Единство морали и многообразие нравов

Единство морали и многообразие нравов

Своеобразие морали как действенного фактора жизни определяется тем, что она является точкой отсчета ценностного мира. Это последняя, высшая инстанция в том, что касается норм, оценок, ценностных представлений, выражающих внутреннюю заданность, смысл человеческой жизнедеятельности. Мораль можно назвать общей посылкой «силлогизма» человеческой деятельности. Но силлогизм не может состоять из одной общей посылки. Для него нужна еще и малая посылка.

Поступки людей, их взаимоотношения, как уже подчеркивалось, всегда конкретны, имеют свое частное, особенное содержание, за ними стоят определенные и вполне достаточные для совершения данных поступков эмпирические мотивы. Труднейший и наиважнейший вопрос человеческой практики есть вопрос о том, как предметно многообразное, исторически изменчивое, каждый раз конкретное, причинно обусловленное содержание человеческих поступков соединяется с их нравственной оценкой.

Исторический опыт решения данной проблемы требует конкретного анализа применительно к разным человеческим общностям, эпохам, сферам и аспектам деятельности. Тем не менее в нем можно выделить некую общую схему.

Прежде всего зададимся вопросом: от чего зависит исторически конкретная, качественно своеобразная форма морали? Она решающим образом зависит от понимания высшего блага. Ведь мораль — не само высшее благо, а такая нацеленность на высшее благо, когда последнее признается безусловным ценностным приоритетом. Разные люди в разных обществах, в разные эпохи понимали высшее благо по-разному. Это могла быть религиозная идея, социальная идея, национальная идея, клановая идея, идея личности и т. д. Причем каждая из этих идей существовала в многообразных формах (религиозная идея — в форме христианства, ислама и других конфессий, национальная идея — в форме многообразных национализмов, идея личности — в форме разумного эгоизма, прав человека и других разновидностей индивидуализма и т. д.). То, как складываются, взаимодействуют, возвышаются и деградируют эти идеи, — предмет наук, изучающих общество. Этику они интересуют только в той мере, в какой они нуждаются в моральном одобрении и осуждении. В зависимости от того, какая идея признается в качестве высшей (наиважнейшей, последней, безусловной) цели, мораль приобретает качественно своеобразный вид и становится соответственно христианской, коммунистической, либеральной, японской и т. п.

Что касается конкретных норм, добродетелей в рамках той или иной морали, то они также формируются по схожей схеме. В определенной предметной сфере, будь то индивидуальное поведение или совокупная совместная деятельность многих людей, выделялись такие типовые поступки и фигуры человеческих отношений, которые являются наиболее продуктивными с точки зрения способов функционирования и целей данной сферы. И они рассматривались как нравственно предпочтительные; более того, чаще всего им придавался нравственно абсолютный смысл. К детерминировавшим их прагматическим мотивам присовокуплялся еще, к тому же в качестве основного, нравственный мотив. Поясним данную мысль на двух примерах.

Война как определенное общественное отношение ставит человека перед необходимостью преодолевать ужас, связанный со смертью. Когда он научается делать это, вырабатывает в себе соответствующий навык, его называют мужественным. Соответственно мужество считается нравственной добродетелью. Другие типы поведения в той же ситуации и прежде всего трусость как неумение подняться над ужасом смерти рассматриваются в качестве пороков. Исчерпывающе проанализировавший этот вопрос в «Никомаховой этике» Аристотель особо подчеркивает, что поведение, похожее на мужественное, может быть вызвано случайными и внешними мотивами (опытностью, самонадеянностью, незнанием опасности и др.), но оно не будет мужественным. Действительно мужественным следует считать лишь того, кто является таковым только по той причине, что он считает мужество добродетелью, достойным способом поведения. Тем самым мужеству как определенному качеству человека и типу поведения придается нравственно-самоценное значение. Многие исторически существовавшие моральные кодексы считали мужество преимущественным моральным качеством.

С появлением частной собственности на движимое имущество возникла проблема отношения к ней. Оно могло быть и практически было различным — нигилистическим, прагматическим, благоговейным. С точки зрения поддержания частной собственности как общественного института, необходимого для эффективного хозяйствования, наиболее предпочтительным было отношение, которое исходило из ее неприкосновенности. Именно такое отношение было возведено в нравственную норму «не кради». Покушение на частную собственность (воровство) рассматривалось не просто как недопустимое из-за возможных разрушительных последствий для экономики, нарушения общественного спокойствия и т. п., но как безусловно и категорически недопустимое, потому что оно посягает на «святое», нравственно порочно. Это отождествление нравственного мотива с определенным, а именно благоговейным, отношением к частной собственности оказалось настолько прочным, что французский социалист Прудон, желая в XIX в. дискредитировать частную собственность, выдвинул против нее тот аргумент, что она, частная собственность, сама является кражей.

Споры о том, какие идеи могут считаться высшим благом и имеют абсолютный ценностный приоритет, какие качества человеческого характера являются добродетелями, какие нравы, обычаи, общественные привычки, нормы поведения нравственно оправданны, а какие нет, борьба против устоявшихся моральных святынь, на место которых возводились другие, неустанные поиски совершенных форм человеческих взаимоотношений, сопровождавшиеся время от времени кризисами ценностей, — все это составляет основную линию и внутренний нерв нравственной жизни в ее историческом развитии.

Функционирование морали в реальном опыте общественной жизни порождает специфические трудности, связанные с тем, что мораль утверждает самоценность личности, а в ходе практической деятельности люди становятся в иерархические отношения, при которых одни управляют другими. Эти трудности находят выражение в ряде парадоксов, наиболее типичными и распространенными из которых являются парадоксы нравственной оценки и нравственного поведения.