Русская философия

Русская философия

В России не было философии до принятия христианства, которое боролось в основном с язычеством, т. е. с мифологическими представлениями. Философия возникла уже в недрах христианства, и первым философским произведением можно считать проповедь первого Киевского митрополита из русских Илариона «Слово о законе и благодати», в котором в религиозной оболочке критики иудаизма противопоставляются подчинение закону и жажда благодати.

Философия как таковая возникает в XVIII в. К крупнейшим русским философам можно отнести Г. Сковороду (1722–1794), А. И. Радищева (1749–1802), В. С. Соловьева (1853–1900), Н. Ф. Федорова (1828–1903), Н. А. Бердяева (1874–1948).

И. В. Киреевский (1806–1856) сформулировал задачу национальной русской философии, поставив во главу угла целостность. Такая позиция соответствовала соборности русского менталитета и срединности положения русского государства между Востоком и Западом. Задача эта не была выполнена по объективным обстоятельствам. Русская культура – культура прозрения, а не расчета, менее рациональная по сравнению с западной. С точки зрения философии науки это порок, питавший периодически возникавшие в русской культуре призывы к разрушению.

Это имело место в анархизме, в теорию и пропаганду которого много внесли русские мыслители М. А. Бакунин (1814–1876) и П. А. Кропоткин (1842–1921) (Бакунин, например, говорил о творческом характере разрушения), и в специфическом для русской культуре нигилизме (базаровское «сначала нужно место расчистить»). Здесь проявилось свойственное русскому менталитету настороженное отношение к рационализму. Великие русские анархисты были готовы драться не только с государством, но с самим Господом, как Бакунин, провозгласивший, переиначивая Вольтера: «Если бы Бог был, его следовало бы ниспровергнуть», тем самым уподобляясь мильтоновскому Сатане, который считал Бога тираном.

Философия в России имела преимущественно прикладной характер – это была или религиозная, или идеологическая философия, подчиняющаяся религии или идеологии. Философской основой русской космической цивилизации был русский космизм в лице Н. Ф. Федорова и других мыслителей и практиков. Овладение космосом соединяется у Федорова с тягой к бессмертию и воскрешению умерших, а стало быть, единство с космосом означает борьбу против сил смерти. Федоров писал, что смерть – зло, и поставил перед человечеством задачу воскрешения всех живших на земле поколений – беспримерная по смелости и нравственной мощи цель. Пытаясь соединить науку с христианством, Федоров хотел поставить науку на службу великим нравственным задачам, которым человечество следовало испокон веков, т. е. протянуть единую нить культуры от мистики до науки.

В. С. Соловьев концепцией всеединства попытался дать ответ на призыв И. В. Киреевского к созданию оригинальной русской философии. Обобщая развитие русской мысли, Н. А. Бердяев в итоговой работе «Русская идея» изложил представление о двух ее этапах – православном и коммунистическом, воплощенных в пришедшем из Византии православии и пришедшем с Запада коммунизме.

Русской культуре свойственно брать идею извне и модифицировать ее в соответствии с особенностями национального характера. Так возникли русское православие и русский коммунизм. Но Л. Н. Толстой (1828–1910) оказался представителем оригинального направления синтеза культур Востока и Запада, воплотив в себе «всемирную отзывчивость» русской души, о которой писал Достоевский. Л. Толстого справедливо сравнивают с титанами Возрождения. Относят его и к эпохе Просвещения, что и верно и нет, потому что в русской культуре наука никогда не занимала места, равного религии (разве что для нигилистов типа Базарова, но это не деятели Просвещения). Получив западное образование и увлекшись Древним Востоком, Толстой совершил синтез западной и восточной культур, невозможный для Просвещения XVIII в. В этом смысле Толстой пошел дальше европейского Просвещения, что не удивительно, поскольку Россия ближе к Востоку, чем Европа. Л. Толстой соединил в себе писателя, ученого, философа, религиозного деятеля, что уникально не только для России, но для всего мира. В этом отразилась целостность понимания культуры русским менталитетом.

Именно во времена Толстого создались условия для первого поистине всемирного культурного синтеза, потому что европейцам стала вполне известна культура Востока. Синтез Толстого, многими не понятый и даже преданный анафеме, показал, что именно культура является единственным действительным средством прогресса, как он завещал в своей последней статье. В области культуры действует толстовское непротивление злу насилием, из-за которого на него пало столько насмешек и проклятий. Близость Толстого к Гёте, о которой часто говорят, заключается в том, что оба они по-своему синтезировали достижения предыдущих культур.

Продолжили синтез Востока и Запада в ХХ в. Н. К. и Е. И. Рерихи «Агни-йогой». В то же время сама русская светская культура раскололась в XIX в. на западничество и славянофильство. Виднейшими представителями славянофилов были А. С. Хомяков (1804–1860), К. С. Аксаков (1823–1886); западников – П. Я. Чаадаев (1794–1856), В. Г. Белинский (1811–1848), А. И. Герцен (1812–1870).

По мнению Е. Н. Трубецкого (1863–1920), жизнь человечества в целом поразительно напоминает животную жизнь, происходящую на дне аквариума, но только в мирное время «замазанную» культурой. Культура, следовательно, иногда выполняет роль некоего камуфляжа, но в дни войны это сходство с животной жизнью культурой подчеркивается. Получаемое в целом различие не в пользу человека. Но тут же Трубецкой говорит об искажении человеческого образа, и мы имеем, таким образом, другую, противоположную картину: на цельный положительный образ накладывается злое начало, меняя его. Соединяя обе картины, можно сказать: существуют два мира – мир природы и мир культуры, которые, пересекаясь, создают мир материальной жизни человека, тяготеющий в зависимости от того, что признается в нем главным, либо к миру природы, либо к миру культуры. Горизонт всегда впереди, но если человек не движется к нему, то оказывается отброшенным в противоположном направлении. Общий вывод Е. Н. Трубецкого – человек не может оставаться только человеком: он должен или подняться над собой или упасть в бездну» (Трубецкой Е. Н. Три очерка о русской иконе. Новосибирск, 1991. С. 34).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.