Стать собой или стать другим

Стать собой или стать другим

Все подлинно значимое и в жизни человека, и в жизни общества живет только идеей целого и, следовательно, как элемент целого, будучи интегрировано в нем, питается его смыслами и жизненной энергетикой. Вырванное же из своей связи с целым, переставая жить жизнью целого, часть начинает деградировать, жить не подлинностью своего бытия, ибо в части сущность представлена своей частью, в целом — всей своей тотальностью. Вот почему я настолько бытийствую в своем бытии, насколько растворяю в себе его сущность, и через нее живу всей целостностью бытия.

Преодолевая в себе свою национальную сущность и связанные с ней основы целостного бытия, нас охватывает идентификационная истерика по поводу всех ценностей нашего национального существования. Мы начинаем жить парализующей наше самосознание идентификационной верой в то, что мы носители неправильной истории, не состоявшейся культуры, больной духовности, и только отказ от них способен вернуть нас к исторической норме. Но это именно та «норма», которая окончательно истощает наши души. Так в своей собственной истории мы становимся изменниками всему, чему только можно изменить. Мы начинаем испытывать странное сладострастие, насилуя самих себя чрезмерными требованиями к своей истории и культуре, и, как правило, с ценностно-смысловых позиций иных культур и цивилизаций. И, как следствие, отношение к ним перестает быть национально мобилизующим переживанием.

При этом никто не будет спорить с тем, что в нашей истории немало явлений, в высшей степени достойных критического отношения. Но под знаменем критического переосмысления мы допускаем нигилистическое ниспровержение всей нашей истории и чуть ли не всей нашей культуры. Так мы лишаем себя памяти осознания русских свершений в истории и вслед за этим исторического самоуважения.

Мы начинаем жить тотальностью смыслоотрицания всего в пространстве нашей истории и культуры. Так мы приходим к фатальному ослаблению современности и в ней — нашего национального «я». Выход из такого состояния очевиден. Каждый человек держится за свое «я», и до тех пор, пока за него держится, он — человек. Так и нация должна держаться за свои идентификационные сущности — свое национальное «я», и до тех пор, пока за него держится, она — нация.

Покинув почву национального в истории, мы готовы на какое угодно обращение с собственным прошлым, готовы к любым спекуляциям и манипуляциям. И поскольку прошлое больше не воспринимается как свое, мы начинаем жить сознанием радикальной испорченности нашей истории. При этом нас хотят навсегда приковать к нашему «позорному прошлому», не позволяя удержаться на почве возвышенного, закрепленного к истории идеала. Мы, таким образом, теряем веру в себя и в свою собственную историю, начинаем сомневаться в том, что не подлежит сомнению. Мы начинаем страдать от избытка истории, многократно усиленной критическим разложением ее основ. Становясь в радикальную оппозицию к самим себе, мы становимся слишком последовательными в полной хаотизации явлений своей жизни и истории. Воистину, в таком своем качестве нам надо искать защиты прежде всего от самих себя, ибо мы начинаем жить той частью самих себя, которая нас ослабляет.