5. Выяснить возможности разума (Кант)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

5. Выяснить возможности разума (Кант)

Во второй половине XVIII – первой половине XIX века в Германии было несколько живших в разное время выдающихся мыслителей, создавших грандиозные философские учения. Их интеллектуальная деятельность вошла в историю под названием немецкой классической философии. Ее родоначальником был Иммануил Кант.

Исходным пунктом его воззрений является утверждение о том, что прежде чем познавать мир, надо выяснить можем ли мы его в принципе познать. Если да, то насколько. Необходимо установить возможности нашего познания, его границы. Главное познавательное орудие – это разум, стало быть прежде всего необходимо выяснить способности и возможности нашего разума. Всестороннее исследование их Кант назвал его критикой, а философия, по его мнению, должна быть не постижением внешнего мира, а критикой разума, то есть изучением его устройства, специфики и законов. Немецкий философ говорил, что к такому выводу его подтолкнуло учение Дэвида Юма, который «разбудил его от догматического сна». Вспомним утверждение последнего о том, что мир неизбежно скрыт от нас и поэтому знание возможно не о нем, а о своих собственных состояниях (ощущениях, чувствах, мыслях и т. п.) или что предметом философии может быть вполне доступная нам субъективная (внутренняя, психическая, духовная) реальность, но ни в коем случае – не объективная (внешняя). Так же полагал и Кант: откуда нам знать каков мир, если мы имеем дело не с ним самим, а с его отражением в нашем сознании, в силу чего последнее может и должно быть главным объектом философского внимания.

То, что существует само по себе, он назвал ноуменом или «вещью в себе», которая непознаваема, то же, что видим мы, то, как реально существующее представляется нам, он обозначил феноменом или «вещью для нас». Главный вопрос заключается в том, насколько соответствует первое второму, или в какой мере феномены могут предоставить нам информацию о ноуменах. Кант утверждал: две эти области жестко разграничены, видимое нами – совсем не то же самое, что действительно есть. В нашем уме содержатся некие врожденные или априорные (доопытные) формы сознания, под которые мы как бы подгоняем окружающий мир, втискиваем его в них и он существует в нашем представлении совсем не в том виде, каков он на самом деле, а в том, каким он только и может быть в этих априорных формах. Вспомним учение Секста Эмпирика: каждое живое существо устроено неким определенным образом и поэтому оно воспринимает действительность не такой, какая она сама по себе, но всегда видит только то, что может и должно увидеть в силу этого своего устройства. У человека, говорит Кант, тоже по-особенному устроены органы чувств и разум, и мы воспринимаем окружающий мир именно таким, каким он должен быть по нашим представлениям, то есть не сознание сообразуется с реальными вещами, познавая их, а наоборот, вещи – с формами сознания. Иначе говоря, мы наделяем мир своими изначальными, врожденными, доопытными формами, схемами, структурами и постигаем в действительности то, что сами же в нее вкладываем. Например, мы считаем, что реально существует время. Но давайте вдумаемся в это понятие – оно ведь существует только в человеческом уме, являясь специфическим термином, которого нет ни у какого другого живого существа. А если бы не было вовсе на земле человека, то кто тогда говорил бы о времени, ведь в этом случае данного понятия нигде, никак и никогда не могло бы быть. Что же тогда такое «время»: реальность или же – наш способ восприятия реальности? Но ведь то же самое можно сказать и обо всем остальном.

Мысленно проведем такую процедуру – устраним человека из мира, представим себе реальность без него. Чем тогда будет мир? Неужели таким же, как и сейчас? Но кто тогда назовет один предмет – деревом, другой – животным, а третий – рекой, кто тогда скажет, что гора выше, чем растение, что весенняя листва зеленая, что птицы летают и т. п.? Ведь нет существа, которое могло бы выработать все эти понятия и увидеть действительность через их призму. Мы просто настолько привыкли к своему представлению о мире, что считаем его самим миром, наше субъективное восприятие реальности так прочно к ней приклеилось, что мы уже давно не замечаем, что эта реальность совсем не такова, какой мы ее мним. Вспомним всем хорошо знакомую с детства операцию: какое-либо простое слово (например, «кастрюля») надо повторить 30–50 раз, при этом постоянно вдумываясь в его значение. Через несколько десятков повторений это слово потеряет для нас свой смысл, превратится в абсурдный набор звуков, и мы с удивлением спросим себя, почему данная вещь называется именно таким «странным» термином, а не другим. Мы привыкли к тому, что один предмет называется «кошкой», другой – «планетой», а третий – «цветком» и совершенно не задумываемся о связи названия с самим предметом, никогда не спрашиваем себя, почему дерево – это «дерево». Точно так же мы не задумываемся о связи наших представлений о мире с самим миром (хотя на самом деле связи-то никакой нет) и не спрашиваем себя, такая ли на самом деле действительность, какой мы ее видим (нисколько не подозревая, что она совершенно иная).

Но если нам ничего неизвестно о мире, то как в нем ориентироваться и, вообще, жить. Надо выяснить, есть ли (или может ли быть) что-либо общее и безусловное для всех людей, некое представление или убеждение, или знание, в котором бы никто вообще не мог сомневаться. Таким принципом является понятие добра, которое неизменно представлено в сознании любого нормального (не больного психически) человека. Каждый из нас прекрасно знает, что хорошо, а что плохо, что делать можно и чего нельзя, и считает добро, как и зло чем-то реально существующим, а не просто человеческой выдумкой. Предположим, что вам предложили убить человека, гарантировав отсутствие всякого юридического наказания, а также привели убедительные аргументы в пользу того, что добро и зло – это вздор и всего лишь вымысел ума, что в действительности их нет и поэтому каждый волен делать абсолютно все. Вам доказали, что убить можно, станете ли вы убивать? Конечно же, нет. Но почему? Потому что, что-то вас удерживает от этого, вы, несмотря ни на какие аргументы, видите, что этого делать нельзя, что это зло и преступление. Вам не требуется никаких доказательств, так как вы это знаете наверняка, а точнее – не знаете, а верите в это полностью и безусловно. Такая вера и является врожденной идеей добра, которая прочно встроена в наше сознание, является его неотъемлемой частью и удерживает нас от непозволительных поступков. Ведь если бы мы искренне считали добро произвольной выдумкой, то творили бы все подряд.

Значит, мы однозначно верим в то, что добро существует само по себе, в качестве некой реальности. Откуда в нашем уме эта идея? Оттуда же, откуда Солнце в небе, сердце в груди, крылья у птицы. Что следует из нее? Ведь если добро, как мы полагаем, существует на самом деле, значит должен быть какой-то вечный его источник или некий незыблемый гарант, которым может быть только Бог. Иначе говоря, если мы неизбежно верим в наличие добра в действительности, то вследствие этого мы также обязательно верим в Бога, как в непременную причину этого добра. Такое рассуждение является знаменитым кантовским доказательством существования Бога, который чаще всего называют нравственным аргументом. Он будет четвертым по счету после трех, рассмотренных нами в главе о средневековой философии.

Кант говорит, что ни доказать, ни опровергнуть неким логическим путем существование Бога невозможно. Поэтому его мысль только условно можно назвать аргументом, ведь в ней Бог выводится из нравственности. Захочется ли нам, спрашивает немецкий философ, жить в мире, который устроен по законам зла, где торжествуют злодеи и страдают невинные, где процветает только ложь и подлость, насилие и жестокость, где преступление почитается добродетелью и возможна одна несправедливость, где творятся самые жуткие и немыслимые вещи? Конечно же, не захочется. Мы непроизвольно считаем, что мир, в котором мы живем, не таков, что в нем есть и правда, и справедливость, и добро, и порядок. И поскольку мы так твердо убеждены в этом, то обязательно должны признать существование Бога как гарантии действительности и незыблемости всего вышеперечисленного. Такое предположение абсолютно необходимо, так как без него наше существование совершенно немыслимо. Таким образом, если бы Бога и не было, то мы все равно не могли бы в него не верить, а значит, его следовало бы создать или – если Бога и нет, то он все равно есть. Вот так парадоксально, но в то же время вполне убедительно звучит кантовский аргумент.

Его можно было бы сформулировать и иначе. Представьте себе, что один человек строит свое благополучие за счет другого. Знакомая ситуация? Наверное, каждый из нас с ней сталкивался. Удивляет нас такая ситуация? Нисколько не удивляет, ведь вполне естественно для человека думать о личной выгоде, улучшать свою жизнь, следовать инстинкту самосохранения и проявлять эгоизм. Так существует вся природа: одно растение устремляется к Солнцу и забивает собой другое, лев в пустыне пожирает антилопу и т. д. и т. п. Жить по закону личной выгоды и эгоизма – значит жить по закону природы, и когда человек так живет, то в этом нет ничего удивительного, потому что таким образом он проявляет себя как природное, естественное существо.

Однако иногда (пусть очень редко, но все же!) человек поступает не по, а вопреки законам природы, поступает не естественно, а сверхъестественно. Например бросается в ледяную воду и спасает тонущего, хотя сам может утонуть или делится последним куском хлеба с нуждающимся, хотя прекрасно знает, что сам будет завтра голодать. Откуда в человеке такие действия и порывы? Ни из каких законов природы они не следуют и никак с ними не связаны. А если они не от природы, значит от Бога, ведь больше предположить нечего. Если человек поступает порой естественно, «поедая» например своего ближнего, следовательно есть природа, которая порождает такие действия, а если порой он поступает сверхъествественно, например рискуя собственной жизнью спасает ближнего, значит есть Бог, от которого исходят такие проявления человека. И вообще все благородное, честное, доброе, бескорыстное и жертвенное в нас говорит о том, что помимо естественного мира есть также мир сверхъестественный, помимо природы есть Бог. Ведь если бы его не было, то не было бы и человека. Когда последний живет по закону личной выгоды и эгоизма, он очень недалеко стоит от природы и поэтому является не столько человеком, сколько суперобезьяной. Почему супер? Потому что более хитер, умен, ловок, чем просто обезьяна, потому что лучше знает где достать пищу. А когда же человек из суперобезьяны превращается в собственно человека? Тогда, когда становится выше законов природы, освобождается от них, когда способен рискуя собой спасти другого, когда способен поступить по чести и справедливости, даже если пострадает от этого, когда неспособен совершить подлость, если даже она принесет ему немалую выгоду.

Обратите внимание, есть тысячи оправданий и мотивов для наших плохих поступков: я был слаб, ленив, струсил, все так делают, а мне нельзя что ли. Только нет никаких мотивов для поступков хороших. Ты почему, рискуя жизнью спас тонущего, почему бросился один против десяти хулиганов, приставших к девушке, почему сказал правду, когда все вокруг молчали и боялись? На все эти «почему» нет ответов. Да не почему, а просто по совести! Когда не почему, тогда – по совести, которая и есть показатель человеческого в человеке. Ее полное отсутствие даже при блестящей внешности, выдающемся уме и высоком социальном положении говорит о том, что перед нами не человек, а всего лишь суперобезьяна.

Человек совестливый является человеком в полном смысле этого слова. Он способен совершать добрые дела просто так, безо всякой личной выгоды. Такие поступки Кант называет моральными (т. е. по-настоящему добрыми). Если же человек делает что-то хорошее в надежде на какую-то выгоду (например, спасая тонущего, я знаю, что он очень богат и щедро меня отблагодарит), то его поступок обесценивается и добрым в полной мере не является. Такие поступки Кант называет легальными. Как видим, кантовская философия посвящена не только проблемам познания, но и в не меньшей мере проблемам морали. В этой части своего учения он сформулировал знаменитый категорический императив – простое и однозначное правило, соблюдение которого и является главным мерилом нравственности, делает человека по-настоящему человеком.

В его формулировке оно звучит следующим образом: «Поступай всегда так, чтобы максима твоей воли могла стать принципом всеобщего законодательства». Говоря иначе, живи всегда по совести, не придумывай себе никаких оправданий, когда ты ей изменяешь, умей быть сполна виноватым и искренне раскаиваться в своих плохих поступках, будь ответственным за все, что думаешь и делаешь, будь, проще говоря, человеком, а не суперобезьяной.

Категорический императив можно было бы сформулировать и так: совершай по преимуществу моральные, а не легальные поступки, потому что именно они действительно прекрасны. И правда, что может быть более удивительным в нас, чем голос совести, который как мы уже говорили, ставит человека выше законов Вселенной, делает его свободным от них? Голос совести или, выражаясь по-кантовски, моральный закон в душе – это самое прекрасное, что есть в человеке. Этот закон как внутренняя красота и совершенство человека заставляет нас трепетать и восхищаться не в меньшей степени, чем видимая физическая гармония и великолепие мироздания. Две вещи, говорит Кант, всегда завораживали и потрясали меня: это звездное небо над головой и моральный закон в душе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.