3. "Свобода" без права: негативная природа коммунизма

3. "Свобода" без права: негативная природа коммунизма

Логика коммунистической "экспроприации экспроприаторов" и освобождения от господства капитала такова: раз общество при капитализме делится на частных собственников-эксплуататоров (владельцев капитала в городе и деревне) и некапиталистов, несобственников, лиц, лишенных капитала (пролетариев), то уничтожение в процессе пролетарской революции частной собственности предстает как ликвидация итогов капиталистической узурпации собственности и ее возвращение всему обществу, а носителем и исполнителем всего этого процесса ликвидации частной собственности, ее социализации и коммунизации может быть только пролетариат, т. е. класс, отчужденный от собственности на средства производства.

Согласно такой логике (логике не только коммунистической теории, но и мероприятий социалистической революции и реального социализма), частная собственность при капитализме означает отчуждение большинства общества, трудящейся массы (словом, "пролетариата" как последовательного выражения и олицетворения этого отчуждения) от собственности на средства производства и для ликвидации такого отчуждения необходимо вообще уничтожить частную собственность. Таким образом, преодоление отчуждения от средств производства одних членов общества, согласно марксизму, мыслите (и было практически осуществлено в виде реального социализма) как отрицание индивидуальной собственности на средства производства для всех без исключения членов общества. Общественная собственность как отрицание и противоположность частной собственности, как преодоление ее отчуждения для части общества означает, следовательно, отчуждение собственности от всех членов общества в качестве индивидов и признание собственности всего общества в целом.

Собственность, право собственности и право вообще (с его принципом формального равенства и свободы) имеют смысл лишь там, где имеется, признается и действует индивидуальночеловеческое начало и измерение в общественной жизни людей, где, следовательно, отдельный человек, индивид как таковой признается в качестве независимого и самостоятельного лица — субъекта собственности и права, т. е. экономически и юридически свободной личности. Лишь из совокупности таких лиц и их отношений складывается особый тип и форма социального общения и социальной жизни вообще — так называемое гражданское общество, порождающее соответствующие всеобщие государственные формы и законодательные установления. Причем наличие определенного типа гражданского общества является необходимым исходным условием и постоянной объективной основой для формирования и функционирования соответствующих ему и выражающих его всеобщие потребности конструкций правового государства и норм правового закона.

Уничтожение же частной собственности и вместе с тем всякой индивидуальной собственности на средства производства означает по сути дела отрицание экономической и правовой самостоятельности и независимости отдельного человека, индивида, каждого отдельно взятого члена такого общества, которое базируется на началах обобществления средств производства.

Коммунизм по своей сути и определению (а социалистическая практика — и фактически) отрицает человека как личность, как независимого и самостоятельного (экономического, правового, морального и т. д.) субъекта.

Коммунистическое "освобождение" от частной собственности и сложившихся форм свободы, права, индивидуальности оказывается вообще состоянием без свободы, права, личности и т. д. И такое "освобождение" без свободы характерно не только для переходного периода, но и для марксистского коммунизма в целом, поскольку он совместим лишь с негативным "освобождением", но не с позитивным индивидуально-человеческим определением и утверждением свободы. "Освобождение" от прежней свободы — это лишь несвобода, а не какая-то новая свобода.

Поэтому утвердительное отношение к свободе в марксизме остается простым заверением, опровергаемым самим же марксистским коммунизмом. Напомним известные слова из "Манифеста": "На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех"[105].

Оставим в стороне проясненный уже самой историей вопрос о прогностическом качестве этого утверждения. Обратимся к некоторым другим вопросам, порождаемым данным положением.

Прежде всего бросается в глаза неожиданность появления такого утверждения в общем антииндивидуалистическом, коллективистском контексте "Манифеста", да и всего марксизма. Правда, показательно, что речь идет не о свободе "каждого", а лишь о "свободном развитии", что может означать "беспрепятственное развитие", т. е. нечто весьма неопределенное. И все же данное утверждение звучит весьма необычно и странно для марксистского подхода, согласно которому именно при капитализме, но никак не при коммунизме индивидуальная свобода (экономическая, правовая, моральная и т. д.) и вообще индивидуальное начало носит исходный, определяющий характер и в этом смысле действительно является условием, необходимым основанием для всего общественного развития.

Но основной вопрос состоит в следующем: откуда и как в упомянутой ассоциации с обобществленными средствами производства вдруг появляется тот "каждый" (т. е. самостоятельный индивид, личность), о "свободном развитии" которого идет речь? Вот наличие "всех" не вызовет сомнений: "все" ("все вместе", неиндивидуализированная масса, ассоциация, коллектив, народ, общество, трудящиеся) есть, а "каждого" (каждого отдельного, обособленного индивида, независимой личности) нет и быть не может в рамках коммунизированной ассоциации, поскольку суть коммунизации как раз и состоит в преодолении этого "каждого" в отдельности, в его слиянии со "всеми" вместе в качестве "сочлена коллектива", коммунизированного и коллективизированного момента (элемента, "винтика") в структуре всеобщего целого.

Кстати говоря, коммунизированная ассоциация "всех" вместе потому и возможна, что в ней нет индивидуального начала (автономного индивида), нет "каждого" как отдельного, независимого, самостоятельного, свободного субъекта.

В "Критике Готской программы" при изображении высшей фазы коммунизма речь уже идет не о "свободном развитии каждого", а о "всестороннем развитии индивидов"[106]. Но тот же вопрос о самой возможности появления и свободного бытия индивида в правоотрицающих условиях обобществления средств производства и форм жизни не то что остается без ответа, а вообще не ставится. И не случайно, поскольку в рамках марксизма и коммунизма на него нет и не может быть адекватного положительного ответа.

Кстати говоря, эта невозможность свободного индивида в условиях социализации средств производства и всей жизни лишает известные марксистские формулы о труде и распределении при социализме и коммунизме ("каждый по способностям..." и т. д.) надлежащего субъекта — свободной личности, без чего о реализуемости этих формул не может быть и речи.

Свобода, которая отрицается коммунизмом, известна и понятна, — это всеобщая формальная (правовая) свобода и равенство индивидов в условиях буржуазного строя. Будущая же "свобода" ("свобода" при отрицании права, государства, индивидуальной собственности, моральной автономии личности и утверждении всепоглощающего, тотального коллективизма, господства обобществленных средств и форм жизни, плановой централизации и т. д.) как раз и невозможна как свобода ни логически, ни, как показал исторический опыт социалистического тоталитаризма, практически. Отрицание свободы реально-исторически оказалось утверждением несвободы и тоталитаризма.

В капиталистическом обществе каждый имеет право (т. е. обладает правоспособностью) быть собственником средств производства, но реально собственниками (т. е. обладателями уже реально приобретенного, субъективного права на определенные объекты собственности) являются только некоторые члены общества, лишь те, кто в стихии жизненных отношений сумел эту всеобщую и равную для всех абстрактно-правовую возможность превратить в действительность, в наличную собственность. Здесь, при капитализме (в отличие от сословно-политических ограничений права на собственность в докапиталистических формациях) формально равное право приобрести собственность (как, впрочем, и потерять ее, лишиться собственности) имеет каждый индивид в качестве отдельного человека самого по себе, а не в качестве члена того или иного социального или политического слоя, сословия или класса. С этим, кстати говоря, связан и индивидуализм буржуазной идеологии и практики, буржуазного гражданского общества и порождаемого им правового государства — словом, буржуазный индивидуализм, означающий буржуазный либерализм, т. е. правовое равенство, независимость и свободу каждого человека как такового во всех сферах общественной и политической жизни. Индивид является, таким образом, исходной фигурой, персонификацией, субъектом и носителем экономических, юридических и политических отношений буржуазного строя.

Поэтому переход от капитализма к социализму, от частной собственности к собственности общественной, ликвидация индивидуальной собственности на средства производства фактически означают не только уничтожение буржуазного индивидуализма, но вместе с тем и отрицание самостоятельного статуса и значения индивида, отдельного человека и в качестве субъекта экономики, права и политики, радикальный отказ от индивидуального в пользу всеобщего (общественного, коллективного), всестороннюю трансформацию человека-индивида-личности в живое орудие и вспомогательное средство всеобщего целого, в простого исполнителя соответствующих функций пролетарски организованной коллективности и социалистической общности — словом, в обезличенного ординарного, бесправного "винтика" единой огромной машины коллективного подавления, насилия, властно-централизованного производства, распределения и потребления.

Уничтожение частной собственности и создание общественной собственности, согласно марксизму, должно было привести к ликвидации эксплуатации человека человеком, к утверждению свободы всех, формированию нового человека будущего.

Действительно, эксплуатация человека человеком возможна лишь там, где вообще есть частная собственность на средства производства: лишь в этих условиях один человек-индивид (одни индивиды), обладающий собственностью, может эксплуатировать другого человека (других индивидов), лишенного собственности. В таком смысле эксплуатации человека человеком, конечно, не может быть там, где нет частной собственности, в том числе и в условиях социалистического отрицания частной собственности. Вообще отсутствие при социализме эксплуатации человека человеком имеет лишь тот смысл, что при социализме ни у кого нет частной собственности на средства производства. И ничего более того. Ведь сама по себе ликвидация частной собственности и соответствующей ей формы эксплуатации вовсе не уничтожает других (неэкономических и неправовых) форм и способов организации труда и присвоения его результатов. Это ясно уже, чисто теоретически, а реальный социализм продемонстрировал это практически на огромном фактическом материале принудительного труда, скудного потребительского рациона "уравниловки", массовой нужды, лишений, голода и бедственного существования трудящихся в условиях обобществления средств производства.

Идея уничтожения частной собственности — не изобретение марксизма. Она так же стара, как и сама частная собственность. Критика частной собственности, попытки преодолеть ее негативные проявления, оппозиция против нее, как тень, сопровождают: всю историю становления и развития этого социально-экономического института.

Уже в древности появился ряд проектов идеального устройства общественной жизни, в основе которых лежала коммунистическая идея отрицания частной собственности. Наиболее известным из них является платоновский проект идеального государства, оказавший заметное влияние на последующие представления об идеальном будущем строе, где не будет частной собственности.

С отрицанием частной собственности, осуждением неравенства и требованиями обобществления имущества в общине верующ выступали представители раннего христианства. Так, согласно "Деяниям святых апостолов" (2, 44—45; 4, 32), в христианских общинах "никто ничего из имения своего не называл своим, но все них было общее", а средства, необходимые для жизни, члены общины "разделяли всем, смотря по нужде каждого". Согласно этим представлениям, богатым закрыт доступ в грядущее Царство Божие. "Блаженны нищие, ибо ваше есть Царствие Божие" (Лк. 6, 20).

К раннехристианской идеологии восходит и ряд других идей и положений, воспринятых затем в той или иной модернизации различными течениями коммунистической мысли. Приведем некоторые из таких положений: "Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь" (2 Фес. 3, 10); "Но каждый получает свою награду по своему труду" (I Коринф. 3, 8).

Идея отрицания частной собственности была подхвачена и развита представителями утопического социализма.

В марксизме вопросы уничтожения частной собственности и установления общественной собственности ставятся и освещаются в общем контексте исторической смены различных социально-экономических формаций, анализа внутренних противоречий капитализма и их разрешения на путях пролетарской революции и перехода к новой, коммунистической формации.

Во всемирно-историческом прогрессе способов, форм и отношений общественной жизни людей частная собственность сыграла огромную позитивную роль. Вместе с тем ей присущи недостатки, обусловленные ее природой. Отличительная особенность частной собственности состоит в том, что она представляет собой внутренне противоречивое единство формального (правового) равенства и существенных фактических различий, экономической зависимости несобственников от собственников.

Здесь коренятся всемирно-исторические коллизии, связанные с отношением к частной собственности. С одной стороны, свобода и равенство индивидов (в том числе и в экономических отношениях) невозможны без права, во внеправовых формах, а, следовательно, и без частной собственности со всеми ее пороками и негативными последствиями, демонстрирующими границы лишь формального (правового) равенства и формальной свободы. С другой стороны, естественноисторически возникшее и окрепшее в массовых движениях низов общества требование большего, чем допускает право, равенства и свободы, — словом, так называемого "фактического равенства", противопоставляемого "иллюзорному" и "фиктивному" формально-правовому равенству, по существу означает не только уничтожение частной собственности, товарно-денежного производства, рынка и т. д., но вместе с тем и преодоление права, государственности и вообще всех прежних "надстроечных" форм и структур.

Как показывает опыт реального социализма, уничтожение частной собственности сопровождается ликвидацией прежнего (формально-правового) равенства, но не создает и в принципе не может создать какое-то другое, неправовое равенство (экономическое, потребительское и т. д.).

Движение к фактическому (неправовому) равенству, по логике вещей, лишило общество исторически апробированных экономических и правовых регуляторов, место которых заняли диктаторскоприказные средства и методы тоталитарной организации жизни.

Все это, однако, не означает, будто социальное движение против частной собственности, в русле которого возник и реальный социализм, инспирировано какими-то идеологами или является какой-то исторической ошибкой, отклонением от магистральной линии исторического прогресса, тупиковой ветвью развития и т. д.

Напротив, представленное в частной собственности противоречие между формальным (правовым) равенством и экономическим подчинением является центральной проблемой всемирноисторического прогресса равенства, свободы, справедливости.

Или капитализм (с буржуазной частной собственностью и буржуазным правом) является концом истории и последней ступенью в прогрессе человеческой свободы, справедливости и равенства, или история продолжается и возможна новая, более высокая, чем капитализм, ступень прогресса. Дилемма эта поставлена всем ходом предшествующего развития человеческой цивилизации. Здесь — развилка всемирной истории, здесь определяются ориентиры и вектор последующего движения.

Уже то обстоятельство, что в истории нашлись достаточно мощные социальные силы для практической реализации социалистической идеи, свидетельствует об объективных социальноэкономических причинах массового социалистического движения против частнособственнического строя.

По своей природе частная собственность на средства производства такова, что она, отражая процесс поляризации богатства и бедности, не может быть у всех членов общества: наличие в обществе частной собственности означает, что у одних (меньшинства) она фактически есть, у других (большинства) ее нет. Поэтому частная собственность выражает собой не просто имущественное различие между богатыми и бедными, но нечто гораздо более существенное — экономическую зависимость (даже при отсутствии всякой иной зависимости и принуждения) несобственника от собственника, порождающую эксплуатацию человека человеком.

Эти экономические отношения между собственниками и несобственниками (и соответствующие правовые и государственные формы), согласно Марксу, в классически развитом виде представлены при капитализме, где все формально свободны и равны и отсутствуют внеэкономические (как при рабстве, феодализме) формы принуждения и зависимости. Здесь формально свободный рабочий, по Марксу, вынужден продавать капиталисту на товарном рынке свою единственную собственность, свой товар—рабочую силу. Купля-продажа этого специфического товара, способного принести покупателю-капиталисту прибавочную стоимость, осуществляется в правовой форме свободного, добровольного договора. "В действительности, — замечает Маркс, — рабочий принадлежит капиталисту еще раньше, чем он продал себя капиталисту. Его экономическая несвобода одновременно и обусловливается и маскируется периодическим возобновлением его самопродажи, переменой его индивидуальных хозяев- нанимателей и колебанием рыночных цен его труда"[107].

Но эта подчеркиваемая Марксом "экономическая несвобода" (в ее крайнем выражении — в отношениях между капиталистом и пролетарием) на самом деле означает правовую свободу людей (а свобода и может быть только в правовой форме), у которых нет собственности на средства производства. Правовой тип отношений между собственниками и несобственниками не только не отрицает, а, напротив, предполагает формальную (правовую) свободу и правовое равенство всех участников данного экономического процесса, всех членов общества. Более того, даже пролетарий выступает здесь, согласно анализу Маркса, не только как формально (юридически) свободное лицо, но и как владелец особого товара — рабочей силы, как его реальный собственник. Так что он продает не всего себя, а лишь свою определенную способность в виде специфического товара на общих для товарного рынка договорно-правовых условиях, с соблюдением требований формально-правовой свободы и нанимателя (капиталиста), и нанимаемого (рабочего).

Поэтому критикуемая Марксом капиталистическая ситуация "экономической несвободы" в действительности (в силу господства здесь правового способа экономических отношений между собственниками и несобственниками, нанимателями и наемными рабочими) является ситуацией правовой, а следовательно, и экономической свободы.

Требуемая же марксистским коммунизмом внеправовая "экономическая свобода" (посредством уничтожения частной собственности и ее обобществления) ведет к бесправию и тотальной несвободе, к экономической несвободе всех, включая и бывших собственников, и "освобожденных" пролетариев. Здесь, при социализме, все люди оказываются несобственниками и существуют в условиях экономической несвободы — в тотальной зависимости от пролетарско-коммунистической диктатуры, распоряжающейся всеми объектами бывшей частной собственности, всеми производительными силами, включая и непосредственного производителя.

Вместе с ликвидацией права членов общества (включая и непосредственных производителей) на частную собственность отрицается и собственность всех индивидов на свою рабочую силу, т. е. экономическая основа юридической свободы труда и предпосылка правового договора о добровольности найма на работу и увольнения с нее, о размере заработной платы и т. д.

"Экономическая несвобода", о которой говорит Маркс, т. е. экономико-правовые отношения буржуазной свободы, при социализме действительно уничтожается вместе с ликвидацией частной собственности, права, свободной личности, товарно-денежных отношений, свободы труда и т. д. Но отрицание этих присущих капитализму экономико-правовых форм свободы вовсе не означает, вопреки марксистским ожиданиям, позитивного утверждения каких-то других форм свободы. Коммунистическое освобождение от капитализма оказывается негативной "свободой" от экономико-правового типа общественных отношений, "свободой" от права и без права.