Глава I. Жизнь, деятельность, идеалы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава I. Жизнь, деятельность, идеалы

ригорий (Георгий) Конисский родился 20 ноября 1717 г. в городе Нежине на Украине. Нежин был в то время важным торговым пунктом, центром Нежинского казацкого полка. Род Конисских издавна принадлежал к казацкой старшине, а его представители занимали в полковом управлении руководящие должности. Отец Григория, Осип Иванович Конисский, был «знатным товарищем полковым». Сохранился любопытный документ — универсал нежинского полковника Жураковского от 14 марта 1715 г. о назначении Осипа Конисского «выезжим» на одну из ярмарок. «Выезжими» назывались чиновники, посылаемые для сбора с торгующих ярмарочных пошлин для полковой казны. Поручения эти сулили большую материальную выгоду, поэтому ими очень дорожили. О принадлежности Осипа Конисского к высшему казацкому сословию свидетельствует и его назначение в 1727 г. нежинским бургомистром (должность, занимаемая лишь состоятельными мещанами (см. 19, 509–510)).

Однако принадлежность к знатному казачеству не обеспечивала этому роду, как и всему сословию, дворянских и шляхетских привилегий. Когда возник вопрос о предоставлении Г. Конисскому — тогда уже Белорусскому епископу — права заседать в Польском сенате, посол России в Польше князь Репнин заявил, что Конисский не может получить это право из-за своего плебейского происхождения (см. 15, 619–620). Род Конисских в XVIII в. — это представители «новых людей», которые в результате реформ Петра I получили перспективу продвижения по служебной лестнице, в связи с чем им предоставлялась возможность увеличивать свои земельные владения. «Новые люди», вошедшие в среду дворянства, поддерживали абсолютизм и пребывали в постоянном соперничестве с представителями родовитой знати, стремившейся вернуть свои былые привилегии. Георгий Конисский — типичный представитель сословия «новых людей», и это определило его деятельность и идеалы.

В 1728 г. одиннадцатилетним мальчиком Григорий поступает (очевидно, после окончания начальной полковой школы) в Киево-Могилянскую академию.

Киево-Могилянская академия ко времени поступления в нее Конисского стала известным центром просвещения и науки во всем славянском мире (см. 38). Особенно велика была ее роль в разработке и развитии теории поэтики, риторики, философии.

В класс поэтики ученики приходили после окончания первых четырех классов, где они в совершенстве овладевали латинским, славянским, литературным украинским языками, изучали древнегреческий, древнееврейский и польский языки; умение составлять стихи по всем правилам стихотворного искусства, так же как и знание иностранных, в первую очередь классических, языков, считалось обязательным признаком образованности. Студенты знакомились в курсе поэтики с общими правилами составления стихов — с более чем 30 видами классического и средневекового стиля (эпос, трагедия, комедия, буколики, элегия, идиллия, дидактическая и сатирическая поэзия, различные виды лирики и т. п.). Глубоко изучалась античная мифология. Студенты тут же применяли свои знания, составляя стихи в честь приезда в Академию знатных гостей, в честь военных успехов, на именины преподавателей, на государственные, церковные, академические праздники. Такие праздники в Академии собирали огромное количество зрителей, были очень популярны среди населения Киева и окрестностей и часто являлись дебютом знаменитых поэтов и драматургов.

Несмотря на чисто прикладные цели преподавания поэтики, профессора этого курса достигли высокого мастерства в ее теории, что отмечал М. В. Ломоносов во время своего пребывания в киевской академии в 1733–1734 гг. (см. 24, 96–97). Изучая классическую теорию поэтики, некоторые профессора (Ф. Прокопович, М. Довгалевский) начали разрабатывать теорию отечественного стихосложения.

Г. Конисский учился в Академии во времена ее наивысшего расцвета, когда здесь преподавали ее лучшие выпускники, воспитанные на прогрессивных веяниях Нового времени, — Стефан Калиновский, Сильвестр Кулябка, Михаил Козачинский, видный ученый-лингвист Симеон Тодорский. Благодаря тесным контактам с университетами Западной Европы, особенно оживленным в конце XVII — начале XVIII в., когда практиковались обязательные выезды за границу лучших выпускников для подготовки из них будущих преподавателей Академии, Киево-Могилянская академия значительно обогатилась идеями и достижениями науки Нового времени. Об этом свидетельствует как реформа академического философского курса, осуществленная Ф. Прокоповичем, так и библиотека Академии, содержавшая в то время лучшие произведения эпохи, книги по этике, риторике и философии в первую очередь (см. 35, 47–54). Ширятся и углубляются в это время и связи с передовой русской наукой. Профессора Академии широко пропагандируют идеи прогрессивных русских мыслителей-просветителей Антиоха Кантемира, Василия Татищева, Михаила Ломоносова (см. 27). В первой половине XVIII в. под влиянием передовой русской науки, прогрессивных идей Нового времени академическая наука отходит от спекулятивно-схоластического миросозерцания и становится на путь рационального исследования мира.

В 1743 г. Конисский заканчивает полный курс Академии. Он попадает в число избранных выпускников — самых подготовленных и одаренных, — такие каждый год пополняют преподавательский состав. Конисский постригается в монахи Братского монастыря, где получает духовное имя — Георгий. С этим именем он и вошел в отечественную историю.

Около двух лет молодой иеромонах старательно и упорно готовится к преподавательской деятельности в родной alma mater. Все свободное от службы время он просиживает в библиотеке Академии, перелистывает конспекты и студенческие записи курсов поэтики, риторики и философии своих предшественников. Блестящее знание классических языков делает доступными для него на языке оригинала произведения Аристотеля, Плутарха, Цицерона, Овидия, Вергилия, Эразма Роттердамского, Яна Амоса Коменского, а также их многочисленных комментаторов. Читает он сочинения Декарта, Галилея, Гассенди. Его живо интересует и русская общественная мысль, увлекает поэзия А. Кантемира, М. Ломоносова, исторические труды В. Татищева.

В 1745 г. Конисский становится за профессорскую кафедру и читает слушателям свой курс поэтики[3]. Составленный им курс сохранился в ряде записей. Одна из них находится в Центральной научной библиотеке АН УССР в Киеве (6). Латинское название[4] курса в переводе звучит так: «Правила поэтического искусства, [почерпнутые] из авторов, изучающих естество поэзии, кратко, с нужнейшими наблюдениями, собранные и в пользу студенческой молодежи изложенные и истолкованные в родной… академии 1746 г.». Конисский во многом следует положениям курса поэтики Ф. Прокоповича, страстным приверженцем дел и мыслей которого он был на протяжении всей жизни. Курс соблюдает традиционное деление на три книги: 1) понятия, касающиеся стихосложения; 2) виды поэзии (эпос, трагедия, комедия и др.); 3) начала риторики. В первой книге поэтики Конисского есть интересный раздел об украинском стихе[5], о котором в более ранних курсах поэтики почти не упоминается. Только в поэтике Митрофана Довгалевского (1736) мы встречаем рассуждения о славянских стихах, но речь идет в основном о стихе польском (см. 17). Конисский сам сочиняет ряд стихотворений на украинском языке, но в основном пользуется для иллюстрации своих положений поэзией Ф. Прокоповича и М. В. Ломоносова.

Работа Конисского над усовершенствованием стихосложения имела важное значение для развития теории поэтики на Украине и в Белоруссии. К тому времени в России уже была разработана система силлабо-тонического стихосложения В. К. Тредиаковским («Новый и краткий способ к сложению российских стихов», 1735) и М. В. Ломоносовым («Письмо о правилах российского стихотворства», 1739). Под влиянием Ломоносова Конисский стремится применить некоторые новшества и в области украинского стихосложения. Как образец для анализа леонинского силлабического стиха он рассматривает в своей «Поэтике» оду Ломоносова, написанную в 1745 г. на венчание престолонаследника Петра Федоровича. Известный историк украинской литературы М. А. Максимович характеризует Г. Конисского как одного из ревнительнейших проводников влияния русской художественной литературы на украинскую, который много заботился об укоренении русского языка «между малороссиянами по образцам Ломоносовским» (34, 529). Это подтверждает и инструкция, составленная Конисским — ректором Академии в 1752 г., где он официально рекомендует преподавателям и студентам читать русские стихи Ломоносова и Прокоповича.

Окончив курс поэтики, слушатели устраивали большой академический праздник, который ежегодно собирал толпы зрителей. По традиции пьесу для праздника писал профессор, ученики же ее разыгрывали. Написал такую пьесу и Г. Конисский. Она вошла в историю украинской литературы как образец драмы-моралите. В творчестве Конисского эта пьеса занимает особое место.

Согласно традициям Академии, пьеса должна была иллюстрировать житие святых и праведников, разъяснять Священное писание. Драма или, как ее иногда называют, трагикомедия, Конисского «Воскресение мертвых» имела своем целью доказать истинность воскресения. Однако автор выходит за рамки чисто академического поучения. Его призыв к праведной жизни превращается в обличение существующих порядков. В драме выразительно отражены типичные черты общественной жизни того времени: жестокое национальное угнетение трудового населения Украины и Белоруссии; захват казацкой верхушкой земель бедного казачества, осуществлявшийся с молчаливого согласия царизма и сопровождавшийся произволом суда и беззаконием. Казацкая верхушка с огромной энергией бросилась обеспечивать себе шляхетское сословие, чтобы занять место в рядах русского дворянства. Для этого нужно было иметь побольше земли и крепостных. Ранговых имений (т. е. полагающихся по рангу за службу) уже недостаточно, и казацкие старшины стремятся овладеть землей всеми правдами и неправдами. В середине XVIII в. начинается наступление на вольных казаков, чье сословие охранялось царским указом. Но царский указ не стал препятствием для своеволия магнатов, разбойнические действия которых покрывало продажное чиновничество.

Конисский выступает защитником обиженных и угнетенных, критикует существующие порядки, судей, чиновников, разоблачает их злодеяния и взяточничество, осуждает угнетение и произвол помещиков и казацкой верхушки. Бедный крестьянин не может найти защиту у властей, потому что его обидчик «сам в суде заседает». Богач самоуверен, ибо сила и власть на его стороне. Даже если он сам не будет присутствовать,

Да будуть судить мои единомисленни… —

А буди бы стал на мя апеллiоват вишше,

И в вишшем суде маю патронов излишше;

Нехай только кто схощет правду защищати,

(Капшуком трусит).

А сей мой Юда малой может доказати:

Ослеплю очи дарми, руце пленю мздою…

(цит. по: 39, 453)

По мотивам осуждения произвола магнатов, критике злоупотреблений и взяточничества чиновников трагикомедия Конисского близка сатирам А. Кантемира. Подобно Кантемиру, Конисский угрожает крупным феодалам, издевающимся над крестьянами, «божьей местью», осуждает их на вечные муки в потустороннем мире. Следует подчеркнуть, что в своей пьесе Конисский касается самых наболевших вопросов для общественной жизни Украины его времени. И хотя критику существующих порядков он облекает в религиозно-этические одежды, нарисованные нм картины социального зла служат резким обвинением общественного строя того времени.

В драме затрагивается и национальный вопрос. В интерлюдиях, сопровождающих драму, вопрос национальных отношений, идея дружбы русского, украинского и белорусского народов занимают центральное место. Персонажи интерлюдий типичны для того времени: мужик, москаль, еврей, цыган, литвин-белорус, их общий обидчик, злодей лях — польский шляхтич. И мужик, и еврей терпят всяческие унижения и издевательства со стороны ляха, который убивает невинного дьячка. За все страдания мужика мстит москаль, а убийцу-ляха топят в болоте мужик вместе с литвином. Здесь явна мысль об объединении усилий украинцев (мужиков) и белорусов (литвинов) для общей борьбы против польско-шляхетских угнетателей. В интерлюдиях драмы Конисского есть и еще один важный момент. Если в более ранней украинской литературе (например, в интерлюдиях М. Довгалевского) защитником угнетенных выступает казак-запорожец, то в очень близких по смыслу интерлюдиях Конисского таким защитником угнетенных и врагом ляхов является москаль. Услышав песню приближающегося москаля, мужик восклицает: «Слава ж богу! Щiось гуде, нi би то наши» (29, 376). Образ москаля — это символ великого русского народа, который лишь один способен постоять за униженные панами-ляхами украинский и белорусский народы.

Правдиво изображая тяжелое положение угнетенного населения Украины и Белоруссии, Конисский клеймит позором произвол не только помещиков, но и духовенства. Произведение Конисского «Стихира священникам, священства лишенным. Глас 8» — пародия на церковный кант, оно является обличительной сатирой на православное духовенство. По мнению исследователей, оно стилистически адекватно аналогичным пародиям на церковные службы, принадлежащим вольномыслящим странствующим дьякам. Конисский пародирует стихиру как жанр. Под его пером традиционная форма церковной стихиры наполняется недопустимой с ортодоксальной точки зрения, далеко не богоугодной терминологией и образностью, близкой к уличной брани. Автор, сам духовное лицо, в своей сатире на тех, кто «погубляет пастырское достоинство», мастерски оперирует сатирически-разоблачительной терминологией и образностью древней украинской сатиры. «Преступник», «предатель», «стадо соблазнивший и развративший», «сосуд, злосмрадие издавший» — таковы эпитеты, которыми он наделяет духовных лиц. По своей разоблачительной силе эта пародия близка сатирическим памфлетам Ивана Вышенского, осуждению духовенства как «слуг дьявола» в произведениях Симеона Полоцкого.

Тему критики католического и православного духовенства Конисский продолжает на протяжении всей жизни. Особенно остры его выступления против лени и разврата духовенства в Белоруссии. Значение таких выступлений Конисского было велико. В условиях того времени, когда духовные пастыри имели большое влияние на трудящиеся массы, когда шла борьба за души людей между вершителями унии и ее противниками, между насаждателями католицизма и сторонниками традиционной веры предков, активная деятельность определенной части православного духовенства против унии и католицизма была патриотическим актом, деятельностью на пользу воссоединения порабощенных украинского и белорусского народов с братским русским народом. Своими выступлениями и действиями в Белоруссии Конисский показал пример такой деятельности.

Для формирования мировоззрения Конисского, утверждения в этом мировоззрении идей, ставших главными в деятельности белорусского епископа — поборника воссоединения, большую роль сыграл период его пребывания на должности профессора философии. В то время в Киево-Могилянской академии шла борьба двух тенденций в преподавании философии — строгое следование схоластизированному аристотелизму и тяготение к философии Нового времени. В философском курсе Г. Конисского во всей полноте отразилась сложная ситуация переходного периода, в нем можно обнаружить наслоение идей различных, часто прямо противоположных философских школ. Конисский пытается найти истину в этом сложном лабиринте идей и в конце концов встает на путь, близкий к философии Нового времени, на путь признания достижений науки. Как справедливо считает М. Линчевский, «последним аристотеликом в Киевской академии является Георгий Конисский, но вместе с тем он и первый представитель нового направления в преподавании философии» (20, 538).

Конисский преподавал философию четыре года и составил два варианта курса. Рукопись первого курса до сих пор не обнаружена, известно лишь его название: «Общая философия перипатетиков, разделенная на четыре отдела, содержащая логику, физику, метафизику и этику, изложенная согласно мыслей главы философов Аристотеля Стагирита в Киеве, в родной православной Могиляно-Заборовской академии в 1747 и 1748 гг. профессором, преподобнейшим Георгием Конисским, префектом Киевской академии». Второй вариант курса сохранился до наших дней в собственноручной записи Конисского с многочисленными замечаниями на полях, а также в нескольких студенческих записях. Название его в переводе звучит так: «Общая философия, разделенная на четыре отдела, содержащая логику, физику, метафизику и этику, изложенная в Киевской академии под руководством светлейшего господина митрополита Тимофея Щербацкого, благодетельнейшего куратора этой академии, в 1749 г. преподобнейшим отцом Георгием Конисским» (5)[6].

Сопоставление самих названий этих двух вариантов курса дает основание для определенных выводов. Если первый вариант — «перипатетическая философия, изложенная согласно с мыслями главы философов Аристотеля Стагирита», то второй вариант ярко отражает стремление Конисского преподавать слушателям «общую философию», очевидно, и Нового времени, с учетом новейших достижений науки.

Дошедший до наших дней философский курс Конисского — яркое свидетельство того, что профессор знакомил слушателей с философией античного мира, с борьбой основных направлений в средневековой философии, с учениями мыслителей Нового времени — Лейбница, Вольфа, Декарта, Гассенди, — с достижениями современной ему науки, в первую очередь астрономии и физики. Георгий Конисский выступает как прогрессивный профессор, углубляя и умножая традиции, сложившиеся в отечественной философии, и прежде всего стремление к освобождению человеческой мысли от церковных и схоластических авторитетов. В философии, которую Конисский преподает с академической кафедры, достаточно четко проводится граница между сферой науки и сферой религии, выразительно звучит мысль о двух истинах — богословской и философской, научной, заметно разобщены разум и вера. В логике, этике и натурфилософии он занимается истолкованием лишь земных, естественных, вещей, проблем, касающихся человека, относя все сверхъестественное к компетенции теологов. По тем же мотивам раздел метафизики в его философском курсе сведен к минимуму (12 страниц). Именно философия гуманизма видела свою задачу в том, чтобы заниматься естественными вещами, земными человеческими нуждами. Понимание Конисским задач философии как науки о земных вещах, о человеке и его счастье сближает его с философами-гуманистами.

Философский курс, составленный Георгием Конисским, можно расценивать как определенный уровень развития отечественной профессиональной философской мысли. Хотя, по его собственному признанию, он занимался философией не как профессионал-философ, а лишь «по должности, на него низложенной», его авторитет и знание философии высоко ценятся в то время. Именно к Конисскому — тогда уже белорусскому епископу — обращается Киевский митрополит Тимофей Щербацкий с просьбой охарактеризовать новые учебники по философии, которые намеревается ввести в Академии преемник Конисского по кафедре философии Давид Нащинский. Речь шла об учебниках Баумейстера и Винклера, излагавших систему Лейбница — Вольфа. Довод Д. Нащинского весьма красноречив: «… ибо та вольфианская философия все термины… ясными дефинициами толкует. Сия вольфианская философия ничего не предлагает, разве на опытах и демонстрациях (что суть два способа к познанию истинны вещей)» (13, 176). Конисский горячо поддерживает это нововведение и одобряет новые учебники. Ему нравится в них все: и математический метод изложения, и особенно то, что «Бавмейстерова лекция з болшою ползою может быти ученикам, ибо что ни учится в ней, все основателно, твердо и ясно учится, и нет кажется ничего, что бы не было средствием к мете (цели. — М. К.) философии, то есть блаженному человеческому житию. Логика его от смеття (мусора. — М. К.) схоластиков, можно сказать, седмижди перечищенная, метафизика твердия основания протчиим дисцепленам по ея должности полагает; Ethica человеку к познанию себе и своей должности чувствително очи отворяет» (там же, 179). Сам профессор глубоко сожалеет, что не имел таких учебников, когда составлял свой философский курс, а вынужден был тратить время на выбирание зерен истины «из смеття интерпретов Аристотелевых». К философским учениям современности Конисский подходит с требованиями, характерными для мыслителей Нового времени. Новое время выдвигает требования простоты понятий и обоснования понятий эмпирическими данными, согласования мысли с опытом, тесной их связи. Теоретическое знание ориентируется на практику. Следуя этому принципу, Конисский высказывается против философской системы Пурхоция — автора одного из учебников философии в XVIII в.: «… в Пурхоциевой философии мощно сискивать, что разве в школе годится, а не в житии человеческом: придержится он по большей части Картезия и в недоказанных догматах, как то називает животних прямими машинами и чувствия в них, подобно человеческому, ничего не признает: машин же тих действия весма недоводно доводит…» (там же, 180). Конисский не только хорошо знает современную ему западноевропейскую философию, но и глубоко осознает требования естественнонаучной и этико-гуманистической направленности отечественной философской науки. Вольфианство, которое характеризуется рационалистическим отношением к природе, вполне отвечало рационализму отечественной общественной мысли, заложенному новгородско-московскими ересями и углубленному арианами. Ориентацию Конисского помогает понять характеристика философии XVII–XVIII вв., данная Ф. Энгельсом: «…философов толкала вперед отнюдь не одна только сила чистого мышления, как они воображали. Напротив. В действительности их толкало вперед главным образом мощное, все более быстрое и бурное развитие естествознания и промышленности. У материалистов это прямо бросалось в глаза. Но и идеалистические системы все более и более наполнялись материалистическим содержанием и пытались пантеистически примирить противоположность духа и материи» (2, 285).

Основные положения философского курса Г. Конисского как раз и отражают сложную обстановку переходного периода, борьбу новых идей со старыми авторитетами. Они являются выражением глубоких идейных противоречий своего времени, ярким свидетельством кризиса феодально-религиозной идеологии, начинавшегося под давлением рационализма и материалистических естественнонаучных идей.

Определенная непоследовательность в философских взглядах Конисского связана с тем процессом наполнения идеалистических систем материалистическим содержанием, о котором говорил Ф. Энгельс. Взгляды мыслителя эволюционируют в сторону возрастания в них отдельных элементов материализма, сближения с опытным естествознанием, усиления рационалистических тенденций.

Уже во время пребывания Конисского в Киево-Могилянской академии перед нами вырисовывается фигура прогрессивного деятеля, сторонника науки Нового времени, выразителя идей раннего просветительства, а также непримиримого борца против католицизма и унии. Все эти качества ярко проявились в период его деятельности в Белоруссии, где он выступил как видный общественно-политический деятель.

В 1755 г. Конисский становится белорусским епископом и переезжает в город Могилев.

Сам переезд Конисского в Белоруссию тесно связан с борьбой против шляхетско-католической экспансии. 14 октября 1754 г. в Могилеве умирает глава единственной в тот период на территории Белоруссии и всей Речи Посполитой православной епархии архиепископ Иероним Волчанский. Католическое духовенство всеми средствами стремится поставить на белорусскую кафедру сторонника католичества или униатства, чтобы ускорить процесс окатоличивания белорусского населения и подчинить его Ватикану. Борьба за замещение могилевской кафедры приобретает серьезное политическое значение. Римский папа Бенедикт XIV пишет письмо польскому коронному канцлеру графу Малаховскому, в котором настойчиво требует, чтобы тот использовал все средства для замещения главы белорусской епархии сторонником католической церкви (см. 9, 8). Русское правительство со своей стороны всячески стремится противодействовать намерениям Ватикана. Оно поддерживает кандидатуру Конисского, уже тогда широко известного своими антикатолическими и антиуниатскими убеждениями. Отдельные историки связывают факт назначения Конисского в Белоруссию с колониальной политикой царского правительства. Но и признавая этот факт, надо учитывать, что это был тот редчайший случай, когда намерения царизма шли навстречу стремлениям угнетенных масс Белоруссии освободиться от унизительного национального и религиозного гнета.

Назначенный в этих условиях главой православной церкви в Белоруссии, Конисский оказывается в вихре политической борьбы. Он развертывает активную общественную деятельность. Несмотря на преследования и угрозы со стороны иезуитов и польского правительства, он выступает с проповедями, обличающими произвол католического и униатского духовенства в Белоруссии. Проповеди его злободневны. Они служат оружием для прогрессивных сил в борьбе против национального порабощения, за сохранение и развитие родного языка и культуры. Под угрозой вооруженной расправы могилевский епископ разъезжает по городам и селам края и в своих выступлениях разоблачает политику католической церкви по отношению к белорусскому населению: «… школам и семинарам быть не допускают; а потому не только низкого состояния люди, но и самое дворянство в крайней простоте и невежестве принуждено жить. Тому же дворянству прегражден вход к чинам и достоинствам;…Граждане из уряду гражданского исключены; податьми излишними и другими тягостями неравно обременены… Ежели православные наши люди звания крестьянского, то на них просто, как хищными волками нападение делается… ставят виселицы, вкапывают столбы, возгнещают костры; розги, терние и другие мучительные орудия представляют» (8, 1, 156–159). Конисский разъясняет, что репрессии и гонения, осуществляемые католическими церковниками под знаменем религии, проводятся с целью получения большей материальной выгоды. Религиозные мотивы служат лишь прикрытием, маской для подлинных политических, разбойнически-захватнических мотивов польской шляхты: «…гонят нас… чтоб за то или достоинством каким были пожалованы, или домашнему богу, чреву своему, сказую, приумножением доходов прислужились…» (там же, 164).

Разоблачение политических мотивов и целей унии — вот основная тема выступлений Конисского перед населением белорусских городов и сел. Это озлобляет иезуитов, и они неоднократно покушаются на его жизнь. А. С. Пушкин писал в связи с выходом в России сочинений Г. Конисского: «В 1759 году Георгий, презирая опасности, ему угрожающие, поехал обозревать сетующую свою епархию. Овлачинский (монах-доминиканец. — М. К.) и миссионеры возмутили в Орше шляхту и жолнеров. Они разогнали народ,, остановили колокольный звон и с воплем ворвались в церковь, где Георгий священнодействовал. Преосвещенный едва успел спастись от их сабель в стенах Кутеинского монастыря, откуда тайно вывезли его в телеге, прикрыв навозом. Другой изувер, свирепый Зенович, предводительствуя иезуитскими воспитанниками, ночью в Могилеве напал на архиерейский дом. Буйные молодые люди вломились в ворота, перебили окна, ранили несколько монахов, семинаристов и слуг; но, к счастью, не нашли Георгия, скрывшегося в подвалах своего дома» (32, 88).

Настойчиво и довольно смело для подданного польского короля Конисский пропагандирует идею воссоединения Белоруссии с Россией. Он осознает, что белорусский народ в создавшихся исторических условиях не может освободиться от чужеземного гнета без братской помощи русского народа. Поэтому в противовес раскольнической пропаганде иезуитов он убеждает слушателей в национальном родстве русских и белорусов, называя эти народы «единородными», призывает верить в то, что помощь белорусам придет из России.

Дальновидный политик и разумный общественный деятель, Конисский, будучи сам церковным иерархом, выступает за воссоединение Белоруссии с Россией не столько по религиозным, сколько по государственно-политическим мотивам. В то время как Речь Посполитую раздирают распри крупных магнатов и она пребывает в состоянии глубокого упадка, централизованная Россия становится на путь прогресса, выдвигается на одно из ведущих мест среди европейских государств. Конисский высоко ценит реформы Петра I, положившие начало промышленному развитию России: «А другие, великоважнейшие и преполезные (дела. — М. К.) еще ныне совершаются, так что Россия, день от дне, иное, но светлейшее на себе лице приемлет» (8, 1, 166).

Деятельность Конисского-проповедника имела большое политическое значение. Польское правительство, следуя духу господствующей католической религии и выполняя волю Рима, поставило своей задачей всеми доступными ему средствами уничтожить и искоренить православие как символ духовной самостоятельности русского, украинского и белорусского народов и заменить его католицизмом, ставшим символом польско-шляхетской экспансии; таким образом оно пыталось укрепить единство Речи Посполитой.

Борьбе против унии и католицизма Конисский посвящает ряд своих исторических исследований. Он настойчиво и терпеливо собирает исторические факты и документы, свидетельствующие о чужеродности унии на белорусских и украинских землях. Эти факты обобщает он в трудах: «Историческое известие о епархии Могилевской, в Белой России состоящей, и о епархиях в Польше бывших благочестивых, т. е. греко-восточного вероисповедания, кои ремлянами обращены на унию или соединение с римскою церковью», «Записки Конисского о том, что в России до конца XVI века не было унии», «Права и свободы жителям Короны Польской и Великого княжества Литовского, исповедующим греко-восточную религию» (на польском языке).

В своих исторических исследованиях Конисский исходит из того, что русский, украинский и белорусский народы испокон веков были братскими народами, их объединяли не только общая вера, но и общая историческая судьба, общая духовная культура и язык. Воссоединение этих народов в едином Российском государстве Конисский считал делом своей жизни, и можно сказать, что он ему весьма способствовал.

Ставя целью документально обосновать незаконность притязаний униатов и католиков на восточнославянские земли, Конисский в первом из перечисленных трудов излагает историю всех белорусских епархий, порабощенных Литвой и Польшей, показывает их насильственное приведение в унию. Широко представлена здесь история Могилевской епархии, которая, несмотря на все ухищрения католических и униатских церковников, осталась верна своему вероисповеданию, а ее епископы неустанно отстаивали православие как символ независимости белорусского народа. «Записки Конисского…» — это незаконченное произведение, оно представляет собой лишь материалы для задуманного историко-полемического сочинения. Конисский собрал большой исторический материал о том, что в России со времен принятия христианства и до 1595 г. не было никаких тесных контактов с Римом, — это документы архивов, летописей, хроник. Сочинение было задумано как полемика с иезуитами, которые вопреки истории доказывали давнюю дружбу России с Ватиканом.

«Права и свободы жителям…» Конисский сам издает в Варшаве в 1767 г. Он тщательно собрал воедино все законы, изданные в пользу диссидентов польским правительством. Свод этих законов служил своеобразным обвинением позорной вероломной политики шляхетского правительства, направленной против иноверного, в первую очередь православного, населения, ярким свидетельством предательства польских магнатов и католического духовенства, не соблюдавших эти законы. Публикация такого сочинения была самым ярким осуждением шляхетского правительства — осуждение через несоответствие его собственных дел и слов.

Сторонник частичной реформации общественной и государственной системы Белоруссии, Конисский в своих проповедях 70—90-х годов резко выступает против крупных феодалов, провозглашает их виновниками произвола и беспорядков в стране, клеймит позором их аморальность, ненасытность, осуждает жестокую эксплуатацию крестьян. Свою критику он направляет прежде всего против феодальной аристократии, чья роскошь достигала огромных размеров за счет ограбления и угнетения народа. Феодалы распоряжались не только собственностью крестьян, но и их жизнью. Конисский глубоко возмущается тем, что крепостники не считают своих подданных за людей, не оплачивают их труд. Крестьяне, по словам его, «во вседневных работах находятся, однак и глад терпят, и наготу, и заушения и раны от помещиков и их приставников, за скот больше, чем за людей, или же и скота горше сих невольники вменяющих» (7, 11). В ряде проповедей Конисский критикует не только отдельных представителей господствующего класса, но обрушивает свой гнев против государственных учреждений, особенно против судов. Постыдное поведение, взяточничество чиновников он объясняет тем же пороком — роскошью. «Олтари святые божии… в пещеры разбойников превратились, место самого бога лихоимцы засели, воплит раззоренный неправедно, а раззоритель пляшет: не смеет вдовица, не смеет церковь и обижанный приступити к язвинам сим разбойническим, и обиду свою не инако, как на суд божий возлагает» (9, 238).

Выступая за элементарную законность и правопорядок в государстве, Конисский горячо приветствует учреждение выборности судей во всех инстанциях, наступившее после воссоединения Белоруссии с Россией, и допущение к этим выборам местного православного населения. Вместе с тем он осуждает несправедливость, критикует суды за бюрократизм, за нарушение чиновниками законов, за взяточничество и корыстолюбие. Особенно глубоко поражает Конисского поведение высокопоставленных чинов, занимающих важные посты в политической и государственной жизни страны, но погрязших в пороках: «Ах! сколь много найдем таких, как… все милости… обращают в выгоды самим себе; должное обиженным удовлетворение — в сугубую обиду их; налоги, по обстоятельствам необходимо нужные — себе в хищение, а народу в несносные бремена; власть — в наглость; защищение — в разбой, судьи правоту — в лихоимство; слезы бедных претворяют в вино веселия своего…» (8, 1, 80–81).

Разоблачая и критикуя в своих проповедях чиновников и власти, Конисский не обходит стороной и своих коллег — черное и белое духовенство. Он бичует их лень, невежество, взяточничество, корыстолюбие, вымогательство. «Смерть и погребение прихожан кому слезы и горесть приносят, а им (пастырям. — М. К.) притязания до последней коровы и овцы» (9, 312). В его проповедях священники — это «немые псы, не могущие лаять», «любящие дремать и не имеющие смысла» (7, 9).

«Проповеди Георгия просты, и даже несколько грубы, как поучения старцев первоначальных; но их искренность увлекательна. Политические речи его имеют большое достоинство» — так оценил деятельность Конисского-проповедника А. С. Пушкин (32, 90). Великий русский поэт уловил в речах Конисского, произнесенных в большинстве случаев с церковных амвонов, политическую направленность, которая служила государственным интересам Белоруссии и России, интересам угнетенного белорусского народа.

Разумеется, и в киевский период своего творчества, и в период белорусский, критикуя произвол крупных феодалов, разоблачая злоупотребления в судах, осуждая пороки служителей культа, Конисский не был противником ни феодально-крепостнического строя, ни религии в целом. Он требует лишь смягчения феодальной эксплуатации, сглаживания наиболее острых противоречий, утверждения в современном ему государстве и обществе элементарного правопорядка и законности в интересах самих помещиков. Его идеалом является «просвещенный» и «добрый» царь, справедливый судья, нежестокий помещик, послушный крестьянин, покорно исполняющий свои феодальные повинности. Он мечтает о классовом мире, о гармонии классовых интересов. Он не требует существенных, коренных изменений социального строя, а поддерживает устремления той оппозиционно настроенной части господствующего класса, которая считала необходимым совершить в Белоруссии реформы, проведенные Петром I в Российском государстве. В России за такие реформы выступали Ф. Прокопович, А. Кантемир, В. Татищев и др. Конисский был идеологом средних слоев господствующего класса современного ему общества, в частности православного дворянства, в определенной мере притесненного крупными феодалами и потому заинтересованного в ограничении их могущества, в упорядочении государственной власти, в развитии просвещения. Эти интересы совпадали с интересами появлявшегося в то время в России нового класса — класса буржуазии, несшего с собой новую идеологию — идеологию просветительства. В то же время борьба Конисского против унии и католицизма, за воссоединение белорусского народа с братскими русским и украинским народами отражала коренные интересы самых широких слоев трудящихся масс Белоруссии и Украины.

Конисский — страстный поборник просвещения. Биограф XIX в. называет его «одним из лучших представителей старинного образования нашего» (18, 264). Конисский считал, что способность к просвещению и образованию — специфическая черта человека. Отстаивая право на образование всех слоев населения, в том числе и простого народа, Конисский открывает в Могилеве училище (1757) по образцу Киевской академии. Он ставит целью сделать это училище оплотом просвещения для всех православных белорусов, не имеющих доступа к наукам и знаниям в условиях шляхетской Польши. Открывая училище, Конисский произносит пламенную речь, в которой излагает свое просветительское кредо. Раньше, говорит он, глубокие знания получали только за границей, и то лишь «боляре и богатые»; «худородным же и убогим никакого к нему (образованию. — М. К.) приступу не было». Теперь, с открытием училища, «вам, о отрасли презреныя убогих кореней мещанства и даже самого поселянства сие счастие в руки досталось. Теперь, сидя в объятиях отцов ваших и в лоне матернем греяся, при нищете вашей, не теряя золотых лет ваших… не углие, но истинное сокровище можете приобрести» (9, 6). В качестве учебника поэтики для Могилевского училища Конисский издает произведение Прокоповича «О поэтическом искусстве».

Общественный прогресс Конисский связывает с развитием науки, с распространением образования на все слои населения. Он энергично проводит в жизнь свои идеи: открывает школы, семинарию, пишет и издает научные труды и художественные произведения, учебные пособия. Средство для реализации этих идей он видит в просвещенной монархии. Критикуя распущенность феодалов, непомерную эксплуатацию народа, а также духовную культуру феодального общества, невежество, суеверие, Конисский выступает глашатаем идей раннего просветительства.

Умер Георгий Конисский в 1795 г. в Могилеве. На могильной плите в соборе можно прочитать эпитафию, сочиненную им самим незадолго до смерти:

Колыбель — Нежин, Киев мой учитель;

Я в тридцать восемь лет назван: Святитель.

Семьнадцать лет боролся я с волками,

А двадцать два, как Пастырь отдохнул с овцами.

За претерпенные труды и непогоду

Архиепископом и членом стал Синоду.

Георгий именем, я из Конисских дому,

Коню подобен был я почтовому.

Тут трупа моего зарыты кости

В год семисотый девяностый. (9, 27)

В этой эпитафии — вся его жизнь, насыщенная энергией, трудом, борьбой. В ней и его автопортрет — человека деятельного, энергичного, с глубоким чувством юмора, страстно любящего свою родину, свой народ.

Политическая и просветительская деятельность Конисского, его научные труды и речи, направленные на обоснование идеи воссоединения Украины и Белоруссии с Россией, привлекли внимание прогрессивных писателей и мыслителей России. А. С. Пушкин приветствовал выход в свет сочинений Конисского. В написанной им рецензии он чрезвычайно высоко оценил и деятельность, и сочинения мыслителя. «Мы думаем еще, — писал В. Г. Белинский в 40-х годах XIX столетия, — что труды таких людей, как Феофан Прокопович, Конисский… и другие, очень бы стоили нового издания… Все это интересно и всего этого нельзя достать» (14, 345). Гражданские мотивы произведений Конисского, их обличительная социальная направленность получили дальнейшее развитие в произведениях прогрессивных отечественных мыслителей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.