Глава XI. СИМВОЛИЗМ ПОЛОВ

Глава XI. СИМВОЛИЗМ ПОЛОВ

В пределах человеческого вида — внутри «манава» — существует та же двойственность, которая характерна для всей метафизики и которая снимается лишь в чисто трансцендентном. Но поскольку человек в «человеческом» мире, в конкретном космическом секторе, включающем в себя и недочеловеческие и сверхчеловеческие уровни, представляет субъекта, или, точнее, замещает его, то двойственность человека, деление на два пола — мужчину и женщину, синтезирует в себе основные тенденции этого мира, символически отражая двойственность всей космической среды в ее архетипе.[60]

Деление человека на мужчину и женщину соответствует делению внутри заместителя субъекта на то, что максимально близко к самому субъекту (мужчина), и на то, что максимально далеко от него, т. е. максимально объектно (женщина). Мужчина — субъектный полюс человечества, женщина — объектный. В этом смысле, пользуясь символом, разобранным в предыдущей главе, можно сказать, что мужчина есть прямое отражение полюса, т. е. сама окружность, ограничивающая «конус» плотного мира бхур в одном из возможных горизонтальных планов, а в данном случае — в плане "земного человечества". Женщина, со своей стороны, представляет в пределах человечества отражение объектных модальностей "человеческого мира", символически соотносится с пространством и внутри окружности и вне ее одновременно. Именно эта двойственность символизма женского начала определяет подчас противоречивое отношение к ней в традиционных обществах: то она рассматривается как существо низшее по отношению к мужчине, то, напротив, утверждается как высший принцип. Но как бы то ни было, женщина даже в самом высоком смысле всегда остается несубъектной, вторичной по отношению к мужчине, который и в своем историческом человеческом воплощении сохраняет связь с полюсом, с истинным субъектом, могущим быть названным "истинным мужчиной", "совершенным мужем".

Двойственность женщины связана и с тем, что она является вторым полом, согласно традиционным воззрениям, появившимся из первомужчины, который был двуполым мужчиной, мужчиной-андрогином. Индуизм соотносит женщину с понятием шакти, т. е. сила, мощь, способность. Можно сказать, что женщина есть первичное излучение силы полюса-андрогина-мужчины, который воспроизводит свое отражение — второго, уже не андрогинного мужчину — посреди этой излученной силы, порождая свой образ и подобие, своего сына. Этот второй неандрогинный мужчина (окружность) делит женщину-силу (шакти) на две части — внутреннюю и внешнюю по отношению к нему. Внутренняя женщина как проекция высших витков спирали (см. предыдущую главу), обычно рассматривается Традицией как совокупность священного, как "присутствие Бога" (полюса), "жилище Бога", т. к. именно внутри круга присутствует полюс. Более всего эта идея была разработана в тантристских школах, а также в иудейской каббале (теория шекины) и в исламском эзотеризме (сакина). В христианской догматике внутренняя женщина отождествляется с Церковью как вместилищем Христа. Внешняя женщина — это совокупность низших, пассивных аспектов человеческого мира, и в этом смысле она сближается с животными, растительными и минеральными уровнями, нуждающимися в покорении и в приведении к гармонии со стороны активного принципа — мужчины. Можно сказать, что внутренняя женщина отождествляется с центростремительной силой (шакти), т. е. с силой притяжения к полюсу. Внешняя женщина, напротив, соответствует центробежной силе, силе отталкивания от полюса.

Схема соотношения мужского и женского начал в метафизике

В данной ситуации мужчина находится между двух женских стихий, причем его духовная реализация, инициация в королевский статус, становление Чакраварти, есть путь сквозь внутреннюю женщину, часто представляемый как hieros gamos, священный брак. Но этот центростремительный брак, одновременно, означает отречение от внешней женщины, т. е. аскеза или отсутствие центробежного брака. Священный брак имеет своим символом радиус, т. е. соединение окружности с полюсом. Этот радиус в данной перспективе иногда представляется в виде фаллоса, меча, копья. Характерно, что само слово «шакти» обозначает на санскрите не только «силу», но и "копье".[61] И часто символом внутренней женщины, шакти индуистского «бога», также служит именно копье, хотя, казалось бы, это подчеркнуто фаллический атрибут. Тема инициатической эротики в индуизме особенно связана с «богом» Шивой, который представляется и как «бог» совокупления и как «бог» аскезы, т. е. как высшее начало центростремительного брака. Он осуществляет соитие с внутренней женщиной, своей шакти, Парвати, и отказывается от центробежных тенденций, пребывая в постоянной аскетической медитации. И кроме этого, Шива есть «бог» кладбищ, «бог» смерти, т. к. в нем открывается инициатическая смерть, происходящая на полюсе, где, согласно индуистским доктринам, существо радикальным образом изымается из мира перевоплощений, освобождаясь от фатальных скитаний по нескончаемой спирали космической периферии.

На чисто человеческом уровне обычная женщина несет в себе лишь архетипические начатки этих двух сил, их суммарную парадигму. Можно сказать, что она является проекцией двух пространств — внешнего и внутреннего — на саму окружность, замещая в этой окружности объектные уровни реальности. Поэтому на чисто человеческом уровне и в случае мужчины и в случае женщины речь идет о потенциальных субъекте и объекте, т. к. истинным субъектом в этом плане является только полюс, а истинным объектом весь этот план, включая саму окружность, т. е. мир. Окружность как сфера человеческого, хотя и является центральной, не прекращает, тем не менее, быть, с субстанциальной точки зрения, бесконечно малой частью всего плана, а значит, она несоизмеримо меньше поля силы, взятого целиком, и представляет собой только его проекцию, его типологическую и одномерную аналогию. Истинной субъектностью и истинной объектностью люди — мужчины и женщины — начинают обладать только по мере движения к полюсу, т. е. по мере восхождения по радиусу. Иными словами, реализация половых архетипов начинается на сверхчеловеческом уровне, где мужчина приобретает некую фаллическую субстанциальность, измеряемую в соответствии с длиной радиального пути к центру. Женщина, со своей стороны, обретает характер площади сектора круга, которой ей не достает на периферии, представляющей из себя линию, не имеющую площади. Такое же развитие эротических потенций происходит и в недочеловеческой сфере, на внешней от окружности стороне, но уже в обратном смысле — в смысле реализации животного, подчеловеческого объема половых архетипов. Это соответствует, однако, реализации максимальной объектности человека, которая, тем не менее, все равно повышает бытийный статус его эротики, коль скоро план, как площадь, есть поле шакти, силы, и проходя его не по окружности, а перпендикулярно ей (хотя и центробежно) человек достигает субстанциального наполнения или "пассивного совершенства", как говорит китайская традиция. С точки зрения субъекта, полюса такая реализация является целиком негативной, т. к. удаляет существо от центра, но, с точки зрения объекта, она соответствует расширению субстанциального развития эротики вплоть до ее хаотического и бесформенного дна, воплощающегося в оргии и промискуитете.

В инициатическом ключе следует понимать и мистерию брака на социальном уровне. Момент брака соответствовал переходу мужчины от матери (внешней женщины) к жене (внутренней женщине). Мать символизирует то, что объемлет человеческую окружность. Поэтому внешний мир Традиция называет "миром матери-земли"[62] или «матери-природы». Жена, напротив, является объемлемой мужчиной как в ритуальных объятиях, так и в традиционном образе жизни, в котором только благодаря мужчине поддерживается семейное благосостояние и порядок. Это отражено и в библейском сюжете о происхождении Евы из ребра Адама, подчеркивающем внутреннюю природу женщины по отношению к мужчине. Еврейское слово «Ева» (heva) означает «живая» или «жизнь», что точно соответствует санскритскому слову «jiva», «живая» — «душа». Эта женщина-жизнь, женщина-душа, естественно, находится внутри человека, как супруга тела, неразлучная и верная ему вплоть до смерти — обратно тому, как мать, напротив, расстается с телом ребенка сразу же после рождения. Поэтому библейское высказывание "да оставит муж родителей своих, и да прилепится к жене" на символическом уровне означает необходимость оставить бесформенно-материальные стадии существования (внешнюю женщину) и обратиться к миру души (внутренней женщине).

Отнесение матери к внешней плоскости, а жены ко внутренней не всегда однозначно и неизменно, т. к. в определенной перспективе (хотя и довольно редко) соответствие может меняться. Например, можно говорить о двух женах ("черной" и «белой», «плотской» и "духовной") или о двух матерях — «верхней» и «нижней», «небесной» и «земной» и т. д. В христианской традиции роли женских священных персонажей вообще переворачиваются, и женщина в его естественном, природном состоянии становится символом «блуда», "греха"("Вавилонская блудница") и т. д., а мать, как образ Девы Марии, напротив, воплощает в себе внутреннюю женщину,[63] наделенную всеми ее признаками: в частности, в "Акафисте Пресвятой Богородице" к ней прилагаются все библейские символы среднего — промежуточного между периферией и центром — пространства: она — "пещь огненная", "лествица небесная" и т. д.

Все, что мы сказали выше, относится исключительно к плотному миру — бхур, и даже более узко, к одному из его бесконечно-малых секторов — к "человеческому миру". Но подобное же соотношение символизма полов существует и в других состояниях плотного космоса — аналогичных «человеческому» и в тонких мирах, где сохраняется то же пропорциональное чередование женских и мужских модальностей. В частности, мы можем представить весь мир плотных форм как мужскую кристаллизацию, вне которой плещется женский хаос "тьмы кромешной", а внутри — женский мир тонких вибраций — просветленных психических сил. Путешествие через это "внутреннее море" вибраций к фиксированной центральной точке — к сверхформальному раю небесного первоинтеллекта — является задачей того, кто полностью реализовал полярную субъектность плотного мира и теперь вступает в новый брак с женщиной тонкого мира. Эта женщина тонкого мира в иранской традиции называлась «фраварти», а в скандинавских сагах — валькирией, т. е. крылатой огненной женщиной, ведущей погибших героев в небесный рай — Гаротман или Вальгаллу. Эта же фигура встречается и в рыцарском посвящении в роли "Прекрасной Дамы", "Белой Дамы".[64]

В данной перспективе сам совершенный субъект, андрогинный мужчина плотного мира, делается "мужским мужчиной" и относительным субъектом для тонкого мира. Инициатический эрос снова становится актуальным, т. к. посредством его сам Чакраварти реализует себя как первоинтеллект буддхи. И в этом случае символизм человеческих полов по аналогии переносится на высшие уровни — на уровни тонкого мира.

Первоинтеллект также часто представляется в виде мужчины. Но если по отношению ко всем мирам трибхуваны он является мужчиной-андрогином, всесовершенным субъектом проявления, то по отношению к чистому бытию он не совершенен и несовершенно субъектен, т. к. отделен от него уже самим фактом своей проявленности (хотя и сверхформальной), а значит и корнем проявления — женщиной-пракрити. Здесь тоже может идти речь об иерогамии (священном браке), т. е. об инициатическом соитии с пракрити, хотя и на чисто принципиальном уровне. Результатом такого метафизического брака с внутренней женщиной — принципиальной природой (пракрити) — является отождествление первоинтеллекта с самим чистым бытием. Заметим, что внешняя женщина соответствует здесь внешней по отношению к первоинтеллекту (буддхи) проявленной природе (пракрити), т. е. совокупности двух нижних миров (бхур и бхувас), а также объектной стороне самого неба (свар) — небесным возможностям, представляемым в индуизме как небесные девы, апсары, а в исламе как райские девы, гури.

Но и само чистое бытие (сат) может сочетаться браком со своей внутренней женщиной, роль которой выполняет в высших регионах метафизики, уже выходящих за грань онтологии, небытие (асат). В этой перспективе характерно на первый взгляд парадоксальное утверждение зароастрийской традиции относительно того, что сам «бог» света — Ахура-Мазда — обладает своей фраварти, т. е. внутренней женщиной, которая ведет его по пути самопреодоления, по пути возвышения. И именно через это инициатическое соитие снимается фундаментальная двойственность метафизики, и реализуется иное, мужской андрогин абсолюта.

Благодаря универсальности символизма полов возможно применить его и за пределами человеческого или животного мира, где аспект пола представлен с наибольшей наглядностью. В сущности, деление существ на два пола отражает двойственность вообще, хотя в идее пола особенно подчеркнута парадигматичность двойственности, как бы записанная принципиальным образом внутри самого субъекта. Пол — это субъективизация двойственности, переведение ее в такую плоскость, где она может быть снята в личном действии, не предполагающем гигантских, «макрокосмических» пропорций объектной двойственности. Адекватно решая половую задачу в рамках личности, существо принципиально освобождается от давления объекта и, соответственно, от необходимости решать проблему человек (как бесконечно малая часть среды) против бесконечно большой среды "самой по себе". Покорение внутренней женщины, прохождение сквозь нее к мужскому андрогинату субъекта для любого существа означает покорение внешней женщины — тяжелого огромного хаоса субстанции, которая сама по себе представляется (и является) непобедимой для всего, что хотя бы в малейшей степени несет в себе ее частицу. Именно поэтому мистерия брака считалась в древних традиционных обществах одной из самых священных и самых страшных мистерий. В мистерии брака между мужчиной и женщиной, брака приводящего к реализации нового существа — мужского андрогина или абсолютного мужчины, полностью покорившего женскую сущность, разбившего иллюзию ее отдельности, да и вообще ее дуалистического наличия как особой и отличной от мужчины категории — отражается великая метафизическая инициация самого чистого бытия (сат) в абсолютно иное. Именно благодаря распознанию небытия как внутреннего по отношению к себе и через метафизическое совокупление с ним возможен реальный переход от великой печали первопринципа, всегда отделенного от трансцендентного, к великой радости недвойственности, адвайты, и в этом заключается последняя тайна пола, отбрасывающая свой запредельный свет на всю метафизику, пропитывая ее основным своим качеством — любовью, которая, согласно апостолу, является наибольшей из трех богословских добродетелей. К этому же относится и православная истина: "Бог есть любовь", т. к. никакая сфера метафизики не пребывает вне мистерии любви, и именно любовь является высшим выражением божественной благодати, тайно организующей и ориентирующей все проявленные и непроявленные миры.