АТЛАНТИДА И ГИПЕРБОРЕЯ

АТЛАНТИДА И ГИПЕРБОРЕЯ

В «Атлантисе» (Atlentis) за июнь 1929 г. г-н Поль Ле Кур (Paul le Cour) поместил заметку о нашей статье за прошедший май,[5] в которой мы утверждаем различие между Атлантидой и Гипербореей в противоположность тем, кто предпочитает их смешивать и кто говорит о «Гиперборейской Атлантиде». Хотя это выражение кажется принадлежащим только г-ну Ле Куру, мы, по правде говоря, не думали исключительно о нем, когда писали эту статью, так как не только он допускает смешение, о котором идет речь; его можно найти также и у г-на Германа Вирта (Herman Wirth), автора важной работы о происхождении человечества (Der Aufgang der Menschheit), недавно появившейся в Германии и в которой постоянно используется термин «североатлантический» для обозначения того района, который принимает в качестве исходной точки изначальную традицию. В противоположность этому, только один г-н Ле Кур, по нашим сведениям, по крайней мере, сам утверждал существование некой «Гиперборейской Атлантиды»; если мы его не называем в этой связи, то лишь потому, что вопросы о личностях значат для нас очень мало, и нам было важно лишь предостеречь наших читателей от ложной интерпретации, откуда бы она ни исходила. Мы спрашиваем себя, как же г-н Ле Кур нас читал и мы даже спрашиваем об этом более настойчиво, чем всегда, так как теперь он вынуждает нас сказать, что северный полюс в изначальную эпоху «вовсе не был там же, что и сегодня, но в соседнем районе, как представляется, в Исландии или в Гренландии»; где же он мог это найти? Мы абсолютно уверены, что не писали ни единого слова сверх этого, не делали ни малейшего намека по этому вопросу, впрочем, по нашему мнению, второстепенного, о возможном перемещении полюса с начала нашей Манвантары;[6] по самым важным причинам мы никогда не уточняли его изначальное положение, которое к тому же, по весьма различным мотивам, было бы достаточно трудно определить по отношению к современным землям.

Г-н Ле Кур говорит также, что «несмотря на наш индуизм, мы соглашаемся, что происхождение традиций — западное»; мы ни в коей мере с этим не соглашаемся, как раз напротив, так как мы говорим, что оно полярное, а полюс, как мы знаем, в такой же мере не является западным, в какой он не является и восточным; мы продолжаем думать, как мы это и говорили в той статье, о которой идет речь, что Север и Запад две главные стороны света. Только в эпоху, значительно удаленную от начала, местоположение традиции может стать, перемещаясь в другие районы, либо западным, либо восточным, западным в одни периоды и восточным в другие, и во всяком случае, конечно, восточным в последнюю очередь как раз перед началом времени, называемого «историческим» (поскольку только оно доступно для изучения «профанной» историей). Впрочем, как это хорошо замечено, вовсе не «несмотря на наш индуизм» (г-н Ле Кур, используя это слово, не предполагал, возможно, что скажет так справедливо), а, напротив, из-за него, мы рассматриваем происхождение традиций как нордическое и даже более точно как полярное, поскольку это специально утверждается в Веде, так же как и в других священных книгах.[7] Земля, где солнце, не заходя, делает круг на горизонтом, должна быть, действительно, расположена очень близко к полюсу, если не на самом полюсе; позже говорится также, что представители традиции перемещаются в район, где самый длинный день уже в два раза длиннее самого короткого, но это уже относится к более поздней фазе, которая, очевидно, больше ничего общего не имеет с Гипербореей.

Может быть г-н Ле Кур и прав, различая южную и северную Атлантиду, хотя они изначально и не были разделены; но не менее верно, что сама северная Атлантида ничего гиперборейского в себе не имеет. Мы охотно признаем, что вопрос сильно осложняется из-за одних и тех же обозначений, применявшихся к очень различным районам, причем не только к последовательным локализациям изначального традиционного центра, но также и к вторичным центрам, происходящим от него более или менее непосредственно. Мы говорили об этом затруднении в наглей работе «Царь Мира», где как раз на той странице, на которую ссылается г-н Ле Кур, мы пишем следующее: «Атлантическую Тулу (место происхождения тольтеков, которое, возможно, было расположено в северной Атлантиде) надо отличать от гиперборейской Тулы; в действительности, именно последняя представляет собой первый и высший центр для всей современной Манвантары; это только она исключительно была «священным островом» и расположение ее в начале было буквально полярным. Все другие «священные острова», повсюду обозначаемые именами с тождественным значением, были только лишь ее образами; и это применимо также к духовному центру атлантистской традиции, которая господствует только в одном вторичном историческом цикле, части Манвантары».[8] Мы добавили еще одно замечание: «Значительная трудность для определения точки соединения атлантической и гиперборейской традиций проистекает от некоторых подмен имен, которые могут привести ко множеству смешений; но, несмотря на все, вопрос не может быть совершенно неразрешимым».

Говоря об этой «точке соединения», мы в первую очередь думали о друидизме; и вот мы нашли как раз по поводу друидизма в «Атлантисе» (июль-август 1929 г.) другую заметку, которая доказывает, как иногда трудно найти понимание. По поводу нашей статьи о «тройной ограде»[9] г-н Лу Кур пишет вот что: «Делать из него исключительно друидический символ означало бы ограничить важность этой эмблемы; вероятно, он ему предшествовал и выходит за пределы друидического мира». Однако, мы так далеки от того, чтобы делать из него исключительно друидический символ, что в этой статье, после указанных, согласно самому г-ну Ле Куру, примеров в Италии и Греции, мы говорим: «Тот факт, что та же самая фигура встречается в других местах, а не только у кельтов, указывал бы на то, что и в других традиционных формах имеются иерархии посвящения, основанные по той же модели (что и друидическая иерархия), что является совершенно нормальным». Что касается вопроса предшествования, то прежде всего следовало бы знать, к какой именно эпохе восходит друидизм, и вероятно, он восходит к гораздо более ранней эпохе, чем это обычно думают, тем более что друиды были обладателями традиции, значительная часть которой была несомненно гиперборейского происхождения.

Мы воспользуемся этим случаем, чтобы сделать еще одно важное замечание: мы говорим слово «Гиперборея», чтобы быть в согласии с обычным употреблением, преобладающим со времен греков; но использование этого слова показывает, что они, по крайней мере, в «классическую» эпоху уже забыли его первоначальный смысл. На самом деле, было бы достаточно сказать «Борея», слово, строго эквивалентное санскритскому Вараха (Varaha) иди, скорее, его производному женского рода, раз речь идет о земле, Варахи (Varahi): это «земля вепря», которая в определенную эпоху превратилась в «землю медведя», в период доминирования кшатриев, конец которой положил Парашу Рама (Parashu-Rama).[10]

Чтобы закончить, нам остается еще сделать необходимое уточнение, а именно, сказать несколько слов о трех или четырех вопросах, которые попутно затрагивает г-н Ле Кур в своих двух заметках; прежде всего, имеется упоминание о свастике, о которой он говорит, что «мы из нее делаем знак полюса». Без малейшей тени враждебности мы попросили бы г-на Ле Кура совершенно не смешивать здесь наш случай со своим, так как надо ведь наконец сказать, как обстоит дело в действительности: мы его считаем «исследователем (ни в коей мере не для того, чтобы уменьшить его заслуги), который предлагает объяснения в соответствии со своим персональным видением, иногда несколько рискованным, и это его право, поскольку он не привязан ни к какой ныне живущей традиции и не обладает никакими данными, полученными через прямую передачу; мы могли бы сказать другими словами, что он занят археологией, тогда как мы занимаемся науками, связанными с посвящением, и эти две точки зрения, даже когда они касаются одних и тех же предметов, никоим образом не могут совпадать. Мы вовсе не «делаем» из свастики знак полюса; мы говорим, что она им является и всегда им была, что таково ее истинное традиционное значение, и это совсем другое; таков факт, и с ним ни г-н Ле Кур, ни мы сами ничего не можем сделать. Г-н Ле Кур, который, очевидно, может давать только более или менее гипотетические интерпретации, полагает, что свастика «есть только символ, относящийся к идеалу, лишенному возвышенного»;[11] таков его способ видения, но ничего более, и мы не расположены дискутировать о нем, потому что он, в конечно счете, представляет собою лишь оценку чувств; «возвышенный» или нет, идеал является для нас чем-то довольно пустым, а, говоря по правде, речь идет о чем-то гораздо более «позитивном», как мы охотно сказали бы, если бы это слово не было так не извращено.

Г-н Ле Кур, с другой стороны, казался не удовлетворенным заметкой, которую мы посвятили статье одного из его сотрудников, который из всех сил старался разглядеть противоположность между Востоком и Западом и предоставил весьма достойное сожаления свидетельство односторонности отношения к Востоку.[12] Он пишет вслед за этим удивительные вещи: «Г-н Рене Генон, который является чистым логиком, способен искать как на Востоке, так и на Западе только чисто интеллектуальную сторону вещей, что доказывают его писания; он показывает это также, заявляя, что Агни самодостаточен (см. Regnabit, апрель 1926 г.) и игнорируя дуальность Аор-Агни, к которой мы часто обращаемся, так как она представляет собою краеугольный камень здания проявленного мира». Как бы ни было нам безразлично то, что о нас пишут, мы все таки не можем позволить сказать, что мы представляем собою «чистого логика», в то время как мы, напротив, рассматриваем логику и диалектику только как простые инструменты изложения, иногда полезные в этом качестве, но все же чисто внешние и не представляющие самостоятельного интереса; повторяем, мы придерживаемся одной лишь точки зрения посвящения, и все остальное, то есть все, что представляет собою только «профанное» знание, полностью лишено в наших глазах ценности. Если это и правда, что мы часто говорим о «чистой интеллектуальности», то это выражение имеет для нас совершенно иной смысл, чем для г-на Ле Кура, который, кажется, путает «интеллект» с «разумом», и который, кроме того, признает «эстетическую интуицию», тогда как не существует никакой иной истинной интуиции, кроме «интуиции интеллектуальной» сверх рационального порядка; есть, впрочем, здесь еще нечто странное, что может думать только тот, кто явно не имеет ни малейшего подозрения о том, что такое «метафизическая реализация» и кто, вероятно, воображает себе, что мы являемся только чем-то вроде теоретика, что еще раз доказывает, что он весьма мало читал наши произведения, которые, тем не менее, странным образом занимают его.

Что касается истории с Аор-Агни, то мы вовсе не игнорируем его, и надо бы раз и навсегда покончить с этими мечтаниями, за которые, впрочем, г-н Ле Кур не несет никакой ответственности; если «Агни самодостаточен», то это по тем веским основаниям, что этот термин на санскрите означает огонь во всех его аспектах, безо всякого исключения, и те, кто предполагает противоположное, просто доказывают тем самым совершенное незнакомство с индуистской традицией. Мы ничего другого не говорим в нашей заметке в «Regnabit», которую нам следует здесь, как мы полагаем, процитировать текстуально: «Зная, что среди читателей «Regnabit» есть те, кто знаком с теориями школы, труды которой хотя и очень интересны и заслуживают внимания во многих отношениях, вызывают, однако, некоторые сомнения, мы должны здесь сказать, что мы не можем принять употребление терминов Аор и Агни для обозначения двух взаимно дополнительных аспектов огня (света и тепла). Действительно, первое из этих двух слов является древнееврейским, тогда как второе санскритским; нельзя так объединять термины, заимствованные из разных традиций, каково бы ни было реальное соответствие, существующее между ними, или даже, по существу, тождественность, которая кроется под различием их форм; не надо смешивать «синкретизм» с истинным синтезом. Кроме того, если Аор это исключительно свет, то Агни есть огненный принцип, рассматриваемый интегрально (латинский ignis представляет собою в точности то же самое слово), следовательно, сразу и как свет и как тепло; сужение этого термина только до значения второго аспекта является совершенно произвольным и неправильным». Вряд ли стоит говорить, что написав эту заметку, мы ни в малейшей степени не думали о г-не Ле Куре; мы думали только о Иероне де Паре-ле-Моньяле (Hieron de Paray-le-Monial), которому, собственно, и принадлежит изобретение этого странного словосочетания. Мы полагаем, что не стоит учитывать фантазии, исходящие из несколько слишком избыточного воображения г-на де Сарачаги (de Sarachaga), и таким образом полностью лишенного авторитета и не имеющего ни малейшей ценности с традиционной точки зрения, которой мы, надеемся, строго придерживаемся.[13]

Наконец, г-н Ле Кур пользуется случаем вновь поддержать антиметафизическую и антипосвященческую теорию западного «индивидуализма», что, в конечном счете, является его делом и касается только его; и он добавляет с некоторой гордостью, показывающей, что в действительности он совсем еще не освободился от индивидуальных случайностей: «Мы поддерживаем нашу точку зрения потому, что мы являемся предками (les ancetres) в области познания». Эта претензия по истине несколько необыкновенна; неужели г-н Ле Кур считает себя таким старым? Не только западные люди не являются ничьими предками, но они не являются даже законными потомками, так как они потеряли ключ от своей собственной традиции; вовсе не «на Востоке есть отклонение», хотя именно так могут говорить те, кто полностью игнорирует восточные учения. «Предки», мы берем слово г-на Ле Кура, являются эффективными держателями изначальной традиции; и никаких других не может быть, а в современную эпоху на Западе их, конечно, нет.