Новоевропейская философия

Новоевропейская философия

Общепринято определение западной культуры как преимущественно рациональной по сравнению с восточной. На Востоке родились менее рациональные отрасли культуры – мифология и религия, а на Западе наиболее рациональные – философия и наука. Для античной философии главной была этика, для средневековой – теология, для новоевропейской – теория познания. Как познавать мир – вот основной вопрос новой философии. Большинство философов Нового времени смотрели на человека прежде всего как на познающее существо.

Р. Декарт (1596–1650) методологически освободил философию от власти религии, как Сократ освободил ее от власти мифологии. Наступило возрождение философии как часть возрождения культуры. Были обретены нити, потерянные Средневековьем, и восстановлена преемственность. Декарт – родоначальник рационализма Нового времени (как Сократ – основатель философии как рационального подхода к целостному бытию), и не удивительно, что для него столь же большое значение имел метод. Критерием истинности познания Декарт признает ясность и отчетливость идей. Учение Декарта о непосредственной достоверности самосознания, врожденных идеях, интуитивном характере аксиом – опора рационализма Нового времени. Культивирование рационального в Европе подчеркивается Ницше: «Школьная дисциплина разума сделала Европу Европой; в средние века она была на пути к тому, чтобы снова стать частью или придатком Азии, – т. е. потерять научный дух, которым она обязана грекам» (Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое.

С. 382).

Философия Нового времени сформулировала представление о субстанции, которая не нуждается для своего существования ни в чем, кроме себя самой. Аналогично тому как Сократ ввел понятия в противоположность вещам, так Декарт – духовную субстанцию, атрибутом которой является мышление, в противоположность телесной субстанции, атрибут которой протяжение. От декартовых субстанций идут споры о соотношении материального и идеального и о том, что из них первично.

Сразу возникла проблема связи двух субстанций. Решая ее, Б. Спиноза (1632–1677) предположил, что мышление и протяжение представляют собой два атрибута одной субстанции. Отсюда следовал пантеистический вывод, что Бог существует в реальных телах природы и человеке. Единственная, вечная и бесконечная субстанция Спинозы – «причина самой себя» и всех многообразных вещей – ее порождений. Спинозова самопричинность мира напоминает представление индусов о Брахмане как причине самого себя.

Определив благо как приносящее пользу, Спиноза продолжил утилитаризм, начало которому положили греки. Стоики определяли пользу как «движения и состояния, соответствующие добродетели» (Диоген Лаэртский. О жизни. С. 277). Утилитаризм Нового времени нравственно амбивалентен и порой скатывается к аморализму, который по отношению к природе с исчерпывающей полнотой Спиноза выразил в 3-й части «Этики». Соображения нашей пользы не требуют сохранения того, что существует в природе, кроме людей, но учат нас сохранять, разрушать или употреблять это на то, что нам нужно, сообразно с различной пользой, которую можно отсюда извлечь.

Немецкий философ Г. Лейбниц (1646–1716) в «Новых опытах о человеческом разуме» подверг критике субстанции Декарта и Спинозы за пассивность. Лейбниц стремился отыскать динамические начала для объяснения многообразия мира. Он утверждал, что все вещи обладают собственной внутренней способностью непрерывно действовать. Это и есть их субстанция. На представление Лейбница о монадах как «единицах» бытия большое влияние оказало открытие микроорганизмов с помощью появившегося тогда микроскопа и создание им дифференциального исчисления, в основе которого лежит понятие «бесконечно малой величины».

Лейбниц дополнил три закона логики Аристотеля «законом достаточного основания», в силу которого мы усматриваем, что ни одно явление не может оказаться истинным или действительным, ни одно утверждение справедливым без достаточного основания, почему дело обстоит так, а не иначе, хотя эти основания в большинстве случаев вовсе не могут быть нам известны.

Поиски истины и ее критерия велись также на путях эмпиризма. Соперничавшие линии рационализма и эмпиризма продолжили традиции элеатов и Гераклита. В Европе к рационализму больше тяготела немецкая философия, к эмпиризму – английская. Во Франции после Декарта укрепились позиции материализма, склонного отождествлять эмпирическую реальность с сущностью вещей.

Для старшего современника Декарта Ф. Бэкона (1561–1626) лучшее из всех доказательств – опыт, а чувства – основа знания. Следующий представитель английского эмпиризма Д. Локк (1632–1704) первый в философии Нового времени выделил теорию познания как специальную дисциплину. Локку принадлежит учение о первичных и вторичных качествах, заставляющее вспомнить античную атомистику. К первичным качествам он относил те, которые «реально существуют в телах», неотделимы от них (объем, плотность, форма, расположение, движение). Вторичные качества (цвет, запах, вкус, звук) не присутствуют в самих телах, а представляют собой следствие воздействия на нас первичных качеств. Локк определил рождающегося человека как «tabula rasa» («чистая доска»). Все свои понятия, по Локку, человек приобретает из опыта и не имеет, вопреки Декарту, врожденных идей. С позиций эмпиризма Локк подверг критике представление о мыслительной субстанции. В том же ключе другой английский философ Д. Беркли (1685–1753) отрицал существование материальной субстанции. Завершением английского эмпиризма стала философия Д. Юма (1711–1776).

Скептицизма Юма стимулировал создание трансцендентальной философии И. Канта (1727–1804). Декарт и Спиноза имели отправной точкой систему Аристотеля, в соответствии с которой идеи находятся в самих вещах, и нечто устойчивое назвали субстанцией. Критика этого понятия Локком, Беркли и Юмом оказалась близка западному желанию перенести все определяющее в познании внутрь человека как субъекта. Почва для системы Канта, в которой человек не просто исходный пункт познания, как у Декарта, но формирует его результаты своими внутренними характеристиками, была подготовлена. Западные индивидуализм и антропоцентризм отныне в полной мере вступили в свои права. Кант (как и Платон, синтезировавший главные из предшествующих ему взглядов) соединил континентальный рационализм с английским эмпиризмом, взяв от первого представление о самостоятельности и автономности разумного в человеке, а от второго – опыт как критерий истинности суждений о мире.

В своих попытках обоснования научного знания Кант сделал по отношению к Декарту примерно то же, что Платон по отношению к Сократу, но только «мир идей» Платона находится вне человека, а Кант поместил его внутрь человеческого разума. В свое время Августин отнес «мир идей» к Богу, что естественно для христианина. Кант действовал в соответствии с идеалами эпохи Просвещения. Он предположил, что «идея» вещи находится не в самой действительности и не вне ее, а в голове человека. Это и есть субъективный идеализм, к которому шла новоевропейская философия.

Эмпирики полагают, что сознание приноравливается к природе, в то время как, по Канту, сознание человека приспосабливает чувственные впечатления к своему аппарату. Общий вывод Канта: «Рассудок не черпает свои законы (a priori) из природы, а предписывает их ей» (Кант И. Пролегомены // Соч.: В 6 т. Т. 4 (1). С. 140). Это было названо коперниканским переворотом: разум человека активен и задает вопросы, а природа отвечает на них.

Понятийную диалектику Канта, близкую Платону, Г. Гегель опрокинул в бытие. Он подошел к Канту, как Аристотель к Платону, вернув «мир идей» в объективную действительность, но представив их функционирование в соответствии с духом XIX в. как процесс. Идеи, по Гегелю, не только присутствуют в природе, как у Аристотеля; природа – инобытие идеи, и как таковая тождественна человеческим представлениям в их абсолютной истинности. Аристотель мыслил познание как постепенное проникновение в идею, так что «ум и предмет его – одно и то же» (Аристотель. Метафизика // Соч.: В 4 т. Т. 1. С. 310), но изначальную тождественность бытия и мышления, при которой только и возможна абсолютная истина, обосновали Ф. Шеллинг (1775–1854) и Г. Гегель.

Аристотель сформулировал законы формальной логики, Гегель – законы диалектики, которых у него тоже три – закон единства и борьбы противоположностей, закон перехода количественных изменений в качественные и закон отрицания отрицания. Сам универсум рассматривается в виде триады – идея, природа, дух. Гегель совершил синтез Аристотеля (а через него Платона) и Канта. В то же время Гегель писал, что нет ни одного положения Гераклита, которое он не включил в свою систему. По сути, его философия и есть переложенный на западный манер Гераклит, Логос которого может рассматриваться как предтеча идей Платона и Канта.

Величие творца заключается в глубине и широте его синтеза. Чем более разнородные вещи соединяет философ и чем удачнее он это делает, тем более ценна его работа. Кант пытался соединить агностицизм и науку, разум и чувство. Гегель предпринял попытку соединить мышление и бытие, диалектику и логику (конструируя диалектическую логику). Итак, Платон синтезировал предыдущую философию, Аристотель модифицировал этот синтез. В новоевропейской философии Кант синтезировал континентальный рационализм и английский эмпиризм, а Гегель – все три великие философские системы Платона, Аристотеля, Канта, представив их как единый саморазвивающийся процесс, и подвел итог предшествующего развития философии. Говоря об общем значении немецкой классической философии, можно заключить, что греки «открыли» философию, немцы «закрыли» ее.

Кант отверг все потустороннее как нерациональное, т. е. совершил в философии то, что в целом эпоха Просвещения в культуре. Гегель сделал следующий шаг – рационализировал посюсторонний мир, тем самым обоготворив его. Только Богом он стал в соответствии с западным представлением о прогрессе в его становлении, подтвердив, что в философии высшим признается то, что соответствует духовному ядру данной культуры.

Тяга к Единому и неподвижному близка философии. Но сущность западной культуры, в отличие от восточной, – движение. Как примирить это? Кант отмахнулся от всего, что за чувственным миром, но агностицизм не мог долго господствовать, потому что философия ищет абсолютную истину. По Гегелю, неподвижное Единое присутствует в начале и в конце, а не за чувственным миром, в котором все течет, все изменяется. Гегель развил диалектику, придав ей предельно четкую и логичную, но схематизированную форму.

Гегель поставил человеческое Я выше мира, и индивид почувствовал себя всесильным. Философия при Гегеле вернула себе ранг средства достижения абсолютной истины. Подъем духа и последующее разочарование были громадны. Гегель предложил своим последователям стать владельцами абсолютной истины, и многие польстились, причем позаимствованную у Гегеля абсолютную истину применяли к различным областям жизни, например, к общественной, как Маркс и Энгельс, которые, посчитав, что мир философами уже объяснен, поставили перед философией задачу его преобразования.

Источник развития – борьба нового, прогрессивного со старым, отживающим, из которого остается только необходимое для будущего, а все ненужное «снимается» по 3-му закону диалектики. Борьба как источник прогресса составляет, по Гегелю, основное содержание книги бытия, а страницы счастья – пустые страницы истории.

В соединении несоединимого в философских системах – ключ к пониманию повсеместного принятия их и последующего ниспровержения. Все, что бросил Гегель ради журавля абсолютной истины, последующие философы восстанавливали в своих правах. Л. Фейербах (1804–1872) и С. Киркегор (1813–1855) возвратили в философию конкретного человека, Э. Гартман ушел в бессознательное, О. Конт (1798–1857) обратился к науке, Г. Спенсер (1820–1903) вернулся к опыту, А. Шопенгауэр (1786–1861) направился от интеллекта к воле.

Позитивизм Конта продолжил традиции эмпиризма, полагая, что идеи могут быть сведены к чувственному восприятию. В соответствии с присущей XIX в. историчностью он рассматривал эволюцию мышления как проходящую три последовательных стадии: религиозную, метафизическую и позитивную – стадию науки. Конт говорил, что на метафизической стадии «мысль приобретает большую остроту». Можно сказать, что она становится самодовлеющей.

Считая, что в основе человеческого поведения лежит воля к власти, Ф. Ницше (1844–1900) в ней видел источник развития от обезьяны к сверхчеловеку – следующему эволюционному виду. Прогресс, по Ницше, находится по ту сторону добра и зла, и эти понятия неприменимы к процессу выживания наиболее приспособленных. Человек имеет право, осуществляя волю к власти, на любой поступок. «Философы жизни» пытались говорить как пророки. В своем главном произведении «Так говорил Заратустра» и в других работах Ницше часто прибегал к афористичному стилю.

В XX в. на смену универсальным системам приходит проповедь «переживания» бытия и истолкование текстов, философия науки, прагматизм как философия действия и т. п. Одно из основных отличий новейшей философии от философии XIX в. в том, что она больше занята человеком как конкретной индивидуальностью.

Знаменитый афоризм Декарта «мыслю, следовательно, существую», которым он хотел подчеркнуть важность разума, экзистенциалисты перевернули, поставив на первое место существование: «существую, следовательно, мыслю». Даже не зная, что значит быть, человек может сказать «Я есмь». Здесь, по М. Хайдеггеру (1889–1976) – открывается доступ к бытию как таковому: к нему можно проникнуть через наше существование.

Жизнь, кончающаяся неизбежным распадом, предстает как нонсенс. Если нет Бога и человек умирает насовсем, то жизнь абсурдна – таков пессимистический вывод экзистенциализма. Душа без веры в Бога и без истории, предоставленная самой себе, оказывается во власти абсурда, который Ж. – П. Сартр (1905–1980) определяет как «разлад между человеческой жаждой единения с миром и непреодолимым дуализмом разума и природы, между порывом человека к вечному и конечным характером его существования, между «беспокойством», составляющим самую его суть, и тщетой всех его усилий» (Называть вещи своими именами. М., 1986. С. 93).

Экзистенциалисты показали такой идеал личности, что на его фоне померк обычный человек и усилились разговоры об отчужденности, одномерности, деперсонификации и т. п. По общераспространенному мнению люди становятся все более обезличенными. Экзистенциалистов беспокоило, что в современных условиях, когда большинство людей живет в крупных городах и подвержено сильному влиянию средств массовой информации, они становятся все более похожи друг на друга и теряют свою неповторимую индивидуальность и свободу, которая начинается по ту сторону социальной сферы и духовной жизни личности.

Сартр утверждал, что экзистенциализм исходит из тезиса Достоевского «если Бога нет, то все дозволено», но А. Камю (1906–1960) понял, что не все дозволено и сделал вывод: «Справедливость бессмертна». Начав со стремления к свободе и осознав масштаб ответственности, экзистенциализм вернулся к нравственности.

Глубокое проникновение психологии XX в. во внутренний мир человека дало основания сомневаться в том, что поведение полностью определяется и контролируется сознанием. Сформировалась концепция, во многом противоположная экзистенциализму (хотя в некоторых начальных моментах близкая к нему) и восходящая к философии бессознательного Э. Гартмана (1842–1906). Если экзистенциализм обратился к душе человека, то психоанализ проник в подсознание. За сознательной деятельностью он обнаружил подсознательные мотивы поступков и отверг постулат о свободе воли человека.

В начале XX в. австрийский врач З. Фрейд (1856–1939) получил экспериментальный материал, подтверждавший основополагающую роль подсознания в человеческом поведении. Воле к разрушению и смерти противостоит в человеке воля к жизни, частью которой является сексуальное желание. Взаимодействие этих двух воль определяет, по Фрейду, поведение человека. Первичные желания могут замещаться другими, находящимися на более высоком уровне. Сексуальное желание может сублимироваться в творчество. В этом смысле вся духовная культура является сублимацией исходных инстинктов человека. Положительное значение Фрейда в том, что он оценил важность первых лет жизни ребенка для его развития, хотя некоторые его построения, вроде эдипова комплекса, по-видимому, ошибочны, как и психоаналитическая интерпретация культуры в целом.

Подсознательную психическую первореальность Фрейд видел в безличной сексуальной энергии «либидо». Но его ученик К. Юнг (1875–1961) считал таковой иерархию «архетипов» – универсальных бессознательных образов, властвующих над человеком. Большое значение в психоанализе приобрела теория символов, которую еще в начале века развивал Э. Кассирер (1874–1945), назвавший человека «символическим животным», т. е. животным, использующим символы. Символ отличается от знака тем, что не только обозначает определяемый предмет, но имеет другое, более глубокое значение, которое никогда не может быть полностью раскрыто, как в математике нельзя точно вычислить иррациональное число.

Э. Фромм (1900–1980) развил представление о двух моделях поведения индивида. Или он идет по пути приобретательства, стараясь заполучить как можно больше вещей в свою собственность – путь западных стран, названных «потребительским обществом». Или он совершенствует заложенные в каждом способности. «Иметь или быть» – назвал Фромм эту дилемму. Человек идет по пути потребительства, когда не осознает свое глубинное стремление стать полноценной личностью.

Развиваясь в этом направлении, западная культура, следуя совету Эпикура, уходит от проблемы смерти, за счет этого получается некоторая экономия времени, однако это обманчивое преимущество. Как древнейшая египетская цивилизация ближе всего к смерти, так современная европейская дальше всех от нее. И неудивительно, что родиной религий был Восток, а родина светских отраслей культуры – философии и науки – Запад. Западная цивилизация ушла от глубинных основ культуры, связанных с осознанием смысла жизни и смерти, но так или иначе возврат в рамках западной или других культур, приходящих ей на смену, неизбежен.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.