20 октября

20 октября

На море, далеко внизу, почти в сорока тысячах футов, казалось, не было ни одной волны —такое спокойное, такое огромное, совершенно неподвижное; пустыня, обожжённые красные холмы без деревьев, прекрасные и безжалостные; опять море и отдалённые огни города, куда направлялись все пассажиры; суета, гора багажа, досмотр и долгая поездка по плохо освещённым улицам ц мимо тротуаров, заполненных всё увеличивающимся населением; множество проникающих запахов, резкие голоса, разукрашенные холмы, автомобили с гирляндами цветов на них, так как это был день праздника, богатые дома, тёмные хижины, и дальше, — вниз по крутому склону; автомобиль остановился, и дверь открылась.

Там растёт дерево, полное зелёных листьев и очень спокойное в своей чистоте и достоинстве; это дерево окружено домами дурных пропорций, населёнными людьми, которые никогда не смотрели на него или хоть на один его лист. Но они делают деньги, ходят в офисы, они пьянствуют, заводят детей и слишком много едят. Прошлой ночью над ним стояла луна, и вся великолепная темнота была живой. При пробуждении, ближе к рассвету, медитация была сиянием света, ибо иное было здесь — в этой незнакомой комнате. Снова был грозный, настойчивый мир, не мир политиков, священников или удовлетворённых; он был слишком велик, чтобы содержаться в пространстве и времени, быть выраженным мыслью или чувством. Он был тяжестью земли и того, что на ней; он был небесами и тем, что за их пределами. Человек должен перестать быть, чтобы был он.

Время всегда повторяет свои вызовы и свои проблемы; отклики и ответы связаны с ближайшим и безотлагательным. Мы заняты ближайшим вызовом и ближайшим ответом на вызов. И этот ближайший ответ на ближайший вызов есть мирская жизнь со всеми её неразрешимыми проблемами и мучениями; интеллектуал отвечает действием, порождаемым идеями, корни идей лежат во времени, в ближайшем, и недумающие люди, поражённые этим, следуют за ним; священник хорошо организованной религии, основанной на пропаганде и на вере, откликается на вызов соответственно тому, чему он обучен; остальные же следуют системе «нравится — не нравится», предрассудка и злобы. А всякий аргумент и жест есть продолжение отчаяния, скорби и смятения. И этому нет конца. Отвернуться от всего этого, давая этой деятельности другие названия, — не значит покончить с ней. Она есть, отрицаете вы это или нет, критически анализируете её или заявляете, что всё это — иллюзия, майя. Она есть, и вы постоянно оцениваете её. Именно этим ближайшим ответам на череду ближайших вызовов должен прийти конец. Тогда вы будете отвечать из вневременной пустоты на непосредственные требования времени или сможете не отвечать вообще, что возможно и будет правильным откликом. Любой отклик мысли и эмоции будет лишь продлевать отчаянье и муку проблем, у которых нет ответа; окончательный ответ выходит за пределы ближайшего, неотложного, спешного.

В этом ближайшем и спешном — вся наша надежда, тщеславие и честолюбивые устремления, независимо от того, спроецировано ли это ближайшее и спешное в будущее многих завтра или в сейчас. Это путь скорби. Окончание скорби никогда не бывает в немедленном, спешном отклике на множество вызовов. Окончание заключено в видении самого этого факта.