15. Существует ли истинное понимание смерти?

15. Существует ли истинное понимание смерти?

Необходимо признать, что человечество не имеет, не имело и не будет иметь ни правильного представления о смерти, ни правильного понимания смерти, ни правильно поставленного вопроса о смерти, ни тем более «правильного» ответа. Единственно, к чему пришло человечество в вопросе о смерти, так это к альтернативе: либо смерть – конец, и жизнь конечна; либо смерть – переход, и жизнь бесконечна. Но это относится к «обыденному» нефилософскому человечеству. Что же у самой философии? Если философию полагать главным делом человека, делом его подлинной жизни, нужно прямо и честно спросить: может ли быть основной заботой человека его «смертное» или «бессмертное» существование? Так ли существенна проблема бессмертия для человека? Не есть ли это сугубое дело верующих и концептуальных атеистов? Смерть может как приводить человека к философии, так и уводить от нее. Часто бывает, что и философ при соприкосновении со смертью перестает быть философом и превращается в обыденного человека, срываясь в область конкретного знания о смерти и конкретного ответа. Амбивалентность действия смерти в том, что, с одной стороны, она разрушает целесообразность самого вопрошания, а с другой – именно смерть делает философское вопрошание целесообразным в высшем смысле, поскольку посредством него человек делается человеком. Возможно, философское вопрошание и не возникло бы, не будь смерти. Поэтому смерть входит и в «план вопрошания», и в «план существования». И входит не в качестве возможного модуса «субстанции» бытия (или небытия), но как главный мотив философского вопрошания. В любом случае мы должны смерть принять в расчет и сказать, что философское вопрошание – не вопрошание о смерти и смысле смерти, это – вопрошание о смысле бытия, которое делается возможным (уместным и приличным) лишь в ситуации смерти. Абсолютное незнание смерти и смирение с этим незнанием – «норма приличия», задаваемая философским вопрошанием. Смерть делает философию приличной, делая неприличным обыденное существование, которое так грубо обходится со смертью, давая конкретные ответы там, где надо лишь скорбеть и молчать. И в такое неприличное обыденное существование попадает большинство традиционных ритуализированных форм поведения человека, то есть того, как он привык вести себя (например, «научно», «религиозно» или еще как-то – сообразно с канонами своего «культурного», «национального» или «профессионального» сообщества). Все эти «неприличные формы жизни» основаны на нецеломудренном отношении к бытию, таинственное покрывало которого всегда рвется под грубым натиском ответов и решений. Смерть пробуждает истинное благородство, разоблачая самодовольную претензию на знание и понимание, раскрывающее такое «приличное», но такое неистинное существование.