкими европейскими цезарями, разорившимися распутниками или мерзкими ханжами, которые сегодня правят в угоду иезуитам, а завтра — в угоду куртизанке? Что значит мир с аристократическим и торгашеским английским правительством, тираном морей, душителем свободы Португалии, правительством, которое выжимает деньги даже из нищенских лохмотьев своего народа? Повторяем, мир с этими ростовщиками, с этими отравителями является для революционной страны трусостью, позором, преступлением, моральным падением, банкротством не только интересов, но и права и чести».

Другие парижские газеты тоже высказали свое несогласие с различными пунктами программы г-на Ламартина. Однако он продолжает разъяснять принципы этой программы в своей газете «Bien Public»[170], выходящей в Маконе. Через несколько месяцев мы сможем судить о том, какое впечатление его новый шаг произведет на палату депутатов.

Написано Ф. Энгельсом в начале ноября 1847 г.

Напечатано в газете «The Northern Star» № 525, 13 ноября 1847 г. с пометкой редакции: «От нашего парижского корреспондента»

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые