Очерк 16. ДИАЛЕКТИКА И МИРОВОЗЗРЕНИЕ
Очерк 16. ДИАЛЕКТИКА И МИРОВОЗЗРЕНИЕ
В дискуссиях о том, как следует разрабатывать и излагать теорию диалектики, вопрос о соотношении диалектики и мировоззрения всплывает регулярно, хотя, казалось бы, в классической марксистско-ленинской литературе он решен давно, недвусмысленно и исчерпывающе.
Всмотримся внимательнее, в каком именно контексте возникает необходимость снова и снова возвращаться к обсуждению этого вопроса, чтобы выявить, где же именно таятся те неясности, которые делают возможным возникновение разных точек зрения. Вопрос ведь и в самом деле слишком важный, чтобы мириться с неясностями и двусмысленностями в его освещении и понимании, – даже в том случае, если эти неясности касаются не существа дела, а всего-навсего терминологии. Ведь несогласованность терминологии разнобой в употреблении таких "терминов", как мировоззрение и диалектика, – очень сильно мешает серьезному и деловому обсуждению вопроса по существу. И, хотя забота об "уточнении названий" не является ни панацеей, ни даже сколько-нибудь действенным лекарством, излечивающим теоретическую мысль от противоречий, разногласий и дискуссий, она может принести известную пользу на стадии прояснения действительных противоречий.
Прежде всего следует заметить, что вопрос этот нельзя ни решить, ни даже поставить в абстрактно общей, внеисторической форме – как вопрос об отношении "мировоззрения вообще" к "диалектике вообще". Стало быть, самое тщательное уточнение соответствующих терминов мало что даст для разумения существа тех споров, которые возникают ныне вокруг вопроса о том, какой вид должна иметь научно-материалистическая теория диалектики, поскольку она понимается и разрабатывается как неотъемлемая составная часть научно-материалистического мировоззрения.
Классики марксизма-ленинизма никогда и нигде не возлагали на философию обязанность строить из результатов "положительных наук" некую обобщенную картину-систему "мира в целом". Еще меньше оснований приписывать им взгляд, согласно которому такая "философия" – и только она – должна вооружить людей мировоззрением. Научное мировоззрение, согласно Энгельсу, заключается и воплощается не в системе отвлеченных философских положений, а в "самих реальных науках", в системе реальных научных знаний.
Любую попытку воздвигать над (или "рядом" с) положительными науками еще и особую науку о "всеобщей связи вещей" Энгельс безоговорочно расценивает как затею в лучшем случае излишнюю и бесполезную. В лучшем случае. А обычно, как показал и продолжает показывать опыт, такая "философия" неизбежно превращается в тяжелый балласт, в гири на ногах науки и активно мешает реальным наукам двигаться вперед, поскольку, будучи обобщенным описанием сегодняшних результатов исследования, она всякий шаг науки за пределы этих результатов, естественно, рассматривает как покушение на свои собственные построения, как их расшатывание и "ревизию", в то время как никаким пересмотром действительных положений научной диалектико-материалистической – философии тут и не пахнет...
С другой же стороны такая позитивистски-ориентированная – философия остается, как правило, вполне безучастной и снисходительной там, где происходит действительная ревизия устоев философского материализма и философской диалектики, и даже поощряет эту ревизию в тех случаях, когда она производится под флагом выводов "из современного естествознания", там, где "новейшее открытие" в физике или в астрономии (а оно для позитивиста всегда имеет значение высшего критерия "философских" истин) непосредственно не согласуется с утверждениями диалектико-материалистической философии.
Открыли физики тот факт, что атом не является последней, неделимой далее частицей мировой материи, и сразу же возникает умозаключение – "материя исчезла", "нет больше материи", а есть лишь исторически меняющиеся "комплексы ощущений", "сгустки энергии" и т.д. и т.п. Построили машину, внутри которой происходит преобразование одних высказываний в другие высказывания, одних сочетаний знаков в другие сочетания знаков, – и сразу же появляются те, кто усматривает в этом опровержение всего того, что философия диалектического материализма говорила ранее о "мышлении", об "интеллекте".
А в основе лежит все то же самое представление о философии как о совокупности "наиболее общих обобщений", как о "системе" таких наиболее общих выводов из развития естествознания (чаще всего) или из развития наук социально-экономического цикла (это уже пореже). Энгельс отметал с порога всякую болтовню о необходимости сооружать рядом с действительно научным мировоззрением (т.е. рядом со связной совокупностью реальных – "положительных" – научных знаний о мире) еще и особой – философской – картины мира: "Если схематику мира выводить не из головы, а только при помощи головы из действительного мира, если принципы бытия выводить из того, что есть, – то для этого нам нужна не философия, а положительные знания о мире и о том, что в нем происходит; то, что получается в результате такой работы, также не есть философия, а положительная наука"[1].
Из этого видно, что Энгельс отвергает не самое по себе идею создания обобщенно схематизированной картины мира, вовсе нет. Наоборот, он исходит как раз из того обстоятельства, что всякое научное изображение (идет ли речь об отдельной науке или о всей совокупности наук, о Науке с большой буквы) представляет собою так или иначе схематизированное отображение окружающего мира. Именно поэтому он и настаивает на том, что создание обобщенной системы представлений о мире под силу лишь всей совокупности "реальных", положительных наук, выясняющих свои взаимные связи и переходы в составе единого, целостного миропонимания и тем самым вооружающих людей уразумением универсальной связи вещей и знаний об этих вещах, показывая и доказывая эту связь как в целом, так и в частностях.
Совершенно очевидно, что возлагать решение этой задачи задачи научного познания вообще – на плечи какой-либо одной науки, будь то физика или химия, математика или философия, было бы по меньшей мере наивно.
И когда Конт, Дюринг или их запоздалый последователь мнит, будто философия – в отличие от других наук, обреченных на бесконечное копание в частностях и подробностях, – призвана рисовать мир как "единое, связное целое", компенсируя тем самым "врожденный" недостаток "частных наук", то, с точки зрения Энгельса, эта претензия не заслуживает иного отношения, кроме насмешки.
Невозможно не заметить, что Энгельс нигде и никогда не называет положительные науки – физику, химию, биологию или политэкономию – "частными", ибо уже самое употребление такого предиката предполагает, что кроме "частных" наук должна существовать некая "всеобщая наука", "наука о целом".
Если какая-то наука нацелена исключительно на познание "частностей", никак не связанных по существу ни между собою, ни с другой категорией таких "частностей", то это в лучшем случае характеризует ее историческую незрелость. Если же она в подобных "частностях" выявляет некоторый закон, то это и означает, что она в конечном видит бесконечное, в отдельном – всеобщее, в преходящем – вечное. "Всякое истинное познание природы есть познание вечного, бесконечного, и поэтому оно по существу абсолютно"[2].
Хорошенькое "научное" мировоззрение мы бы имели, если бы оно состояло из "частных" наук, которые исследуют одни "частности" без связи, и "философии", которая, напротив, рисует нам связь без тех "частностей", которые она связывает... Это разделение науки на две категории – на исследование вещей без их взаимных отношений и на исследование отношений без вещей – как раз и лежит в основе позитивистского представления о роли и функции философии в составе "научного мировоззрения".
И та "поправка", которой некоторые авторы пытаются смягчить нелепость такого представления, – поправка, состоящая в том, что "частным" наукам вменяется обязанность выяснять "частные и особенные" связи вещей, не трогая "всеобщих", "универсальных" связей между ними (это-де прерогатива "философии"), дела нисколько не меняет. Подобный взгляд обрекает "частные" науки на ущербное существование, поскольку, по существу, запрещает им доискиваться до диалектики в составе своего предмета, запрещает им диалектически разворачивать понимание этого предмета под тем предлогом, что иначе для "философии" не останется работы. В этом именно и заключается вред представления о философии как об особой науке о "мире в целом".
Именно поэтому Энгельс и расценивает затею создания философской картины – системы мира в целом – не просто как пустопорожнюю, но и как антинаучную, как антидиалектическую затею, активно препятствующую проникновению диалектики в головы и в теории самих "положительных" ученых, т.е. естествоиспытателей и историков. Диалектику в природе не только может, но и обязано вскрывать полностью и без остатка само естествознание, так же как диалектику общественно-исторического процесса выясняет и способна выяснять вся совокупность общественных наук политэкономия, теория государства и права, психология и т.д.и т.п.
Не менее категоричен в оценке позитивистского толкования места и роли философии в составе современного научного мировоззрения и Ленин[3]. Острота и недвусмысленность реакции Ленина объясняется прежде всего тем, что затеи с созданием "всеобщих теорий бытия" возникали в это время не как пустопорожние забавы, а как прямые антитезы энгельсовскому пониманию диалектики как науки, тому самому пониманию, которое Ленин последовательно отстаивал в полемике с ревизионистами.
Не может быть никакого сомнения в том, что Ленин, настаивая на понимании диалектики как логики и теории познания "современного материализма" и отметая с порога все разговоры о "всеобщих теориях бытия", отстаивал и подлинную суть позиции Энгельса, изложенной в "Анти-Дюринге", поскольку эту позицию позитивисты как раз и старались всячески фальсифицировать именно в духе "всеобщей теории бытия", чтобы затем противопоставить ей свою – "новую" всеобщую теорию бытия, "новую" мировую схематику, соответствующую-де новейшим достижениям науки.
Суть такого взгляда на диалектику заключается в стремлении создать философскую картину мира путем извлечения "наиболее общих обобщений" из результатов современной науки. Эта "наука" якобы и будет удовлетворять цели выработать философское мировоззрение, т.е. составить возможно более полное, охватывающее всю совокупность явлений представление о мире.
Именно в полемике с подобными толкованиями "диалектики" Ленин и формулирует понимание действительной точки зрения Маркса и Энгельса на этот вопрос:
"Диалектический материализм "не нуждается ни в какой философии, стоящей над прочими науками". От прежней философии остается "учение о мышлении и его законах формальная логика и диалектика". А диалектика, в понимании Маркса и согласно также Гегелю, включает в себя то, что ныне зовут теорией познания, гносеологией..."[4]
Кажется, трудно сказать яснее. Научное мировоззрение, т.е. совокупность научных представлений о природе, обществе и человеческом мышлении, как таковое не может быть построено силами одной лишь "философии", а только дружными усилиями всех "реальных" наук, включая, разумеется, и научную философию.
Если "прежняя философия" взвалила на свои плечи задачу, посильную только всему научному познанию, и то в перспективе, то единственным оправданием ее претензий была историческая неразвитость других наук. Но "как только перед каждой наукой ставится требование выяснить свое место во всеобщей связи вещей и знаний о вещах, какая-либо особая наука об этой всеобщей связи становится излишней", неустанно повторяет Энгельс и в "Анти-Дюринге", и в "Диалектике природы", и в "Людвиге Фейербахе", прямо связывая это понимание с самой сутью материализма.
Совершенно бесспорно, что ясная и недвусмысленная позиция Энгельса, изложенная выше его собственными словами, была аксиоматически-исходной и для Ленина во всех его дискуссиях с людьми типа Бермана и Богданова, Юшкевича и Луначарского, Базарова и Суворова, во что бы то ни стало старавшимися соорудить внутри марксистского научно-материалистического мировоззрения очередную "всеобщую теорию бытия", особое – "философское" "мировоззрение", поскольку действительное мировоззрение Маркса и Энгельса, изложенное в "Капитале" и "Анти-Дюринге", в "Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта" и "Критике Готской программы", их никак не удовлетворяло и никакого "цельного мировоззрения" они в этих трудах вычитать не могли... "Мировоззрение" им виделось исключительно в виде особой науки, стоящей над прочими "частными" и посему неполноценными – науками.
Отсюда и органическое непонимание этими людьми диалектики как логики и теории познания – как действительной логики развития научного мировоззрения, как теории познания мира человеком, – познания, осуществляемого вовсе не "философией", а всеми реальными науками в содружестве с научно-материалистической философией, понимаемой по Энгельсу.
Для Бермана, Богданова и прочих путаников "марксизм" до их прихода был "неполон" – в нем, по их мнению, недоставало как "общей теории бытия", так и "теории познания", "гносеологии". Совершенно естественно, ибо в "диалектике" все эти люди видели исключительно ряд предельно общих формул, перенятых-де Марксом и Энгельсом у Гегеля, формул, касающихся "общих принципов развития" ("развития вообще") и ничего более.
Тот факт, что Маркс и Энгельс вовсе не ограничивались выражением согласия с некоторыми "общими формулами" гегелевской диалектики, а применяли диалектику (материалистически преобразованную гегелевскую диалектику, как не перестает подчеркивать Ленин) на каждом шагу, – и именно в ходе исследования совершенно конкретных научных проблем – проблем политической экономии, истории, политики и права, точно так же как и в анализе острейших классовых конфликтов и событий текущей политической борьбы, – этот факт для таких теоретиков, как Берман и Богданов, будто бы вовсе не существовал. По их мнению, "Капитал", например, есть не более как совокупность обобщений, полученных "чисто индуктивным путем", а "диалектика" к этим обобщениям привязана, мол, лишь задним числом, лишь в качестве фразеологии, лишь в качестве неадекватных оборотов речи, в качестве неуклюжих форм гегелевского языка.
Заранее отрицая за диалектикой значение логики мышления, логики развития понятий в любой конкретной сфере научного познания и практики, они и толковали эту диалектику как пассивное и необязательное "дополнение" к научному анализу, лишь как "язык", на котором зачем-то, и неизвестно зачем, Маркс и Энгельс выражали некоторые "позитивные результаты" своего изучения политической экономии и истории.
Ленин же видит в диалектике прежде всего универсальный метод, активную форму мышления Маркса и Энгельса, действительную логику развития понятий в ходе конкретного исследования тех конкретных областей действительности, которыми непосредственно занимались основоположники коммунистического мировоззрения, а вовсе не совокупность "наиболее общих обобщений", делаемых задним числом.
Поэтому-то Ленин и подчеркивает, что суть материалистической диалектики заключается не в том, что она есть совокупность "наиболее общих утверждений" относительно "мира в целом", а в том, что она есть логика развития научного мировоззрения, реализованного Марксом и Энгельсом в виде научно-материалистического понимания конкретных законов развития общества на определенной конкретно-исторической стадии его развития – в виде научной политической экономии "Капитала", в виде конкретно сформулированных принципов стратегии и тактики борьбы пролетариата, в виде теоретического понимания закономерностей революционного процесса преобразования капиталистического общества в социалистическое (в виде того, что Ленин называет "научным социализмом"). В этих совершенно конкретных – результатах теоретического исследования, осуществленного с помощью диалектики как метода исследования, и заключается научно-материалистическое мировоззрение Маркса и Энгельса, мировоззрение, постоянно развивающееся и уточняемое с каждым новым шагом исследования конкретной исторической действительности, с каждым новым открытием в любой области природы и истории. В этом именно видел Ленин суть материалистической диалектики.
Согласно Ленину, она состоит в том, что диалектика и есть логика и теория познания. И поскольку речь идет о том, чтобы изложить теорию диалектики в виде особой, отдельной науки, то – в полном согласии с Энгельсом формулирует Ленин – именно материализм обязывает понимать и разрабатывать эту теорию как логику развития всего научного мировоззрения, всего научного познания мира человеком, осуществляемого лишь дружными усилиями всех наук.
Ведь нетрудно понять, что, взваливая на плечи философии как особой отдельной науки задачу научного незнания вообще, ей не оставляют ни сил, ни времени для решения ее специальной задачи, для выполнения ее специфической функции в развитии научного мировоззрения для разработки диалектики как логики этого развития.
И поскольку "свято место пусто не бывает", в эту брешь сразу же врываются мутные воды всевозможных чуждых материализму модных течений, коими мечтают заполнить "пробелы" в разработке целостного марксистско-ленинского мировоззрения...
Ведь сколько таких попыток "дополнить" марксистскую философию якобы недостающими ей разделами было сделано в XX веке! А все потому, что явно недостаточно разрабатывалась диалектика как логика и теория познания, т.е. диалектика в ее ленинском понимании. Потому что испуганное воображение ряда философов усматривало в этом направлении научной разработки диалектики "недооценку мировоззренческого аспекта диалектики".
Трудно ответить лучше, чем это сделал академик Н.Н.Семенов: "Некоторые философы выражают иногда опасение: как-де можно рассматривать марксистско-ленинскую философию как Логику, теорию познания? А не поведет ли это к утрате мировоззренческого значения марксистской философии, к умалению ее роли и даже к "отрыву философии от естествознания"? Если Логику понимать действительно по-ленински, то этого не надо бояться. Совсем наоборот: ведь все наши науки, вся наша культура развиваются с помощью мышления, основанного на человеческой практике, и потому наука о мышлении играет свою первостепенную роль в развитии научного миропонимания"[5].
Несомненно одно: люди, упрекающие вышеизложенное понимание в "недооценке мировоззренческого значения философии" просто-напросто публично признаются в том, что они сами понимают "мышление" на какой-то странный, совсем не материалистический манер – как некую чисто субъективную способность, не имеющую никакого отношения к реальному миру, к природе и обществу, к действительному познанию законов развития природы и общества.
Если же исходить из того понимания мышления, которое развернуто в трудах Энгельса и Ленина, то такой упрек попросту нелеп, ибо мышление в его реальности и есть не что иное, как процесс отражения природы и общества, осуществляемый совокупными усилиями всех наук, и именно поэтому законы логики представляют собою не что иное, как отраженные в человеческой голове (и проверенные тысячелетиями человеческой практики) всеобщие законы естественно-природного и общественно-исторического развития.
Это обстоятельство и выражается формулой, согласно которой диалектика и есть учение о тех всеобщих законах, которым одинаково подчиняется как развитие мышления, так и развитие действительности (т.е. природы и общества), "наука о всеобщих законах движения и развития природы, человеческого общества и мышления"[6]. А не только "мышление", понимаемое как субъективно-психический процесс, осуществляющийся в глубинах мозга и психики человеческого индивида.
"Мышление" для философии (для диалектики как особой науки) – это прежде всего знание в полном объеме его развития, знание в его становлении, т.е. процесс исторического развития реального знания (естествознания и наук об истории).
Формула, определяющая диалектику как учение о всеобщих законах развития и действительности, и мышления (а не только "мышления", равно как и не только "действительности"), выражает, таким образом, очень важную "сторону дела". Однако совершенно неправомерно было бы видеть в этой формуле основное определение предмета диалектики как особой, отдельной науки.
Из контекста, в котором Энгельс формулирует это определение, видно совершенно ясно – это именно определение диалектики вообще, обнимающее собою не только материалистическую, марксистскую диалектику, но и любую другую историческую форму развития этой науки. В этой формуле как таковой еще вовсе не выражены исторические различия, существующие между различными вариантами этого учения, в том числе и различие между марксистской и гегелевской диалектикой, между материалистическим и идеалистическим толкованием "всеобщих законов действительности и мышления". Эти всеобщие (инвариантные и для истории, и для мышления как субъективно-психического процесса) законы одинаково признаются и исследуются и там и здесь, потому-то и гегелевская диалектика – тоже диалектика, т.е. историческая ступень развития "учения о всеобщих законах развития природы, истории и мышления".
Специфика же марксистской диалектики заключается в том, что эта диалектика – материалистическая. А это значит, что всеобщие законы мышления понимаются ею как отраженные научным пониманием и проверенные тысячелетиями человеческой практики всеобщие законы природы и истории. В том-то и все дело, в этом-то и специфическое отличие марксистской диалектики от гегелевской и всякой иной.
В гегелевском варианте дело обстоит как раз наоборот и всеобщие законы движения и развития выглядят как проецированные в природу и историю законы мышления, логические схемы "саморазвития мысли".
Итак, конкретизация определения диалектики вообще (всякой диалектики), превращающая это определение в "специфическое" определение марксистской – и только марксистской – диалектики, состоит как раз в четком указании на тот факт, что законы мышления (логические законы, законы развития познания мира человеком) суть отраженные, т.е. познанные и практикой проверенные, законы развития самой действительности, законы развития природы и общественно-исторических событий.
В этом же заключается, соответственно, и специфическое определение предмета марксистской диалектики как особой науки (а не только как метода, применяемого к любому предмету во Вселенной, – эти два смысла слова "диалектика" ни в коем случае путать нельзя).
Как особая, отдельная наука, стоящая не "над" другими науками, а рядом с ними, как полноправная наука, имеющая свой предмет, диалектика и есть наука о процессе отражения предмета мира (природы и истории) в человеческом мышлении. Наука о законах превращения действительности в мысль (т.е. о законах познания, о законах высшей формы отражения), а мысли – в действительность (т.е. о законах практической реализации понятий, теоретических представлений – в естественно-природном материале и в истории).
Теория и практика (т.е. отражение и действие на основе отражения) и связываются, таким образом, в один процесс, управляемый одними и теми же, и именно диалектическими, законами, законами логики, теоретического познания и практической деятельности.
Поэтому диалектика и выступает как логика, как наука о теоретическом и практическом овладении, освоении мира общественным человеком. В этом и заключается ее первостепенное, огромное мировоззренческое значение, роль и функция, а не в сочинении "всеобщих теорий бытия", не в попытках решить задачу, которая посильна только всей совокупности "реальных наук".
Поэтому справедливо будет сказать, что мировоззренческое значение ее "недооценивают" как раз те теоретики, которые принципиально не проводят энгельсовско-ленинское понимание диалектики как логики и теории познания мира человеком, как науки о законах развития всего научного мировоззрения, т.е. всего человеческого мышления, реализующего себя в науке и практических делах.
Подчеркивая эту суть диалектики, Ленин писал: "Диалектика и есть теория познания (Гегеля и) марксизма: вот на какую "сторону" дела (это не "сторона" дела, а суть дела) не обратил внимания Плеханов, не говоря уже о других марксистах"[7].
В центре внимания Ленина находится "собственно диалектика, как философская наука", как особая наука со своим исторически сложившимся предметом, со своей специфической системой понятий и соответствующей ей терминологией, "языком". Речь идет, таким образом, о диалектике как особой науке. Не о задаче применения диалектики к разработке других областей знания, будь то политическая экономия или физика, психология или математика, а о разработке самого аппарата диалектики, т.е. о системе ее специальных понятий, категорий.
Здесь такое же положение, как и с математикой: одно дело – применение математических средств к обработке данных физики или экономики, а другое – теоретическая разработка ее собственного аппарата, который потом может и должен применяться в любой другой области, и тем успешнее, чем строже он разработан сам по себе. Стоит эти две задачи спутать – и в решении их обоих возникнет путаница, причем дело нисколько не изменится оттого, что именно применение математического аппарата приводит рано или поздно к необходимости его собственного совершенствования.
Точно так же и диалектика впитывает в себя жизненные соки действительности только через процесс ее применения к решению уже не специально-философских проблем или, точнее, не только специально-философских проблем, но и проблем другой области знания, что вовсе не означает, однако, что применение диалектики автоматически совпадает с развитием ее собственного теоретического аппарата. Успехи и неудачи применения категориального аппарата науки должны быть освоены и осмыслены в уже имеющихся, исторически сложившихся специальных понятиях этой науки, только тогда и становится ясно, нуждаются ли они в коррективах или нет.
Может случиться (и это бывает довольно часто), что появляется необходимость не в "усовершенствовании" исторически разработанных категорий, а всего-навсего в грамотном "применении" их. Так, нередко приходится слышать, что категории классической диалектики устарели, что их нужно радикально переработать, привести в согласие с "новейшими достижениями науки". А на поверку сплошь и рядом оказывается, что устарели не определения категорий, а то поверхностное представление о них, из которого в данном случае исходят.
Прежде чем "развивать" категории диалектики на основе "достижений современной науки" (сама по себе эта задача и благородная, и философски оправданная, и необходимая), следует сначала ясно понять, что именно нужно развивать, иначе говоря, уяснить то действительное содержание логических категорий, которое откристаллизовалось в результате более двухтысячелетнего развития философии как особой науки, специально занимавшейся этим делом. В отношении научного определения логических категорий философия имеет специальный длительный опыт, включающий в себя как успехи, так и неудачи, как завоевания, так и поражения, причем анализ неудач и поражений философии в этом деле не менее ценен, чем анализ путей, которые приводили ее к цели. Важность такого подхода к разработке теорий диалектики и определяется тем, что диалектика есть наука со своим исторически сложившимся аппаратом понятий и что этот аппарат есть итог, результат и вывод длительного процесса развития особой науки, особой области знания – философии.
И если даже помнить о том, что по существу своему диалектика есть итог, вывод, резюме "всей истории познания", а не только истории философии, тем не менее у последней по сравнению с историей любой другой науки сохраняется важнейшее преимущество: она есть история возникновения и развития тех самых категорий, в которых должна выразиться итоговая работа по обобщению опыта всех других наук – история логических категорий, категорий диалектики.
К философско-диалектическому обобщению любой другой области знания, к "диалектической обработке истории человеческой мысли, науки и техники"[8] (в чем и должно состоять, по Ленину, "продолжение дела Гегеля и Маркса") нельзя даже приступить, предварительно не отдав себе ясного отчета в содержании всех тех понятий, которые и возникли, и развивались, и веками отшлифовывались именно в русле философии, в коллизиях ее специфической истории. Поэтому-то критический анализ истории всех ее специальных понятий и выступает как необходимая предпосылка всей остальной работы по диалектическому обобщению развития любой науки, истории всех других областей знания. Иначе говоря, прежде чем делать "философские обобщения" в области других наук, надо уже обладать серьезнейшей специально-философской грамотностью, т.е. критическим пониманием истории своей собственной науки, обладать всем выработанным предшественниками опытом "философского обобщения".
В противном случае это будет не "диалектическая обработка" истории других наук, а просто-напросто некритический пересказ того, что наблюдается на поверхности научно-исторического процесса, того, что думают и говорят о себе, о своей науке сами экономисты, физики, психологи... И дело ничуть не изменится, если этот некритический пересказ будет производиться с использованием философской терминологии, с помощью "философских" оборотов речи. Простой перевод истин физики или химии на "язык" философии – далеко еще не то "философское обобщение" достижений других областей знания, на которое нацеливал Ленин.
И утверждение ленинизма в философии состоит в последовательной разработке категорий диалектики как логики и теории познания, ибо в этом заключается ее мировоззренческое значение – ее роль логики развития современного научно-материалистического мировоззрения.