Управление социальными ситуациями с помощью нарративов

Управление социальными ситуациями с помощью нарративов

Каждая революция несет свой нарратив, который вступает в противоречие с доминирующим на тот период нарративом власти. Лозунги французской революции «Свобода, равенство, братство» или русской «Мир – хижинам, война – дворцам» активируют массовое сознание, переводя его из области когнитивной в физическую.

Оранжевая революция прошла тот же путь, демонстрирующий преобладание нематериальных ресурсов над материальными. Можно выделить ряд аспектов именно такой нарративной борьбы:

• формулировка «плохих» негативов для оппонентов и «хороших» для себя, например, распространенным стало негативное определение власти – «бандитская власть»;

• Виктор Ющенко был включен в более привлекательный глобальный западный нарратив, в то время как Виктор Янукович – в менее привлекательный восточный;

• оранжевая революция была в рамках действий народного нарратива, в то время как власть оказалась замкнутой только на себя, что является проигрышной позицией.

Реально человеческая история, развитие и функционирование любого общества состоит в управлении с помощью нарративов. Управление информационными потоками, которое в виде спин-докторинга или информационной повестки дня стало в последние десятилетия существенной задачей государственного управления в США, Великобритании и России, по сути своей покоится на более глубинной базисной нарративной составляющей, которая делает акцент на содержательных аспектах, в то время как спин можно трактовать как внимание к формальным аспектам того же содержания. Глеб Павловский является главным адептом этой методологии в России, Алистер Кэмбелл – в Великобритании.

США являются основными поставщиками нарративов как с помощью Голливуда и других вариантов массовой культуры, так и с помощью новостных нарративов своих информационных агентств. Если голливудский нарратив обладает фиктивным объектом, то новостной покоится на функционировании реального объекта. Нарративный характер задается его интерпретирующей рамкой, без которой оказывается невозможной выдача любого факта.

Революционные изменения меняют позициями доминирующий и маргинальный нарративы. Доминирующий удерживается школой, университетами и массовой культурой, не давая возможности маргинальному нарративу проникнуть на более общие позиции. Столицы порождают такой символический продукт для своих провинций, как писал Шмуэль Эйзенштадт [6]. То есть иерархически построенные государства (а они все являются такими) интерпретационные пакеты не доверяют порождать никому. Сегодня глобализация приводит к обратному: интерпретационные пакеты по многим проблемам государства получают извне, что и характеризует потерю ими своего суверенитета, являющуюся характеристикой третьей глобализации, в которую сегодня вступил мир.

Глобальные нарративы (то есть глобальные интерпретации) часто побеждают внутренние нарративы. В ряде случаев это становится единственной возможностью, поскольку многие страны не обладают журналистами во всех точках планеты, где присутствуют только представители ограниченного числа информационных агентств-лидеров, нарративы которых затем ретранслируются по всему миру.

Война нарративов сопровождает любые социальные процессы. Нарратив времен царской России покоился на формуле Сергея Уварова «православие, самодержавие, народность». 191 7 год ввел отмену старой иерархии путем продвижения на главенствующие позиции нарративов-маргиналов: «мир – хижинам, война – дворцам» или «грабь награбленное».

Нарративы передаются по информационному пространству, имея целью закрепиться в когнитивном пространстве. Это оказывается возможным, поскольку информационное пространство является намного более динамичным на фоне инерционного когнитивного пространства, внесение изменений в которое весьма затруднительно.

Любые социальные восстания идут вместе со своими нарративами. Создаются сложные ситуации под «охраной» старых нарративов, когда в России появлялись, например, цари-самозванцы. Или версия о замене царя Петра при выезде его за границу: замена «хорошего» царя «плохим» давала возможность объяснить его «плохие» поступки. То есть в этом случае в стандартный доминирующий нарратив подставлялся новый «игрок», так как сохранение нарратива было более существенной задачей.

История страны – это история ее нарративов. Чужие нарративы тяжело переводятся в иное культурное пространство. Теодор Моммзен приводит пример непереводимости греческих пьес для римской аудитории в тех частях, которые касались разговора рабов, поскольку для римлян рабы были просто частью утвари и рассуждать просто не могли [7]. Вспомним, как Советский Союз переделывал глобальные нарративы под свои стандарты, делая именно русского / советского человека создателем всех изобретений человечества. То есть можно выделить два трансформационных процесса, связанных с нарративами: нарративы локальные – нарративы глобальные – нарративы глобальные – нарративы локальные.

Это варианты трансформации нарративов, однако есть пути и продвижения нарративов, когда они смещаются из своей среды в другую: нарративы локальные – глобальная среда – нарративы глобальные – локальная среда.

Прорыв локального нарратива в глобальную среду является менее вероятным событием, чем смещение глобального нарратива в среду локальную.

При этом развитие информационной цивилизации создает события-гибриды, где оказываются слитыми воедино характеристики реального и и информационного пространств. К таким процессам можно отнести избирательные и террористические технологии, которые не имеют смысла, если из их структуры вычеркнуть информационную составляющую. Адекватная реализация их невозможна вне информационного пространства.

Нарративы террористов создают ауру справедливости относительно своих действий. Кстати, сам террористический акт призван привлечь внимание именно к маргинальному нарративу, отражающему социальные претензии терроризма, который не имеет другой возможности выйти на широкую аудиторию.

Россия долгое время пыталась встроить Чечню в нарратив терроризма, но только после Беслана ей более-менее удалось закрепить эту ситуацию в рамке международного терроризма. До этого момента Запад упорно возвращал Чечню в рамки внутренних проблем России.

Глеб Павловский в программе «Зеркало» (РТР, 3 октября 2004 года) охарактеризовал терроризм как попытку нелегитимными средствами управлять легитимными процессами. И по сути терроризм как раз и направлен на вхождение в чужие процессы управления нетрадиционными способами.

Избирательная борьба является войной нарративов, например, в президентских выборах в Украине 2004 года команды кандидатов обвиняют друг друга в проамериканских или пророссийских позициях, то есть в продвижении чужих нарративов. Джим Керри борется против Джорджа Буша, оспаривая нарратив героя, приписываемый Бушу.

При этом конкурирующие нарративы рассказывают об одних и тех же объектах, только вставляют их в разные рамки. В одном случае рассматриваемый объект подается как герой, в другом он же является уже злодеем. Конкурирующие нарративы направлены на вытеснение противоположной точки зрения, они не могут сосуществовать одновременно. Продвижение нарратива очень сильно зависит от того, кто именно его провозглашает. Перестройка строилась на смене фигур, призванных провозглашать конкурирующие нарративы. Новизна типажей, сравнительно с привычными партийными фигурами, в сильной степени способствовала успеху.

Успех МММ также в сильной степени покоился на фигуре Лени Голубкова: в майке за бутылкой его слова становились максимально достоверными. Нарратив «мы не халявшики, мы партнеры» даже в определенной степени облагораживал данную ситуацию.

Выборы трансформируют социальную ситуацию в нарративную. Отсюда часто употребляемая интерпретация выборов как определенной драматургии, смещение от содержательного анализа в СМИ в сторону борьбы рейтингов. Действующие лица избирательного процесса также характеризуют ситуации в этих рамках: «Идет человек на избирательный участок. Воскресенье, встал, пошел, встречает своего соседа. И он его спрашивает: «Иваныч, а ты за кого проголосовал?» А он ему отвечает какой-то фразой, например: «За молодых, за Кириенко». Или еще что-то: «За коммунистов, потому что они…» Собственно, поиск этой фразы, словесной идеи – это и есть основная цель исследовательских работ» [8].

В процессе выборов формируется нарратив, который может принести победу, когда в него поверит большинство. Нарративом с большой драматической наполненностью также становится взаимодействие между двумя основными претендентами на кресло президента. В США 2004 года команда Джорджа Буша пыталась «отвоевать» вьетнамский нарратив у Джима Керри. Украинские президентские выборы 2004 года получили в качестве элемента даже и отравление, что является приметой политики более древних этапов.

Революции также борются с доминирующими нарративами, как и выборы. Шмуэль Эйзенштадт, анализируя движения протеста, подчеркнул следующее [6. – С. 88]: «Темы протеста, формирующиеся в каком-либо обществе, имеют тенденцию оспаривать те коды или ориентации, которые наиболее полно институционализированы. Так, если общество в высокой степени рационалистично, протест будет направлен в сторону мистики и чувственных ориентаций».