Часть 6 Философия против антисофии на Западе и на Востоке
Часть 6
Философия против антисофии на Западе и на Востоке
В какой бы западной стране мне ни приходилось жить за последние двадцать лет, везде я регулярно посещал философские лекции и конференции самого разного уровня, слушал выступления «профессиональных философов», читал книги и журналы по философии. Если первоначально греческое слово «философия» означало «любовь к мудрости», то современная академическая философия больше напоминает любовь к странным, изысканно-абстрактным интеллектуальным играм в узком кругу профессионалов. Разочарованный таким печальным многолетним опытом, я долго искал подходящее слово, более точно определяющее то явление, которое сегодня называют «философией». Каково же было мое радостное удивление, когда я обнаружил редкое слово «мизософия» (греч. «ненависть к мудрости») в этимологическом словаре, который постоянно вожу с собой на тот случай, если вдруг услышу незнакомое слово. Очевидно, какой-то близкий по духу мыслитель задолго до меня почувствовал необходимость в таком неологизме. И все-таки мне кажется, что один австрийский философ, по своему духу и масштабу мысли тяготевший к пифагорейской традиции, еще точнее определил современную «философию» словом «антисофия» («антимудрость»). Лучшим подтверждением такого определения является тот факт, что в американских университетах очень немногие студенты регулярно посещают лекции по философии.
Откровенно говоря, я сомневаюсь, что на этих лекциях у кого-то может возникнуть искреннее стремление к человеческой или вселенской мудрости — это было бы смешно, если бы не было так грустно. Если бы на философских факультетах американских университетов действительно можно было найти истинно живую мудрость или хотя бы живые идеи о месте человека во вселенной, о человеческой душе и смысле жизни — то эти места стали бы для Америки настоящим живым источником духовности и культуры! Разумеется, всегда можно встретить отдельных выдающихся преподавателей, но в целом на философских факультетах преобладает холодный научный анализ, а не духовный поиск — таково мое мнение, основанное на личном опыте. Философия по определению должна учить мудрости — иначе какой от нее прок для тех немногих, кто искренне стремится к познанию жизни и мира?
Многие наивные молодые американцы в поисках божественной мудрости и наставничества часто устремлялись в такие страны, как Индия. Можно понять причины возникновения таких молодежных движений, как «хиппи» в легендарные шестидесятые годы, если увидеть в них реакцию отторжения и протеста против бездуховности академической и религиозной среды того времени. Впрочем, академическое сообщество и не претендует на какую-то «духовность», стараясь держаться в строго научных рамках. Масштаб и характер движения «Нью Эйдж» [16] в современной Америке явно свидетельствует о культурной, социальной и психологической реакции тех людей, которые не могут найти ответы на истинно духовные вопросы о человеке и мире ни в традиционных церквях (где предпочитают без вопросов верить и принимать определенные доктрины), ни в научной среде (где объективный разум просто отвергает любые духовные идеи и стремления).
Потратив больше десяти лет на беспощадную борьбу с собственным невежеством и вырвавшись из этого жалкого состояния псевдообразованности, в 1986 году я поехал в Россию для изучения таких исторических тем, как «София», «Третий Рим» [17] старца Филофея и нераскрытая тайна Палладиума [18].
Я был глубоко поражен, когда обнаружил, какая живая и не по-западному глубокая русская душа часто скрывается за мрачными лицами советских людей. Не меньшее удивление у меня вызывало то обстоятельство, что большинство американских и британских туристов, с которыми я прожил здесь пять месяцев, почти не замечали эту новую душевную атмосферу. Разумеется, гостиница «Интурист» и западная психология мешали им разглядеть новую реальность, но лучше всего эта проблема выражена в словах Гете: «Каждый видит то, что носит в своем сердце».
Очень скоро я понял, что в Советском Союзе слово «философия» официально означало марксистско-ленинскую философию. Помню, как я приобрел одну из тех книг, которые издательство «Прогресс» выпускало специально для иностранцев. Книга называлась «Что такое философия?» С первой же страницы можно было догадаться, как обстоит дело с мудростью в Советской России. Там было напечатано: «Слово «философия» состоит из двух греческих слов — «филео» (мудрость) и «софия» (любовь), и, таким образом, означает «любовь к мудрости». Принимая во внимание то огромное влияние, которое греческая и византийская культура оказала на Россию, эта случайная ошибка с перепутанными греческими словами показалась мне весьма характерной для тех духовных и интеллектуальных условий, при которых стремление к мудрости было официально разрешено после семи десятилетий советской власти.
Конечно, марксистко-ленинскую «философию» скорее следует называть антисофией, как и многое из моего «философского» опыта на Западе. Каким же наивным и глупым молодым человеком я был, когда искал мудрость там, где ее и быть не могло! В американском академическом мире почти невозможно разглядеть истинно пифагорейское знание, мудрость и высшие истины о человеке и космосе среди этих ограниченных, вежливо-абстрактных интеллектуальных игр и спектаклей, часто настолько запутанных и узкопрофессиональных, что простому человеку в них ни за что не разобраться. Можно годами блуждать в этом интеллектуальном зеркальном лабиринте [19], изучая символическую логику, лингвистический анализ, семиотику, феноменологию, герменевтику, позитивизм, методологию и т. п., но в конце концов утратить последние остатки мудрости.
Как ни странно, после двадцати лет изучения современной философии древняя мудрость двадцатипятивековой давности кажется мне более полезной для поиска знаний и истины, чем весь мой опыт, начиная с вводного курса «Антисофия 101». Сегодня философия скорее означает любовь к научному знанию, чем поиск человеческой и вселенской мудрости. Однажды я спорил с одним американским студентом, выпускником философского факультета, с которым мы вместе учились в Тюбингене. Когда я заявил, что философия теперь ограничивается простой систематизацией рациональных идей, не замечая или отвергая все разнообразие жизни и всю полноту человеческого сознания, он ответил решительно: «Философия — это бизнес». Весьма характерный ответ! Такая «философия» может обеспечить блестящую академическую карьеру, вот только сомневаюсь, чтобы после этого осталось место для настоящей любви к чему бы то ни было, будь то богатство, слава или мудрость. Но при этом наверняка сохранится любовь к абстрактным, отвлеченным интеллектуальным построениям. Даже не знаю, каким «антисофским» словом это можно назвать…
А что бы сам Пифагор подумал о таком «философском бизнесе», если бы попал в наше время?