XIII
XIII
Что это значит, мы поймем, если вспомним, как начинается Иудейская пасха: взяв один из двух опресночных хлебов – круглых, тонких и плоских, тарелкообразных лепешек, по-гречески
, по-еврейски mazzot, – хозяин дома разламывает его на столько кусков, сколько возлежащих за трапезой, и молча раздает их по очереди всем.[805]
То же, вероятно, сделал Иисус. Но, молча раздав двенадцать кусков или одиннадцать, если Иуда вышел, – произносит эти три, никогда ни в чьих устах не слыханных, для человека невозможных слова:
вот тело Мое,
den hu guphi.
Только три слова, все по тому же закону любви: чем больше любовь, тем меньше слов; чем ближе к концу, Кресту – пределу любви, тем безмолвнее. Но тихий хруст ломаемых опресноков, точно живых, в живом теле, костей, – больше всех слов. Слушают его ученики в молчании, в удивлении – ужасе.
Кость Его да не сокрушится. (Ио. 19, 36).
Нет, сокрушатся и кости Его в бесконечной пытке любви. Den hu guphi – эти глухие звуки арамейских слов как страшно подобны глухому хрусту ломаемых опресноков!
Жив будет мною Меня ядущий – пожирающий, ?????? (Ио. 6, 57), —
вспомнили, может быть, ученики и поняли.
Какие жестокие слова! Кто может это слушать?
Поняли, может быть, только теперь эти жесточайшие – нежнейшие из всех человеческих и божеских слов. Вспомнили и уже никогда не забудут.
Один Иуда не понял – ушел, бежал от страшного света в кромешную тьму.
Здесь, у Луки, о крови ни слова: в чаше не кровь, а вино – «новое вино царства Божия».[806] Слов о крови не надо, потому что «вот Тело Мое» значит: «и вот Кровь Моя»: в теле живом – живая кровь.
То же, что в этих трех словах – у Луки, – в тех трех, у Иоанна (17, 26):
Я – в них,
.
Верно понял Павел – поймет вся Церковь, и, пока будет понимать, будет в ней Христос – живая душа Его – Евхаристия:
хлеб сей, ломимый нами, не есть ли общение (соединение) наше, ????????, в теле Христа?
Ибо хлеб один, одно тело, – мы многие. (I Кор. 10, 16.)
Данный текст является ознакомительным фрагментом.