Служит ли мудрец правителю. В поисках службы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Служит ли мудрец правителю. В поисках службы

Князь Дин-гун спросил:

– Как правитель должен обходиться с сановниками и как последние должны служить правителю?

Учитель ответил:

– Правитель должен обходиться с сановниками вежливо, руководствуясь правилами. Чиновники же служат правителю, руководствуясь чувством преданности.

Дин-гун – правитель царства Лу, где жил Конфуций (прав. с 509 по 495 г. до н. э.).

В ожидании аудиенции в разговоре с низшими вельможами Учитель был мягок и любезен, а в разговоре с высшими вельможами вежлив и прям. В присутствии правителя он высказывал благоговение, но держался с должным достоинством.

Когда правитель призывал Конфуция и поручал принимать иностранных посланников, то лицо Учителя преображалось и походка менялась. Когда Конфуций приветствовал стоящих справа и слева взмахом руки, то платье его не собиралось в складки ни спереди, ни сзади. Когда Учитель спешил навстречу гостям, то напоминал птицу с распростертыми крыльями. Когда же посланники уходили, он обязательно докладывал правителю:

– Посланники ушли и назад не оглядывались.

В ворота княжеского дворца он входил пригибаясь, словно опасался, что не пройдет. В воротах он не задерживался и, проходя, не ступал на порог. Следуя мимо престола, он менялся в лице, ноги его подгибались, и он говорил, как будто бы у него недоставало слов. Подобрав подол платья, он вступал в залу, согнувшись и затаив дыхание, словно не дышал вовсе. По выходе, когда он спускался на одну ступеньку, лицо его делалось спокойным, ровным и веселым. Спустившись, он быстро бежал, распростерши руки, а возвращался на свое место умиротворенным.

Конфуций держал символ власти своего князя (ритуальную нефритовую табличку) согнувшись, как бы подавленный его значимостью. То поднимал его высоко, словно приветствовал, то опускал вниз, словно делал подношение. Лицо его менялось и словно трепетало, он двигался мелкими шажками, на пятках, не отрывая ног от пола. При подношении подарков выражение лица его было спокойное. Во время частных бесед Конфуций был доброжелателен.

Если Учитель отправлял человека в другое владение наведаться о чьем-либо здоровье, то провожал его двукратным поклоном вослед.

Когда владетельный князь жаловал его кушаньем, то он, предварительно поправив циновку, отведывал его. Если князь жаловал его сырым мясом, то он непременно варил его и, прежде чем попробовать самому, подносил его предкам. Когда князь жаловал живую скотину, то он прежде откармливал ее. Когда он присутствовал на трапезе у правителя, то после приношения правителем жертвы предкам первым начинал есть.

Во время болезни, когда правитель навещал его, Конфуций обращал голову на восток и покрывал себя парадным платьем, разложив на нем пояс.

Конфуций настолько ослаб, что не мог обрядиться в ритуальное платье, полагающееся для приема правителя, но ритуал все же исполнил, накрывшись платьем. При приеме правителя следовало смотреть в западную сторону.

Когда правитель повелевал явиться, он отправлялся пешком, не ожидая, пока для него заложат повозку.

Цзы-лу хотел послать Цзы-гао управляющим в уезд Би. На это Конфуций сказал:

– Это все равно что погубить чужого сына.

Цзы-лу ответил:

– Там есть народ, которым надо управлять, есть и алтари духов земли и хлебов, которым надо приносить жертвы. Какая необходимость в чтении книг, чтобы научиться этому?

Конфуций сказал на это:

– Вот почему я презираю краснобаев!

Цзы-лу – ученик Конфуция, в то время занимал высокую должность в клане аристократа Цзи и мог назначать управляющих уездами.

Цзы-лу, Цзэнь-си, Жань-ю и Гун-си-хуа сидели подле Конфуция, который сказал им:

– Не стесняйтесь говорить потому, что я несколько старше вас. Вы постоянно жалуетесь на то, что вас не ценят. А что бы вы сделали, если бы нашелся кто-нибудь и оценил ваши способности?

На это Цзы-лу легкомысленно отвечал:

– Если бы я управлял владением в тысячу колесниц, окруженным большим государством, испытавшим нашествие неприятеля, а вследствие этого – удручаемым голодом, то по прошествии трех лет мог бы внушить всем мужество и направить к сознанию долга.

Конфуций усмехнулся и затем спросил Жань-ю:

– Ну а ты как, Цю?

Цю отвечал:

– Если бы я управлял маленьким владением в шестьдесят-семьдесят ли, а то и в пятьдесят-семьдесят ли, то в течение трех лет я бы привел весь живущий там народ к достатку. Что же касается церемоний и музыки, то для этого понадобился бы благородный муж.

– Ну а ты, Чи, что скажешь? – Учитель спросил у Гун-си-хуа.

Последний отвечал:

– Я не скажу, чтобы я мог это, но я желал бы в черном парадном платье и парадной шапке исполнять обязанности младшего распорядителя церемониала, чтобы прислуживать при жертвоприношениях в храме предков, при представлениях удельных князей и их сановников.

– Ну а ты, Дянь (Цзэн-си), что скажешь?

Когда замерли звуки гуслей, на которых играл Цзэн-си, он отложил их и, поднявшись, отвечал:

– Мой выбор отличается от выбора трех господ.

Конфуций сказал:

– Что за беда? Ведь каждый высказывает свои желания.

Тогда Дянь сказал:

– Под конец весны, когда уже сотканы весенние одежды, я желал бы с пятью-шестью молодыми людьми да с шестью-семью юнцами купаться в реке И наслаждаться затем прохладою на холме У-юй (у алтаря Дождей) и с песнями возвращаться домой.

Конфуций с глубоким вздохом сказал:

– Я одобряю Дяня.

Когда трое учеников удалились, Цзэн-си, оставшись подле Конфуция, спросил:

– Что вы думаете о речах трех учеников?

Конфуций сказал:

– Каждый из них выразил только свое желание.

– Почему вы улыбнулись, когда говорил Ю? – продолжал Цзэн-си.

– Хочет управлять государством посредством церемоний, а между тем речи его отличались заносчивостью, – вот почему я улыбнулся, – ответил Конфуций.

Дянь спросил:

– А разве Цю не хотел бы править государством?

– Где же ты видел, чтобы земли в пятьдесят, шестьдесят или семьдесят ли не были государством?

– А разве Чи не хотел бы править государством?

– Храм предков и собрание князей – разве это не дело правителей? Если бы Чи был младшим распорядителем церемониала, то кто же мог бы быть старшим?

Цзы-лу сказал:

– Вэйский государь ожидает вас, Учитель, чтобы с вами управлять государством. С чего вы намерены начать?

Учитель ответил:

– Необходимо исправить имена.

– Вот как! Вы далеко заходите. К чему это исправление? – спросил Цзы-лу.

– Как ты необразован, Ю, – отвечал Учитель. – Благородный муж осторожен по отношению к тому, чего не знает. Если имя не подходит (не соответствует сущности), то слово противоречит делу, а когда слово противоречит делу, то дело не будет исполнено, а если дело не будет исполнено, то церемонии и музыка не будут процветать, а если церемонии и музыка не будут процветать, то наказания не будут правильны, а когда наказания будут извращены, то народ не будет знать, как ему вести себя. Поэтому для благородного мужа необходимо, чтобы он непременно мог назвать правильные имена вещей, с тем чтобы сказанное исполнить и чтобы в словах его не было ничего бесчестного (недобросовестного).

«Упорядочивание названий», или «исправление имен», – одна из основных концепций в проповеди Конфуция. Речь идет о том, что в Поднебесной нарушилось соответствие между сущностью предмета или человека и его обозначением (названием). Поэтому, например, люди, которые называются «добропорядочными чиновниками», не могут достойно выполнять свои функции, дети не соблюдают сыновнюю почтительность и т. д. Соответственно надо вернуться к уложениям древности и сопоставить сущность явления с его названием.

Цзы-лу спросил:

– Как нужно служить государю?

Учитель отвечал:

– Не обманывай и не давай ему покоя (увещевай его).

Благородный муж осторожен по отношению к тому, чего не знает.

Учитель сказал:

– Служа правителю, прежде всего думай о деле, а потом уже о жалованье.

Ян-хо хотел, чтобы к нему явился Конфуций. Но Конфуций не приходил. Тогда Хо послал ему в подарок поросенка. Конфуций, улучив время, когда Хо не было дома, отправился к нему с визитом, но внезапно встретил его по дороге. Тогда Хо, обратившись к Конфуцию, сказал:

– Поди сюда, я с тобой поговорю. Можно ли назвать человеколюбивым того, кто, скрывая свои драгоценности, спокойно наблюдает, как его государство находится в смутном положении?

– Нельзя, – был ответ.

– Можно ли назвать умным того, кто, любя действовать на пользу человечества, неоднократно упускал время? Дни и месяцы уходят безвозвратно, годы не ждут нас, – продолжал Ян-хо.

Конфуций сказал:

– Верно. Я поступлю на службу.

Гун-шань Фу-жао взбунтовался в округе Би. Он призывал к себе Учителя, и тот согласился отправиться к нему. Цзы-лу был очень недоволен этим.

Он сказал:

– Не ходите, да и только. Если некуда поступать на службу, то не стоит и выезжать. Что за надобность ехать к Гун-шаню?

Учитель ответил:

– Разве он напрасно приглашает меня? Если кто-то обратился ко мне за помощью, то я смогу возродить там порядки Восточного Чжоу.

Гун-шань Фу-жао вначале служил аристократическому клану Цзи, а потом вместе с Ян-хо выступил против хозяина.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.