Русские – племя Империи
Русские – племя Империи
Этницисты высказывают протест против попыток сделать «русскую идею» национальной для России – мол, надо учитывать «ценностные ориентации других национальностей страны». Согласимся, что учитывать надо. Но без русской идеи не будет у России никакой другой идеи. Значит, любые другие ценностные ориентации не будут учтены никак – негде будет учитывать. А в Русской Идее такой учет был и есть. Но его не хочет Абдулатипов. Он готов другую идею всучить России – идею многонациональности.
Исторический опыт говорит о том, что Россия всегда была государством русского народа, в котором полноценно и самобытно могли жить другие народы. Сейчас же именно русскому народу не дают житья этно-номенклатуры, соединенные в интернационал. Именно это обстоятельство и есть ключевая проблема нашей национальной политики.
Лев Тихомиров пишет: «Изо всех славянских племен одна великорусская раса обладает великими государственными инстинктами. Поэтому она возбуждала особенную ненависть в том, кому противно в обществе все историческое, органическое, не случайное, не произвольное, а необходимое» [35].
Тихомиров указывает, что созданию российской государственности одни народности помогали, в особенности если они сходились с русскими в вере, другие входили в состав государство безлично, а третьи были прямо враждебны. И всем этим категориям из принципа справедливости должно быть дано равное право не свободное развитие? – спрашивает Тихомиров, обращая свой вопрос к полемизирующему с ним леволиберальному философу Вл. Соловьеву. ««Свободное развитие» одних создает силу, поддерживающую государство, других – рыхлую безразличную массу, третьих – силу, разрушающую государство. И г-н Соловьев с прочими либералами находит, что справедливость требует для столь различных элементов одинаковых прав!» – пишет Тихомиров.
Мы должны полностью принять именно консервативное понимание справедливости, которое коренным образом отличается от либерального: «Справедливость требует не уравнительности, а соответственности прав с обязанностями, награды или наказания – с заслугой или виной. Можно давать права поляку или еврею, если они их стоят. Но дать в России равные права русской национальности и польской или еврейской национальности, в смысле коллективного целого, было бы актом величайшей несправедливости. Это значило бы отнять у русских их достояние и отдать тем, кто его не только не собирал, но и возьмет только для того, чтобы разрушить или эксплуатировать в своих особых целях» [36].
Самозванство, столь широко развитое в современной российской политики, приобретает особенно отвратительные формы в том случае, когда некие лица начинают представительствовать от имени той или иной национальности и выдавать свои частные интересы за будто бы сложившиеся интересы этой национальности, претендующей быть исторической личностью. Выдумки эти были известны и в конце XIX века, когда Лев Тихомиров писал: ««Но вот какие-нибудь лица, заинтересованные в развитии особой народности, начинают раздувать всякие ее отличия, раздувать всякий предлог для порождения антагонизма между этим племенем и русским. Такие лица легко являются. Они могут принадлежать к местной родовой аристократии, которой господство обеспечивается при возбуждении «местного национального движения», они могут принадлежать к многочисленному ныне слою политиканствующей интеллигенции, мало способной к другому роду труда, но честолюбивой и ловкой в искусстве агитации. Требует ли справедливость признавать права всех таких требований на «свободное развитие»?
Ничуть и ни малейше. Это было бы не признание прав национальностей, а признание права на вредные для народа профессии. Правительство всякой страны, еще не находящееся в полном разложении, имеет прямую обязанность пресечь – если нужно, то и насильственно – все подобные упражнения в политике. Так поступило и революционное правительство Франции с игравшими огнем жирондистами, со взбунтовавшейся Бретанью. Так поступило правительство Соединенных Штатов с южными сепаратистами. Так поступит всякое правительство страны, еще не собирающейся умирать» [37].
Вредные профессии – вот имя для деятельности всяческих специалистов по «межнациональным отношениям» и национально-культурным автономиям, пресечение – вот здравое отношение власти к этим «профессионалам».
Государствообразующая роль русского народа – не пустая выдумка для очередного лозунга или для пущего раздражения этнических меньшинств. Эта роль может и должна быть закреплена в праве, будучи обоснована в законе жизни российской государственности.
«Русская империя создана и держится русским племенем. – пишет Лев Тихомиров, – Все остальные племена, добровольно к ней присоединившиеся или введенные в ее состав невольными историческими условиями, не имеют значения основной опоры. В лучшем случае это друзья и помощники. В худших случаях – прямо враги. Все эти племена и национальности, разбросанные от Карпат до Тихого океана, только русским племенем объединены в одно величественное целое, которое так благодетельно для них самих даже и тогда, когда они этого не понимают, когда они в своем мелком патриотизме стараются подорвать великое целое, их охраняющее» [38].
Вопрос по мысли Тихомирова состоит в том, во имя чего русский народ собирает множество племен в одну империю. «Если мы не во имя православия собираем в одну империю племена Востока и Запада, Севера и Юга, то нет тогда никакой причины, чтоб их собирали именно мы» [39]. «Огромная сила России именно и обусловливается тем фактом, что содержание нашей национальной идеи допускает или, лучше сказать, непременно требует ее одухотворения самым высшим идеалом, какой только открыт человечеству. Отсюда так прискорбно отражается на нас всякое подражание духу других народов, ибо для нас оно дает понижение, а не повышение идеалов» [40].
Таким образом, вопрос о смысле ставит перед нацией сверхисторическую цель, ради которой национальная политика требует иерархии отношений к народностям – вплоть до подавления тех из них, чье развитие прямо вредит России и русским. Причем подавление арирусских настроений есть благо не только для одних русских: «Ибо, вникая в идею нашей государственной власти, мы, несомненно, убеждаемся, с одной стороны, в том, что она существует не для одних русских, с другой же стороны – что даже в интересах нерусских племен должна сохранять русский характер и, стало быть, остаться русской властью» [41].
Добавим к этому, что русская суть России имеет и всечеловеческий смысл – и как сохранение биологического и культурного разнообразия в мире, и как отлаженная в национальных условиях система элитного отбора.
Иван Ильин задолго до выхода на авансцену этно-сепаратистских группировок из национальных республик писал: «Вот откуда разложение власти: федералисты ничего не понимали и нынче ничего не понимают в государстве, в его сущности и действии. Тайна государственного импонирования; сила его повелевающего и воспитывающего внушения; секрет народного уважения и доверия к власти: умение дисциплинировать и готовность дисциплинироваться; искусство вызывать на жертвенное служение; любовь к Государю и власть присяги; тайна водительства и вдохновение патриотизма – все это они просмотрели, разложили и низвергли, уверяя себя и других, что Императорская Россия держалась “лакеями и палачами”…» [42].
Ильин прекрасно видел, что «федерация возможна только там, где имеется налицо несколько самостоятельных государств, стремящихся к объединению. Федерация отправляется от множества… Это есть процесс отнюдь не центробежный, а центростремительный» [43]. «Первая основа федеративного строя состоит в наличии двух или нескольких самостоятельно оформленных государств… Эти оформленные государства должны быть сравнительно невелики, настолько, чтобы единое, из них вновь возникающее государство имело жизненно-политический смысл… Есть территориальные, этнические и хозяйственные размеры, при которых федеративная форма совсем не “рентируется”; она становится не облегчением порядка, безопасности жизни и хозяйства, а нелепым затруднением» [44].
«Федерации вообще не выдумываются и не возникают в силу отвлеченных “идеалов”; они вырастают органически. Но мало взаимной нужды и пользы; нужно, чтобы народы приняли эту нужду, признали эту пользу и захотели этого единения» [45]. В то же время, «дар политического компромисса, способность “отодвинуть” несущественное и объединиться на главном, – воспитывается веками» [46].
Малые народы России, советская элита этнических уделов ни такого дара, ни веков для его воспитания не имела. А поскольку центральная власть компартии оказалась продажной и прогнившей насквозь, сбылись предсказания И. Ильина, писавшего, что «введение федерации [сверху] неминуемо вызывает вечные беспорядки, нелепую провинциальную вражду, гражданские войны, государственную слабость и культурную отсталость народа» [47]. «… в эти образовавшиеся политические ямы, в эти водовороты сепаратистской анархии хлынет человеческая порочность: во-первых, вышколенные революцией авантюристы под новыми фамилиями; во-вторых, наймиты соседних держав (из русской эмиграции); в-третьих, иностранные искатели приключений, кондотьеры, спекулянты и “миссионеры” (перечитайте “Бориса Годунова” Пушкина и исторические хроники Шекспира). Все это будет заинтересовано в затягивании хаоса, в противорусской агитации и пропаганде, в политической и религиозной коррупции… Двадцать расстроенных бюджетных и монетных единиц потребуют бесчисленных валютных займов; займы будут даваться державами под гарантии “демократического”, “концессионного”, “торгово-промышленного”, “военного” и рода. Новые государства окажутся через несколько лет сателлитами соседних держав, иностранными колониями и “протекторатами”» [48]. «Россия превратится в гигантские “Балканы”, в вечный источник войн, в великий рассадник смут. Она станет мировым бродилом, в которое будут вливаться социальные и моральные отбросы всех стран…» «…расчлененная Россия станет неизлечимою язвою мира» [49].
И. Солоневич пишет об этно-федерализме также жестко и определенно: «Можно было бы предположить, что полтораста петлюр во всех их разновидностях окажутся достаточно разумными, чтобы не вызвать и политического и хозяйственного хаоса – но для столь оптимистических предположений никаких разумных данных нет: петлюры режут друг друга и в своей собственной среде» [50]. «Всякий истинный федералист проповедует всякую самостийность только, пока он слаб. Когда же он становится силен, – или ему кажется, что он становится силен, – он начинает вести себя так, что конфузятся самые застарелые империалисты. Федерализм есть философия слабости…» [51]. «… всякий сепаратизм есть объективно реакционное явление: этакая реакционная утопия предполагающая, что весь ход человеческой истории – от пещерной одиночной семьи, через племя, народ, нацию – к государству и империи – можно обратить вспять» [52].
Современные российские «демократы» видят причины катаклизмов, разъедающих государственность, вывернутыми наизнанку. Так они полагают основной причиной краха Российской Империи и распада СССР «перегруженность центра» властными полномочиями и угнетенность бесправной периферии и «титульных республик». Для них необходимость федеративного устройства России обусловлена ее огромными размерами и множеством компактно проживающих на территории России самобытных народов. Сюда приплетается саморазоблачительный пример о самостоятельном статусе Польши и Финляндии в Российской Империи. Либеральные иллюзии в отношении статуса Польши и Финляндии породили серьезные проблемы для России еще в прошлом веке. С присоединением Польши текстильные фабрики Лодзи и Белостока стали конкурентами исконно русским текстильным центрам. Никаких административных мер для развития центральных регионов предпринято не было. А Финляндия в результате того, что ей была дарована возможность иметь собственную конституцию, смогла в составе Российской Империи повысить свой статус от провинции до автономии. В результате Польша и Финляндия в конце концов стали независимыми государствами. Этого же сценария расчленения ослабшей Империи добиваются современные сепаратисты-федералисты для «республик в составе Российской Федерации».
Как уже говорилось, в «Русской правде» Пестеля [53] национальная политика России основывалась на представлении о господствующем народе и подвластным ему народах. Общность коренного русского народа определялась по единству языка (при различных наречиях), веры, сословного деления, исторического пути (принадлежность в России в старинные времена). Всех полагалось именовать едиными именем «россияне» (в отличие от ельцинских «россиян» здесь имелся в виду тип человека, издревле живущего в великорусских губерниях). Говорилось, что подвластные народы всегда желают для себя независимости и отдельного политического существования. Признать такое желание как оправданное, истинное возможно «для тех только народов, которые, пользуясь оным, имеют возможность оное сохранить». Среди всех подвластных народов такое сохранение допускалось только для Польши, при соблюдении ряда условий – полного тождества системы управления с российской и военного союза. Выделение пользы соответствовало принципу «благоудобства» государства, обустраивающего его границы. Из того же принципа полагалось возможным расширение границ в Закавказье, Средней Азии и Молдавии. А Финляндия считалась почти полностью обрусевшей страной, отличной от коренного русского народа лишь некоторыми обычаями. Целью национальной политики полагалось полное слияние всех народов в один народ и забвение подвластными народами своей «бессильной народности». Предполагалось, что методами государственной политики различные племенные имена будут уничтожены и всюду будет введено общее название «русские». Добиваться этого полагалось господством русского языка и единством законов и образа управления.
Имперские принципы построения государства дополнял в «Русской правде» принцип неделимости России, ввиду явного преимущества «неделимого образования государства над федеративным». В условиях федерации «слово «государство» будет слово пустое, ибо никто нигде не будет видеть государства, но всякий везде только свою частную область; и потому любовь к отечеству будет ограничиваться любовью к одной своей области».
Для России федеративное устройство признается особенно пагубным в силу ее разнородности: «если сию разнородность еще более усилить через федеративное образование государства, то легко предвидеть можно, что сии разнородные области скоро от коренной России тогда отложатся, и она скоро потеряет тогда не только свое могущество, величие и силу, но даже может быть и бытие свое между большими и главными государствами. Она тогда снова испытает все бедствия и весь неизъяснимый вред, нанесенный Древней России удельною системою, которая также ни что иное была, как род федеративного устройства государства. И потому если какое-нибудь другое государство может еще сомневаться во вреде федеративного устройства, то Россия уже никак сего сомнения разделять не может: она горькими опытами и долголетними бедствиями жестоко заплатила за сию ошибку в прежнем ее государственном образовании».
Никакого областничества также не признавалось. Законы должны были быть одинаковы во всем пространстве государства. При этом занималась особо жесткая позиция в отношении инокультурных притязаний на свой собственный местный закон: «Мы обязаны запрещать все те действия иноверных законов, которые противны духу Законов Христианских; но все, что духу оных не противно, хотя и с оными различно, дозволять по усмотрению мы можем». Особенно жесткие меры предполагались, чтобы лишить привилегий обособленного существования евреев, которые жили по слову своих «рабинов», ужасным образом разоряют края, где жительствуют, имеют право не давать рекрутов и не объявлять об умерших, воспитывать по своему усмотрению детей. Полагалось невозможным сохранять положение, когда евреи пользовались большими правами, нежели христиане.
Здравая этнополитическая доктрина России может быть выработана только на основе обращения к тому периоду нашей истории, в котором не было место межэтнической распре – к опыту Российской Империи. Не будучи выражена в едином документе, этнополитическая доктрина того периода достаточно ясно была разработана в уже цитированной нами полемике между Л. А. Тихомировым и В. С. Соловьевым.
Кратко эта доктрина сводится к нескольким принципам. Вот они.
Россия создана и поддерживается русским по племени и православным по вере народом. Никакая другая народность не должна иметь больших прав в России, чем русские, но некоторые народности могут быть поставлены наравне с русской. Право на развитие получают лишь те народности, которые не угрожают существованию России и не мешают русским управлять по-русски и оставаться русскими (принцип государствообразующего племени).
Россия есть семья народов, собранная вокруг русского народа в государственном единстве. Национальное соединение (русификация) может быть только добровольной и проходить в отношении тех народностей, которые не способны к созданию собственной коллективности, юридической субъектности. Одновременно, пресекается всякое раздувание племенного антагонизма, подчеркивание по любому поводу различий между каким-либо племенем и русскими. В слабых или враждебных народностях государство замечает лишь людей и их личные права, но не коллективность и право ее развития (принцип исключения этничности из политики).
В соответствии с принципом лояльности формируется отношение к национальностям Империи, которое дифференцировано в зависимости в зависимости от заслуг и отношения к российской государственности.
В соответствии с принципом справедливости (а не уравнительности) права соотнесены с обязанностями, награды или наказания – с заслугой или виной. Уравнительность в отношении национальностей означала бы «отнять у русских их достояние и отдать тем, кто его не только не собирал, но и возьмет только для того, чтобы разрушить или эксплуатировать в своих особых целях».
Результатом применения этой доктрины было отсутствие крупных межэтнических конфликтов, сохранение всех вошедших в состав Империи народностей, лояльность иноконфессионального и иноэтнического населения к русской власти, определенность этно-культурного образа власти в глазах населения.
И чем же сменили все это большевики?
Исходные посылки советской этнополитической (национальной) доктрины покоились на принципе ликвидации государства и антипатриотизме («у пролетария нет отечества») и ненависти к «великорусскому шовинизму» (доктрина «тюрьмы народов»). В дальнейшем советская доктрина преобразовалась в доктрину «дружбы народов», сочетающую в себе представление о «новой исторической общности – советском народе» (аналог нации-государства западного типа) и развития самобытности народов (поощрение этнических кадров в управлении, науке, искусстве и т. д.). В результате национально-территориального деления (взамен губернского в Российской Империи) возникли этнические номенклатуры и этнические клановые группировки. Одновременно происходило ущемление русского самосознания (русская история, литература, искусство преподносились как борьба передовых слоев общества против жестокого абсолютизма) и русской коллективности (РСФСР была лишена не только собственной Академии Наук, но и республиканской парторганизации).
Важным элементом советской доктрины было признание справедливости национально-освободительных движений, за которые выдавались любые всплески революционной стихии стран третьего мира. Впоследствии аргументация в поддержку этнических движений была использована этнономенклатурой для разрушения СССР и организации межэтнических конфликтов, облегчавших получение привилегий и этнических уделов.
Особенностью указанного периода было также игнорирование протекающих этнополитических процессов, протекающих вопреки постановлениям партийных съездов об укреплении советского патриотизма и пролетарского интернационализма, изживании местничества и воспитания граждан в духе дружбы народов.
И чего добилась советская номенклатура? Ее этнополитика привела к последовательному разрушению русского самосознания, размыванию этнокультурного образа власти (и страны в целом), усилению этнической дифференциации за счет искусственного возвышения этнического самосознания нерусских народностей (в особенности среднеазиатских народов и украинцев), возникновению искусственных административных границ между этносами, по которым в дальнейшем была расчленена страна.
Этнополитическая доктрина ельцинизма первоначально складывалась на основе принципа «сбрасывания периферии» и выделения России из СССР как наиболее поддающегося демократическим реформам ядра. Затем произошло соединение демократической риторики с прежними политическими штампами о дружбе и свободном развитии народов России. Этнополитическая конструкция СССР была повторена в России: выделены «титульные» уделы, которые получили возможность строить систему управления по собственному усмотрению и иметь преимущества как в верхней палате парламента (представительство в Совете Федерации от территорий, а не от равного числа избирателей), так и в нижней (специальные избирательные округа для малочисленных субъектов Федерации). Советская этнополитическая доктрина была внедрена в госстроительство концепцией федерализма, некорректно трактующей Россию как «союз народов» или союз независимых субъектов («титульных»), федерирующихся в зависимости от своего желания (исторически Россия никогда не была федерацией, а федеративное устройство эпохи Ельцина лишь отражало лишь ослабление государственного единства). Доктрина о «советском народе» была заменена доктриной «многонационального народа», которому официальная риторика дала имя «россияне».
В этнополитической доктрине ельцинской эпохи были восстановлены принципы, которые официальная пропаганда советского времени не востребовала из наследия большевиков. Наиболее ярким проявлением этой преемственности была организация кампании борьбы с «русским фашизмом» (Минюст + «Мост»). Второе симптоматичное проявление – тезис о необязательности русского языка в системе образования (под видом принципа ненасилия в системе образования и соблюдения прав на образование на национальном языке).
Основной особенностью ельцинизма в области этнополитики был переход к рассмотрению русских как этноса (а не суперэтноса и не нации) – то есть, однородного племенного образования, отличающегося от прочих племен только своей численностью. Новым явлением стала открытая консолидация этнических элит в борьбе за привилегии, образование «интернационалов» национальных меньшинств без участия русского народа (Миннац, Комитет ГД по делам национальностей, Ассамблея народов России и др.). Законодательство предоставило легальные возможности для этнического обособления за счет бюджетных средств (система национально-культурных автономий).
Ельцинизм привел к болезненному обострению этнического самосознания и тяжелейшим межэтническим конфликтам, возникновению этнического паразитизма – набора необоснованных привилегий, которыми наделяются национальные меньшинства в сравнении с русским большинством; подавлению всех проявлений русскости, утрате образа страны, распаду власти и «верхов» общества на клановые группировки (в значительной степени имеющие этнический характер).
Итогом сравнения этнополитических доктрин и стратегий отбора управляющих элит может служить таблица, приведенная ниже.
В Таблице намеренно опущен вариант государственности, который предполагает этнически гомогенное население. Данный вариант, во-первых, является предельным и идеально-абстрактным, во-вторых реально в современных условиях возможным лишь в случае племенного дробления до уровня компактных поселений (что возможно еще Африке, но не в Европе), а в-третьих, негативным с точки зрения иерархии – предполагающим социальное неравенство в единой расовой группе. Современное национальное государство можно считать вариантом империи, утратившей периферию, но сохранившей внутреннюю социально-этническую дифференциацию. В зависимости от политического выбора определяется тип этой дифференциации. Может не быть Империи, но может быть имперская нация.
В этой связи следует отбросить как негодные всякие замыслы о расовой гомогенизации России за счет отсечения от нее областей со смешанным населением или преимущественно инородцами. Это было бы предательством перед русскими меньшинством на этих территориях, а также предательством наших предков, отбивавших и осваивавших эти земли. Напротив, эти проблемные территории следует превращать в объект интенсивной этнополитики, которая обеспечивала бы лояльность этнических меньшинств и производила бы из инородцев граждан русского культурного выбора.
Фактически почти все современные государства есть результат распада империй – одни государства представляют собой ядро бывшей империи, другие – бывши провинции. Историческая память вынуждает сильные нации стремиться к имперской модели государственности, ослабленные уступать и соглашаться на статус колонии. Возможен и промежуточный вариант, когда государство «зависает» в федеративно-конфедеративном положении, пока верх не возьмет одна из тенденций. Последнее десятилетие России связано именно с этим вариантом «левой» государственности, третируемой инородческими элитами и компрадорским нигилизмом. И только с приходом Путина наметились некоторые тенденции усмирения федералистов и нигилистов.
Что же необходимо для изживания этнопаразитизма и выстраивания русской этнополитической доктрины сегодняшнего дня, которая учитывала бы и актуальное состояние русской нации?
Ключевыми задачами русской этнополитики следует считать:
1. Воссоздание социокультурного ядра политической нации – русского самосознания, которым формируется образ страны и ее стратегические устремления в мире.
2. Восстановление демографического потенциала русского народа как государствообразующего.
3. Восстановление лояльности этноэлит к центральной власти.
При этом основные принципы этнополитики Российской Империи могут быть дополнены следующими:
1. Принцип равенства прав граждан вместо иллюзорного принципа равенства прав народов (формирование многонародной нации с единым культурным стандартом на основе достижений русско-православной цивилизации).
2. Принцип национальной иерархии: государствообразующая русская нация (состоит из множества русских этносов: великороссы, малороссы, белорусы и др.) и национальные меньшинства, защищаемые в соответствии с нормами международного права, но без формирования политической субъектности. Первая группа составляет около 90 % населения страны, что отражает ее мононациональный (а не многонациональный) характер.
3. Принцип деэтнизации политики: Россия – родная земля для всех российских народов, граждане политически равны вне зависимости от этнической принадлежности. Следствие: ликвидация «титульных» субъектов Федерации, введение принципа равного представительства в парламенте от равного числа граждан, запрет на политические организации, формируемые по этническому принципу или выступающие от имени этносов и за их политические права (монополия государства на этнополитику).
Провал в национальной политике длинной в десятилетие может быть ликвидирован только ясным и недвусмысленным определением статуса русской нации как нации, создавшей Россию и остающейся ее становым хребтом. С уважением относясь ко всем коренным национальностям России, надо тем не менее признать, что только русские способны сохранить уникальный облик российской цивилизации, только русские несут на себе всю полноту ответственности за сохранение нашей страны.
Литература
[1] Лосев А. Ф. Диалектика мифа // Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. – М.: Политиздат, 1991. – С. 75–76.
[2] Цит. по: Ковалевский П. И. Русский национализм и национальное воспитание в России. – СПб., 1912.
[3] Там же. – С. 139–140.
[4] Там же. – С. 141
[5] Там же. – С. 65. Заметим, что роль физиологических параметров может пониматься по-разному. Шпенглер отмечал, что раса не может определяться только костями и антропометрией, одинаковой как для живого человека, так и для трупа. Раса выражается в движении живой плоти – в манере двигаться, в языке, в устройстве жилища и одежды. И здесь мы видим уместность мысли А. Ф. Лосева о телесной фигурности духа и невозможности рассматривать тело как тупую метариальную биомассу.
[6] Там же. – С. 17
[7] Там же. – С. 92
[8] Там же. – С. 101
[9] Бердяев Н. Философия неравенства. – М.: ИМА-пресс, 1990. – С. 94.
[10] Там же. – С. 95.
[11] Там же. – С. 96.
[12] Там же. – С. 134.
[13] Там же. – С. 93.
[14] Лосев А. Ф. Родина // Русская идея. М.: Республика, 1992. – С. 421–422.
[15] Бердяев Н. Философия неравенства. – М.: ИМА-пресс, 1990. – С. 133.
[16] Там же. – С. 136.
[17] Шпенглер О. Закат Европы. – М.: Мысль, 1998. – Т. 2. – С. 129.
[18] Бердяев Н. Философия неравенства. – М.: ИМА-пресс, 1990. – С. 129.
[19] Там же. – С. 133–134.
[20] Там же. – С. 127.
[21] Там же. – С. 125.
[22] Тихомиров Л. Критика демократии. – М., 1997. – С. 131.
[23] Ильин И. Наши Задачи. Статьи 1948–1954 годов. М.: Paporъ, 1992. – Т. 1. – С. 128.
[24] Трубецкой Е. Н. Старый и новый национальный мессианизм // Русская идея. – М.: Республика, 1992. – С. 256.
[25] Фрагмент опубликован в газете «Вечерняя Москва» 7 сентября 2000.
[26] Конфликт – диалог – сотрудничество. – Центр стратегических и политических исследований. – Бюллетень № 6, 2001. – С. 53–54.
[27] Солник Ст. «Торг» между Москвой и субъектами федерации о структуре нового российского государства: 1990–1995 // Полис. – № 6, 1995. – С. 103.
[28] Здесь использованы данные официальных материалов проверок Счетной палаты РФ.
[29] Калимуллин Т. Р. Проблема среднего класса в этносоциальном контексте. Проблемы, успехи и трудности переходной экономики (опыт России и Беларуси). – М.: МОНФ, 2000. – Необходимо отметить, что в данном исследовании автор утверждает прямо обратное: мол, русские и татары в одинаковой мере представлены в провинциальном среднем классе. Основанием для такого утверждения служат измерения в духе «средней температуры по больнице». При этом существование исключительно татарской особо привилегированной группы игнорируется.
[30] «Независимая газета». – 30 января 2001.
[31] Уткин А. И. Призыв к кровному братству или к историческому наследию? // Советы по внешней политике. – № 1, 2001.
[32] Федералист. – М.: Прогресс, 1993.
[33] Там же.
[34] World Policy Journal. – Summer 1998. – P. 30.
[35] Тихомиров Л. Критика демократии. – М., 1997. – С. 77.
[36] Там же. – С. 401–402.
[37] Там же. – С. 402–403.
[38] Там же. – С. 408.
[39] Там же. – С. 641.
[40] Там же. – С. 543.
[41] Там же. – С. 454–546.
[42] Ильин И. Наши Задачи. Статьи 1948–1954 годов. – М.: Paporъ, 1992. – С. 152.
[43] Там же. – С. 166.
[44] Там же. – С. 175.
[45] Там же. – С. 176.
[46] Там же. – С. 177.
[47] Там же. – С. 171.
[48] Там же. – С. 261–262.
[49] Там же. – С. 255.
[50] Солоневич И. Л. Народная монархия. – М.: Феникс, 1991. – С. 63.
[51] Там же. – С. 237.
[52] Там же. – С. 238.
[53] Восстание декабристов. Документы. – М.: Госполитиздат, 1958. – Т. VII.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.