XXIX
XXIX
Когда кто-то хочет завладеть миром и переделать его,
Я вижу, что он не добьется своей цели.
Мир – божественный предмет, переделать его нельзя.
Кто будет его переделывать, погубит его;
Кто будет держаться за него, потеряет его.
Среди вещей одни действуют, другие следуют,
Одни пышут жаром, другие источают холод,
Одни сильны, другие слабы,
Одни расцветают, другие клонятся к упадку.
Вот почему премудрый человек отвергает крайности, отвергает излишества, отвергает роскошь.
Примечания к переводу
1. В начальной строке словосочетание вэй чжи имеет значение «нарочно воздействовать на что-либо». Такое внешнее воздействие противоположно даосскому идеалу «неделания» как действия изнутри, чистой действенности действия. Последний знак и обычно трактуется как служебное слово, которое обозначает конец предложения. Согласно толкованию Хэшан-гуна (Ван Би оставляет эту фразу без комментария), «тот, кто хочет управлять людьми, не сможет обрести Небесный Путь и людские сердца». Между тем Су Чэ предлагает совершенно иную трактовку: он полагает, что мудрый правитель (в соответствии с наставлениями древних даосов) должен управлять, делая лишь то, чего «не может не делать», и потому он «не может не принять мир под свое правление». Первую же часть фразы на этом основании он понимает в том смысле, что правителю «вручают мир на царствие». Это толкование откровенно противоречит следующей строке, но Су Чэ толкует ее в том духе, что правитель в действительности не воздействует на мир.
2. Философема «божественного», или «духовного», предмета имеет своим прообразом ритуальный сосуд. Хэшан-гун отождествляет «духовный предмет» с человеком (так делал уже Конфуций), добавляя, что «духовные предметы любят покой, и ими нельзя управлять по своему произволу». Ван Би дает предельно отвлеченное толкование: «Дух – это нечто, не имеющее формы и предела, а предметы образуются от скопления чего-то. Духовный предмет – это скопление, образовавшееся из бесформенного». Можно, впрочем, почти не сомневаться, что изначальное понятие «духовного сосуда» обозначало нечто священное, внушающее благоговейный трепет и исключенное из сферы инструментальной полезности. В данном случае речь идет, очевидно, о «мире в целом», который не был создан человеком и не может быть предметом его воздействия хотя бы потому, что человек – сам часть мира.
3. Строка 9 в списке Ван Би гласит: «Одни ломаются, другие рушатся». Этому варианту следуют большинство западных переводчиков. В списке Хэшан-гуна сказано: «Одни благополучны, другие в опасности». Между тем в списке Фу И, а также в мавандуйских списках данная строка записана так, как представлено в данном переводе. Этот вариант согласуется с контекстом, где фигурируют антиномические оппозиции, и его принимают большинство современных исследователей.
4. Последнюю строку Хэшан-гун разъясняет следующим образом: «крайности» означают увлечение непристойными звуками и зрелищами, «излишества» означают богато украшенные одежды и изысканные яства, «роскошь» означает изящные дворцы и высокие террасы. Некоторые позднейшие комментаторы приписывают иероглифу тай («роскошь») более отвлеченный смысл: все, что «выходит за пределы простого и легкого» («простое и легкое» – классическая формула истины из «Книги Перемен»). У И предложил свое толкование, согласно которому здесь имеется в виду «поклонение перед вышестоящим» и, следовательно, «чрезмерные упования». Мнение У И представляется неубедительным.
5. В этой главе рифмуются строки 6 – 9.
Комментарии
Лао-цзы развивает свою любимую тему целостной практики и целостного видения мира, так что Хэшан-гун выбирает в качестве заголовка данного речения ключевое понятие даосизма – «неделание». Для мудреца, который приникает к средоточию мирового круговорота и последней глубине своего опыта, всякое действие – крайность, всякое слово – лишнее. Вот лучшее предостережение всем реформаторам: тот, кто живет «сердцевиной» бытия, не имеет точки опоры, чтобы перевернуть мир. Последнее столетие преподнесло человечеству один серьезный урок: невозможно уговорами или принуждением переделать кого бы то ни было. Действовать таким образом – это наивность, легко переходящая в преступление. Но мудрый может открыть сердце открытости бытия и вместить в себя мир. Самое же поразительное в даосском видении – это, пожалуй, то, что в пределе предметной деятельности человека, где работа уже неотличима от творчества и действие сливается с состоянием, труд, искусство и ритуал предстают как одно нераздельное целое, и это единство наглядно воплощается в ритуальных сосудах для жертвоприношения. Такова даосская версия утопии «органопроекции» человечества.
Комментарий Ван Юаньцзэ: «Мудрый сердцем пребывает в согласии с отсутствующим, дабы соответствовать всем переменам. В деяниях своих он свободен от озабоченности: так зеркало отражает предметы. Прочие же люди полагают, что обладают наличным, попусту всматриваясь во внешние образы, а желая обладать радостью, не могут испытывать ее».
Комментарий Ван Би: «Природа всех вещей – это то, что таково само по себе. Eй можно следовать, но ее нельзя сделать, в нее можно вникать, но ее нельзя удерживать. У вещей природа неизменна, а когда пытаются сотворить, губят ее. Вещи приходят и уходят, а когда пытаются удержать их, теряют. Премудрый человек постигает то, что таково само по себе, приходит к природе и прозревает закон всего сущего, поэтому он следует и ничего не делает, принимает – и ничего не навязывает, устраняет все, что ввергает в заблуждение, и отбрасывает все, что рождает соблазны. Поэтому его сердце не ведает смущения, а природа вещей претворяется сама собой».
Разъяснение Цао Синьи: «Люди более всего почитают власть над миром, как же могут смягчиться их сердца? Поэтому Лао-цзы пресек человеческую алчность, заявив, что божественным предметом нельзя владеть в одиночку. Этот божественный предмет есть покой и благополучие народа; если им пользоваться в своих корыстных интересах, непременно навлечешь на себя всеобщее озлобление. Ум одного человека крайне ограничен, а событий в мире – бесчисленное множество. Как может один человек иметь диктаторские права над целым миром? Вот почему древние мудрецы отбирали на службу достойных и способных и обучали их управлять миром как божественным предметом».
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
XXIX
XXIX Кажется, в эту самую ночь, был тайный разговор Иоанна с Иисусом. Что действительно был, мы знаем, по свидетельству Матфея (3, 14–15); знаем также, что не Иоанн пришел к Иисусу, а Тот – к нему (3, 13): Сам захотел нарушить тайну двадцатилетнего молчания, – явиться миру: значит,
XXIX
XXIX Три человечества: первое, до нас погибшее, – царство Отца; второе, наше, спасаемое или погибающее, – царство Сына; третье, за нами, спасенное, царство Духа-Матери. Вот почему и три Голубки: первая – над Хаосом; вторая – над Потопом; третья – над водами
XXIX
XXIX За две тысячи лет, почти никто не увидел, какая загадка о премирном, не только от человеческой воли идущем зле заключена в притче о плевелах, неразличимо-смешанных, в искушающем равенстве с доброй пшеницей – «сынами Божьими» (Мт. 13, 24–30; 36–43).Точно такая же
XXIX
XXIX Иисус же, опять возмутившись-разгневавшись, , входит в гробницу. То была пещера, и камень лежал на гробе. (11, 38.)Это «возмущение», «гнев», вовсе, конечно, не на маловерных иудеев, как объясняют истолкователи, – не на людей вообще, а на последнего врага их, «человекоубийцу
XXIX
XXIX И, когда надругались над Ним, сняли с него багряницу, и одели Его (снова) в одежды Его, и повели на распятие. (Мт. 27, 31.)Сам распинаемый должен был, по римскому закону, нести крест, или, точнее, так как цельный крест составлялся только на месте казни, из вбитого в землю кола,
XXIX
XXIX Около девятого часа возопил Иисус громким голосом. «Элои! Элои! ламма савахтани?», что значит. «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мк. 15, 34).Это четвертое крестное слово, кажется, единственное, сказанное не только во внутренней действительности – в мистерии, но
XXIX
XXIX Да, может быть, все человечество окажется «неудачно отлитою, без ушка, оловянною пуговицей», и скоро придет за ним Пуговичник с плавильною ложкою. Может быть. Но даже если только в тайниках подземных кто-то будет шептать: «Да приидет царствие Твое!», то и тогда еще
XXIX
XXIX «Первое и главное впечатление наше от всего египетского – неимоверное молчание» (Spengler). Высшее развитие математики в зодчестве, в проведении каналов, в исчислениях астрономических – и ни одной математической книги; законодательство, которое служит образцом для
XXIX
XXIX Геродот повествует о «празднике лампад», когда в память умерших, в воскресную ночь Озириса, 17-го числа месяца Атира, по всему Египту, от Саиса до Элефантины, зажигались бесчисленные лампады внутри и вокруг домов; к маслу прибавлялась соль, чтобы пламя горело ярче и тише
XXIX
XXIX Сын отвращается от пола Отчего; это для Сына в Отце – самое страшное, тайное, непостижимое, невидимое, трансцендентное. Так и для нас, находящихся в Завете Сыновнем, пол в Отце невидим.«И приходил Я (Господь) мимо тебя (дщери Израиля), и увидел тебя, брошенную на попрание в
XXIX
XXIX По Геродоту (II, 78), песнь Манероса (сына Менесова) была древнейшей и единственной песнью египтян; воспевали же ее за трапезой, в сонме пирующих, обнося гроб с мертвецом: Запад – страна усыпления, тьмы тяготеющей, Где сидят обитатели сонные; Не проснутся, чтоб увидеть
XXIX
XXIX Атланты, «сыны Посейдона», сыны бога Эа вавилонского, строят «в середине Острова» – может быть, средоточии земли, объединявшем человечество, – «исполинскую твердыню» или башню («Критий» Платона).«Построим себе город и башню высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде
XXIX
XXIX Египет не молится, он только благодарит и славословит Бога, как будто все уже есть; а Вавилон понял, что и все – ничто перед Богом; нищету и наготу свою увидел, – и родилась молитва. Совлеки с меня, Боже, как ризу, грехи мои многие! И, если седьмижды их семь, разреши их,
XXIX
XXIX Медленно восходят облака из-за холмов зеленеющих; медленно пасутся овцы и козы; медленно падают звуки пастушьей свирели, однообразно-унылые, – звук за звуком, как слеза за слезою.О чем они плачут? О, конечно, не только об одном Человеке, но и обо всем человечестве.«Дни
XXIX
XXIX Сам посвященный в Дионисовы таинства, Плутарх объясняет омофагию почти так же, как христианские учителя, «бесовским действием»: «В те роковые и страшные дни, когда терзается и пожирается сырое жертвенное мясо... то с постами и плачами, то с бесстыдством и безумством... с
XXIX
XXIX Человеческий Эрос тает в божественном, как снег под вешним солнцем. Все более бесплодные, все менее рождающие, соединения двух Андрогинов – Дия с Уранией, Загрея с Хтонией, Диониса с Персефоною, Иакха с Корою – стремятся к совершенной двуполости, «двуестественности»,