1. Биологическая эволюция: вероятность и телеология

1. Биологическая эволюция: вероятность и телеология

Первый серьезный конфликт науки и религии, актуальный по настоящее время, связан с изложенным в Торе мифом о сотворении мира иудейским богом Яхве за шесть дней. Миф о сотворении связан с иудейской библейской хронологией, согласно которой мир был сотворен в 3761 году до новой эры (существуют несколько способов исчисления даты, но это наиболее распространенный вариант). Буквальное понимание иудейского писания, согласно которому мир был создан 5772 года назад в течение шести дней, очевидным образом противоречит научной геологической и астрофизической датировке, согласно которой Земля существует 4,5 миллиарда лет, а наблюдаемая Вселенная — предположительно 13,7 миллиарда лет. По этой причине среди иудеев и христиан есть как сторонники буквального прочтения культовых текстов, так и сторонники аллегорического их истолкования, воспринимающие, например, дни сотворения как этапы или эры.

Но вопросы датировки далеко не так важны и интересны верующим, как вопрос о происхождении видов, и в особенности вопрос о божественном замысле. Противоречие между мифом о сотворении и данными эволюционной биологии породило понятие «креационизма», то есть рассуждений на основании мифов и метафизики, постулируемых как «научная теория». Если вы проследили за становлением логики философии науки, вы понимаете, в чем здесь подвох. Проблемы креационизма начинаются с его метода: в основании этого убеждения положены непроверяемые и произвольно взятые догмы, а факты отбираются в целях обоснования первоначальных постулатов. Уже на этом этапе становится очевидным, что аргументация сторонников сотворения не имеет отношения к естественной науке в принципе. С точки зрения логики креационизм — это вообще не теория. Это миф.

Последним воплощением креационизма является идея «разумного замысла», в англоязычной среде именуемая intelligent design, известнейшим сторонником которой является американский биолог Майкл Бихи, один из тех крайне немногочисленных ученых, кто придерживается религиозных и консервативных убеждений, своего рода маргиналов от науки. В целом же научное сообщество считает идею «разумного замысла» и креационизм формами лженауки, наряду с извечными попытками создания «вечного двигателя» или наукоподобными рассуждениями о «торсионных полях». Однако в отличие от «геологии Потопа» и подобных креационистских фальсификаций начала XX века идея «разумного замысла» включает любопытную математическую и философскую путаницу, которая весьма красноречива для наблюдательного исследователя.

Аргументы Майкла Бихи замечательны, поскольку иллюстрируют все философские проблемы, о которых я говорил в первой части книги. В подтверждение моих слов я сошлюсь на анализ, осуществленный математиком Марком Перахом в его статье «Разумный замысел или слепая случайность? Схватка двух мировоззрений»[125]. Как и в случае нашего разговора о логике научного метода, здесь пойдет речь не о вопросах сверхъестественного порядка, а лишь о строгой дедукции.

Первая и наиболее важная проблема Бихи и вместе с ним многих сторонников креационизма, как это демонстрирует Перах, заключается в том, что они совершенно неверно понимают принципы исчисления вероятности. Во-первых, чаше всего величина вероятности отражает незнание ситуации. Если мы не знаем конкретных условий протекания определенных химических реакций (например, синтеза определенных органических молекул), то мы говорим о вероятности. Количество химических реакций, возможных вообще, в любых условиях, колоссально, и величина вероятности протекания одной отдельно взятой реакции вообще может исчисляться нами как крайне малая (просто потому, что такова пропорция единственного искомого варианта к бесконечному количеству альтернативно возможных). Вместе с тем конкретные химические реакции в конкретных обстоятельствах могут быть крайне вероятны или вообще могут исключать альтернативу. Нет причин, по которым при смешивании кислоты с основанием в пробирке не произойдет реакции нейтрализации, с образованием соли и воды. Во-вторых, вероятность события 1/N не означает, что событие произойдет через N повторений условий. В лотерее с выигрышным шансом 1/1000 выигрышным может оказаться самый первый билет, а в лотерее с шансом 1/10 можно участвовать тысячи раз, ни разу не выиграв. По величине вероятности нельзя предсказать результат каждого конкретного розыгрыша. Но самым важным является заблуждение Майкла Бихи в том, что события, расчетная вероятность которых крайне мала, практически не происходят. Перах пишет: «Это утверждение, нередко приводимое противниками самозарождения жизни, абсурдно. Если рассчитанная вероятность некоего события S равна 1/N, это означает, что при расчете вероятности предполагалось, что были равно возможны N различных событий, одно из коих было событие S. В таком предположении вероятности каждого из N возможных событий были одинаковы и равны каждое весьма малой величине 1/N. Если событие S не произошло, то не из-за его очень малой вероятности, а просто потому, что некое другое событие, T, чья вероятность была столь же мала, как и для S, произошло взамен. Существенный факт состоит в том, что вероятности всех предположительно возможных альтернативных событий одинаково малы. Если принять утверждение Бихи, что события, чья вероятность исчезающе мала, практически не происходят, то пришлось бы заключить, что ни одно из предположительно возможных N событий не может произойти, ибо все они имеют ту же самую крайне малую вероятность. Абсурдность такого вывода очевидна». К сказанному Перахом добавлю, что вероятность — это не предмет и не метафизическое нечто (подобно аристотелевской причинности), а лишь математическая абстракция, численная пропорция искомых элементов множества к их общему количеству. Например, мы говорим о вероятности в случае, если не знаем, в какой из двух горстей монет находится юбилейная монета. Если одна горсть в два раза больше второй, то мы считаем, что вероятность отыскать юбилейную монету в первой составляет 2/3, а во второй 1/3. Но в действительности монета, которую мы потеряли, находится либо там, либо там, и наше исчисление вероятности никак не влияет на этот факт. Вероятность нужна нам самим, чтобы экономить наши усилия. Если бы знали местонахождение этой монеты, мы бы вообще не говорили о вероятности.

По логике Майкла Бихи, малая вероятность самопроизвольного формирования белков, молекул ДНК и РНК, механизмов их репликации заключается в их сложности. То есть сложность устройства живых организмов является, по мысли Бихи, свидетельством их искусственного происхождения. При этом ни Майкл Бихи, ни автор, на которого он ссылается, математик и философ Билл Дембски, не дают удовлетворительного определения понятия «сложности». Перах предлагает свой вариант определения сложности, согласно которому чем больше число компонентов система включает и чем большее имеется взаимодействий между этими компонентами, тем система сложнее, но утверждает, что соотношение вероятности самопроизвольного образования системы и сложности данной системы противоположна: чем сложнее система, тем вероятнее она возникла самопроизвольно. И с этим трудно не согласиться.

Во-первых, события, вероятность которых крайне мала, происходят каждую секунду. Вероятность того, что жизнь конкретного человека сложится к настоящему моменту именно так, как она сложилась, и никак иначе, — исчезающе мала, поскольку человеческая жизнь состоит из сотен тысяч ежедневных событий. Но при этом вероятность для каждого конкретного события в конкретных условиях может быть крайне велика или неизбежна. Если судьба не складывается одним образом из-за одного-единственного события, то она складывается другим образом. При броске монеты вероятность выпадения конкретной стороны монеты («орла» или «решки») составляет 50 %, 1/2, но если бросить монету сотню раз, можно получить уникальную комбинацию, вероятность выпадения которой 1 к 2 в сотой степени! Вероятность выпадения каждой из возможных комбинаций исчезающе мала, но одна из возможных комбинаций выпадет неизбежно. То есть сама по себе малая вероятность совершенно не исключает случайности. Дембски в своей работе «Разумный замысел» не оспаривает это и в качестве дополнительного критерия к вероятности события добавляет понятие «специфического формата». Некоторое сочетание элементов должно быть не только достаточно сложным, то есть включать множество элементов и поэтому иметь малую вероятность выпадения при простом переборе, но быть «специфичным», как фраза, состоящая из последовательности букв и имеющая смысл. Но что вообще означает эта «специфичность» и что такое «смысл»? Как мы распознаем «специфику» и наличие «смысла»? Очередная философская проблема! Марк Перах утверждает, что фильтр Дембски (отбор сложных последовательностей элементов, имеющих «специфический формат») может давать не только ложные отрицания (например, неспособность распознать предложение в последовательности букв, — на незнакомом языке), но и ложные утверждения, то есть усматривать «замысел» там, где «замысла» нет (как это могут делать гаруспики и гадатели на кофейной гуще). С этим невозможно не согласиться: человеческий мозг может усматривать «смысл», «рисунок» или «замысел» в совершенно случайном сочетании элементов и при этом может воспринять надпись на незнакомом языке как случайную последовательность букв. Вопрос механизма распознавания выходит за рамки математической теории вероятности, и все сторонники креационизма не способны объяснить подробно, что значит «распознавание» вообще, чем оно определяется и каким образом.

Что еще более важно, что сторонники убеждений о разумном замысле затрудняются ответить на самый простой вопрос: что такое разум, интеллект, интеллектуальные способности? Следует ли понимать разум как уникальную метафизическую сущность в духе Платона, как картезианский субъект или же это набор конкретных способностей человеческого мозга? И если верно последнее, то какие именно способности мозга и каким образом делают человеческое поведение «разумным»? Только ответ на этот вопрос может позволить осмысленно и однозначно отделять наличие «интеллектуального замысла» от случайности, но сторонники креационизма вообще игнорируют проблему природы интеллекта, принимая как должное смутную догадку, построенную на собственных привычках.

Представляется необходимым предположить следующее: если эволюционный процесс в наиболее общем виде представляет собой случайный перебор (неопределенная изменчивость) с неслучайным запоминанием, где фильтрами служат естественный и половой (у соответствующих жизненных форм) отбор, то инженерия перебирает варианты конструкций неслучайным образом. Вспомните, что Эрнст Мах в сочинении «Познание и заблуждение» утверждал, что люди пришли к способности решать математические и геометрические задачи путем перебора, но затем выделили конкретные качества, которые необходимо и достаточно определяют каждое требуемое решение. Это позволяет нам экономить наши силы и время, используя однажды найденное решение снова. Человеческому мозгу достаточно выделить требования к характеристикам результата, чтобы затем систематически искать подходящий результат по этим ключевым характеристикам, что является экономией сил за счет сокращения времени перебора и ведет к ускорению процесса. В ходе естественного отбора закрепляется способный существовать для данных конкретных условий вариант генотипа, даже если с точки зрения инженера такой вариант не был бы оптимален (с точки зрения целей инженера). Человек может перебирать решения в памяти, а эволюционный перебор — всегда натуральный. Люди действовали бы так же неэффективно, как эволюция, если бы конструировали предметы, пытались бы ими пользоваться, а затем отбирали бы только те предметы, которые справляются с задачей лучше других. После чего снова бы конструировали бы следующее поколение на основании отобранных предметов. Эволюция с человеческой точки зрения вообще медленный и неоптимальный процесс: она занимает миллиарды лет! Можно вообще сказать, что особенность появившихся естественным образом форм жизни заключается в чрезмерной сложности. Человеческий мозг способен задать цели инженерии и сравнить несколько вариантов конструкции из числа пригодных для достижения заданной цели, выбрав наиболее простой. С этим бы согласился и Марк Перах, который также приходит к выводу о том, что интеллектуальное решение — это наиболее экономичный, наиболее простой способ достичь определенной цели. Интересно отметить, что Ричард Докинз в качестве доказательства естественного происхождения живых организмов обращал внимание именно на их чрезмерную, иррациональную сложность, — когда участвовал в препарировании жирафа и обратил внимание на то, как устроен возвратный гортанный нерв жирафа: «Возвратный гортанный нерв (лат. nervus laryngeus recurrens) — ветвь блуждающего нерва (десятая пара черепномозговых нервов), которая обеспечивает двигательную функцию и чувствительность структур гортани, в том числе голосовых складок… Общая длина возвратного нерва может достигать четырех метров, так как он проходит через всю шею туда (в составе блуждающего нерва) и обратно (как самостоятельный возвратный нерв), при том что расстояние от мозга до гортани составляет всего несколько сантиметров»[126]. Если бы жирафа создал божественный инженер, его (божественного инженера, не жирафа) подняли бы на смех любые автомеханики. Эволюционный процесс закрепляет рудименты и атавизмы, то есть морфологические черты, доставшиеся современным организмам от предков, а человеческий инженер устранил бы из конструкции устаревшие и не играющие более роли решения (было бы странно представить реактивный самолет с рудиментарным пропеллером).

Вторым отличительным признаком искусственного устройства, помимо наибольшей возможной простоты, является наличие цели. Из анализа понятия цели у Аристотеля, приведенного выше, очевидно, что цель — это не самостоятельная метафизическая «причина», присущая любой вещи так же, как материальность и форма, а лишь абстракция человеческого мозга. У биологической эволюции нет цели. Мы можем приписывать событиям цель, но утверждение о телеологическом характере эволюционного процесса или истории невозможно опровергнуть, подобное утверждение — метафизическая фикция.

Вот главные философские аргументы об эволюции живых организмов. Конечно, чтобы стать биологом, необходимо владеть гораздо большим объемом знаний. Современная эволюционная биология — это даже не отдельная теория, а целое направление биологии, смежное с палеонтологией, генетикой популяций, эмбриологией, молекулярной биологией. Когда же речь заходит о современной теории эволюции, имеется в виду синтетическая теория эволюции, в которой теория происхождения видов путем естественного отбора Дарвина объединена с принципами наследственности, открытыми Менделем, и генетикой, которая получила развитие после открытия Уотсоном и Криком структуры молекулы ДНК. Когда речь заходит о том, что теория эволюции — «всего лишь теория» (как это любят повторять верующие люди), следует понимать, что в науке вообще все утверждения относятся только к двум возможным типам: это теоретические высказывания и высказывания о фактах. Теоретические утверждения (пропозиции) обобщают сингулярные (или протокольные) высказывания, то есть единичные высказывания о конкретных фактах и предсказывающие новые результаты наблюдений. Критерием научности теории является наличие у ее пропозиций истинностного значения — фальсифицируемость, то есть способность предложений теории оказаться ложными при вполне конкретных условиях. Критерием прагматической полезности теории пропозиций является точность предсказания, повторяемый эмпирический результат. То есть утверждения о том, что солнце взойдет на следующий день, или о том, что брошенный предмет затем упадет, являются теоретическими. Любое человеческое предсказание получения опытных данных, выраженное предложением в будущем времени, строго логически высказыванием о факте не является.

Есть огромное количество опытных закономерностей, оспаривать которые верующие люди просто не могут, потому что это физически невозможно или смертельно опасно. Ни один вменяемый человек не решится проверить утверждение о том, что столкновение с достаточно быстро движущимся автомобилем повлечет за собой травмы, не совместимые с жизнью. При этом естественно-научные теории гораздо сложнее умозаключений здравого смысла, и в их составе есть отдельные утверждения, которые могут быть скорректированы в результате постановки экспериментов. То есть научные теории открыты для корректировки, если наука получит необходимые и достоверные опытные данные. У естественных наук нет проблем с освоением нового опыта, как это было в случае с рентгеновским излучением. И конечно, любые пропозиции естественно-научных теорий могут быть фальсифицированы (принципы термодинамики по своей логической форме могли бы быть фальсифицированы демонстрацией аномалии «вечного двигателя»). Поспешу заметить, эта логическая возможность не говорит ничего о действительности, лишь о предложениях человеческого языка. Если подумать, даже мысленное допущение нарушения принципов сохранения влечет не меньшие парадоксы, чем мысль о путешествии назад во времени. Впрочем, и причинность, которую нарушает мысль о путешествиях во времени, сама по себе не проистекает из фактов… мы живем в мире, где были доказаны обратимость коллапса волновой функции и кажущийся парадоксальным «чудовищным дальнодействием» факт квантовой телепортации. Так что кто знает?

Теория эволюции предсказывает и позволяет объяснить колоссальное количество опытных данных из самых разных отраслей биологии. И хотя отдельные положения современной эволюционной биологии могут быть скорректированы в будущем, когда будут получены новые, более точные данные, а среди специалистов имеют место споры об особенностях эволюционного процесса (пример — дискуссия о «прерывистом равновесии»), теории эволюции в целом в науке нет альтернативы.

Большинство креационистских аргументов против теории эволюции не выдерживают простейшей критики. Попытки христиан утверждать об отсутствии «переходных форм» сталкиваются с демонстрацией все новых и новых палеонтологических находок. Некоторых непреклонных креационистов это не убеждает, но здесь все дело в том, что верующие понимают биологические таксоны, такие как роды и виды, реально существующими, подобно категориям Аристотеля. Они не вполне понимают, что биологический вид — лишь теоретическое обобщение. Граница вида как таксономической единицы условна и является лишь способом различать особи на основании некоторых признаков, например скрещиваемости, как это предложил Эрнст Майр. Очевидно, что подобный критерий не годится для видов, способных к бесполому размножению или гибридизации (вот почему в микробиологии есть понятие штамма). Другим примером условности видовых границ является цепочка соседних популяций: особи двух соседних популяций могут скрещиваться и давать плодовитое потомство, но особи двух крайних (удаленных географически) популяций на это не способны. И где в данном случае граница вида? В конце концов, риторический прием верующих людей, которые называют любую демонстрируемую им особь представителем «отдельного вида», а не «переходной формой», можно легко парировать: где среди существующих пород собак «переходные формы»? Где «переходные формы» между китайской хохлатой собачкой и кавказкой овчаркой? И хотя прекрасно известно, что современные породы собак не были созданы иудейским или индуистским божеством, а были получены путем селекции, совершенно любую особь можно с упрямым видом называть «отдельной породой»!

В заключение просто необходимо сказать, что сам эволюционный процесс является наблюдаемым фактом, как и химическая реакция окисления или падение брошенного предмета. Разумеется, эволюционный процесс млекопитающих может стать очевидным лишь на протяжении множества поколений, а человеческому наблюдателю пришлось бы жить тысячи или даже сотни тысяч лет, чтобы проследить становление новых видов зверей собственными глазами, но вот эволюционное приспособление бактерий можно наблюдать в течение значительно более короткого периода времени. Причем списать все на разницу «микроэволюции» и «макроэволюции» невозможно, именно потому, что в микробиологии трудно провести конвенциональную видовую границу, и на глазах исследователей может появиться новый штамм. Это, увы, создает ощутимые проблемы для медицины и обывателей-пациентов, поскольку новые штаммы могут быть резистентными к используемым антибиотикам.

Эволюция конкретных жизненных форм таким образом — факт.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.