ТЕ, КОТОРЫЕ ЗНАЮТ, И ТЕ, КОТОРЫЕ ВЕРЯТ
ТЕ, КОТОРЫЕ ЗНАЮТ, И ТЕ, КОТОРЫЕ ВЕРЯТ
Но существует и еще одна великая узурпация: та, которую совершила религия — в узком и современном смысле этого слова — узурпация области «священного» и «божественного».
Священное и божественное — это предмет веры: эта истина была навязана Европе за последние века. Наша истина — иная: лучше знать, что ты ничего не знаешь, чем верить.
В современной ментальности существует один центральный пункт, в котором положения материалистической науки совпадают с религиозными воззрениями: они совпадают в одном и том же отречении, в одном и том же пессимизме, в одном и том же агностицизме в отношении духовного, неприкрыто и методично в одном случае, неявно в другом.
Предпосылкой материалистической науки служит в действительности то, что наука — в смысле реального, позитивного, материального знания — компетентна только в физических вещах. Применительно к тому, что не является чисто физическим, не может быть никакой науки, научные методы там абсолютно неприменимы, и наука передает это, в силу своей собственнной некомпетентности, вере, мертвым и произвольным абстракциям философии или сентиментальным и «моралистическим» разглагольствованиям.
Религия, в свою очередь, исходя исключительно из веры, и не допуская никаких эзотерически-инициатических учений, кроме профанической, доступной для масс доктрины, никакого гнозиса, кроме ханжеских суеверий, совершает то же самое отречение. В действительности, человек верит только тогда, когда он ничего не знает и думает, что так и не сможет никогда ничего узнать. И при этом он впадает в тот же агностицизм «позитивистов» по отношению ко всему тому, что не является материальной и доступной органам чувств реальностью.
Мы же, основываясь на гораздо более древней и более истинной традиции, нежели традиция, оправдывающая «веру» западных людей, на традиции, засвидетельствованной не в книгах, а в деяниях могущества и ясности, мы остаемся верными возможности и истинной реальности того, что мы называем Мудростью. Это означает, что мы остаемся верными той идее, что и в «метафизической» сфере возможно такое же позитивное, прямое, методичное, экспериментальное знание, как и опытное знание науки в физической области. Такое метафизическое знание стоит выше веры, выше всякой морали и выше всякой человеческой философии.
И мы утверждаем, что во имя этой Мудрости и во имя обладающих этой мудростью, необходимо разоблачить и сорвать маски с тех, кто в области религиозных суеверий, в силу простого "волнения души", в силу догм и обычаев, в силу галлюцинаций и действия слепой веры, провозгласили себя единственными хранителями священного и божественного. Они являются узурпаторами тех, которые знают, и, следовательно, тех, которые могут, тех, которые есть — как человеческие боги, которых знали и чтили во всех великих античных традициях.
В контексте всего нашего изложения, в контексте формулировки тех принципов, которые должны лечь в основу борьбы против демократии, против современной Европы и ее декадентской культуры, мы должны центральное место отвести именно уяснению того, что в действительности является Мудростью. Без утверждения необходимости синтеза двух видов могущества, сакрального и светского, жреческого и царственного, в единой максимально индивидуализированной иерархии, наши имперские проекты не могут быть ни поняты, ни оправданы. Более того, без этого непонимание и искажение нашей мысли будут неизбежными.
Но как только будет понятно, о чем здесь идет речь, наше утверждение о том, что мы, несгибаемые и радикальные сторонники Империи, должны начинать отнюдь не с религиозной иерархии (противоречащей гностической и инициатической), будет оправдано и обосновано. Религиозная иерархия, становясь во главе материальной и чисто светской организации, на самом деле вообще не способна ничего исправить. Она в таком случае лишь породит пустую оболочку форм, смутные фантазии, основанные на слепой вере и на человеческих сентиментах, огрубив свои противоречивые догмы, символы и обряды, заимствованные из других традиций и постепенно утратившие всякий смысл. Короче говоря, такая чисто религиозная иерархия не будет той высшей, солнечной, основанной на могуществе реальностью, которую мы язычески понимаем под духом, напротив, она будет абсолютной ирреальностью, антиарийской и анти-римской риторикой, питающей, при переходе в этическую область, все то, что женственно, «романтично» и трусливо в европейской душе.
Итак, нам необходимо полное преодоление как религиозного ирреализма так и материалистического реализма посредством трансцендентной, мужественной, олимпийской позитивности.