Познание. Урок сороковой

Познание. Урок сороковой

Еще в предисловии к «Урокам...» я говорил, что всякий новорожденный осваивает мир посредством органов чувств и за короткий срок совершает невероятные успехи, проявляя при этом способности, сравнимые разве что с божественными. Не умея ни читать, ни писать, ни даже говорить толком, чтобы задавать вопросы. То есть младенчество — это особый период познания мира, когда наше, взрослое, вмешательство минимально, впрочем, как и воздействие на детское сознание. Физиологи, разумеется, отнесут гениальные способности к инстинктам: дескать, это заложено природой, как сосательный рефлекс, реакция на горячо — холодно, горько — сладко, больно — приятно. Вероятно, подобным суждением можно объяснить многое, но все-таки большую долю знаний, особенно сложных, ребенок получает самостоятельно, включая собственное, оригинальное аналитическое мышление, сообразуясь с индивидуальным, характерным для каждой души ассоциативным воображением. Иначе бы все люди на Земле были одинаковыми, как клоны. А мы разные, даже в одной семье, связанной кровным родством, и в этом заключается спасительный принцип многообразия мира Только ли инстинктом руководствуется ребенок, когда начинает плакать, если родители в его присутствии ссорятся? Каким образом, за счет чего совсем крохотный младенец живо реагирует на тональность голосов, на слова, произнесенные в гневе? И совсем иначе — на нашу радость, ласку и любовь? Мало того, будучи еще в чреве, он чутко отзывается на сигналы внешней среды, например, чувствует тревогу матери или напротив, ее благостное состояние. Поэтому в старину беременных по возможности ограждали от сильных волнений и переживаний, не сообщали о смерти близких, не пускали на похороны, на пожары, не давали слушать набат. Но зато позволяли заниматься всяким нетяжелым трудом, более связанным с рукоделием и работой в поле. Жать жито и прясть разрешалось до первых схваток и при этом непременно петь. Поэтому еще наши деды-бабки рождались иногда в поле, на полосе.

Ладно бы прясть, но вот работать серпом и вязать снопы вроде бы нелегко, но опытные старухи-повитухи говорят, будто плод, еще не рожденный человечек, знает два этих женских труда, перестает толкаться, успокаивается, умиротворяется и принимает правильное положение накануне родов. А при опасности рождения младенца с «волчьей пастью» (если в роду уже таковые были), то жать хлеб и вязать снопы следует’ в обязательном порядке, особенно в первые месяцы беременности: мол, от этого нёбо срастется, свяжется. Если будущая мать жнет, прядет и поет — значит, младенец родится здоровым, с нормальной физиологией и психикой. И здесь, скорее всего, речь идет о неком форматировании сознания младенца, формировании его нервной деятельности и структуры еще до рождения. Вспомните пример с соловьем если отец не будет петь поблизости от гнезда, птенцы появятся на свет безголосыми.

А надо еще отметить, что у новорожденного, постигающего мир через чувства, вроде бы и нет еще никакого багажа знаний, чтобы анализировать сложные цепочки событий и обстоятельств. Казалось бы, опыт лишь приобретается, накапливается, но каким образом тогда ребенок так стремительно получает знания об устройстве мира? Что-то нас, взрослых, восхищает в его суждениях, что-то настораживает или вовсе повергает в шок, и мы тогда произносим успокоительную фразу: мол, устами младенца глаголет истина. А чаще и вовсе не прислушиваемся или не вникаем в то, что он там лепечет. И зря...

Дар Речи сотворяет не только образ человека еще в утробе матери, потом всю жизнь питает его разум через слово, но еще в своей структуре отображает этапы, «курсы» полученных наук. Из общего ряда способов познания можно выделить три основных периода, которые так или иначе связаны с органами осязания — зубами человека, которые и определяют цикличность способов познания (не случайно медики и археологи определяют возраст человека и образ его жизни по зубам):

— чувственный, божественный, когда мир познается неосознанно, через открытое темя и органы чувств;

— осознанный, когда человек воспринимает кем-то уже переработанную информацию, на основе которой выстраивает свое мировоззрение;

— осознанно-критический или период «совершенных лет», когда человек пересматривает полученные знания, избавляется от заблуждений и формирует личностное мироощущение, более известное как убеждение.

В результате первый и третий периоды к концу жизни смыкаются по образу мировосприятия (иногда старшей «впадают в детство»), и даже по физиологическим признакам — становятся беззубыми. Эта связь многократно отразилась в языке пословицами, поговорками и присловьями, типа все — «и стар, и млад», «если бы молодость знала, если бы старость могла», «старый да малый». В самом слове «младенец» достаточно легко читается смысл, если знать, что ЛА — семя, делец, днец и вовсе перевода не требует, и получается дневное, сегодняшнее семя. То есть малое, новорожденное семя для грядущего времени. Поэтому мы и говорим, что ребенок взрослеет, растет. Как и в любом семени, в нем уже заложена вся информация о будущем человеке, однако же его нужно еще вскормить, воспитать, взрастить. Вся терминология является калькой растительного, природного начала

Обычно наши органы чувств перечисляются в таком порядке: слух, зрение, обоняние, вкус и на последнем месте — осязание. Но по объемности и важности получаемой информации через осязание этот уникальный биоприбор, стоит, пожалуй, на первом. Расположение парных органов слуха и зрения указывает на самую короткую, прямую связь с мозгом, глаза и вовсе считаются его особой, зрящей, формой, то есть продолжением, выходящим наружу из черепной коробки. Поэтому путь прохождения сигнала глаз — мозг мгновенный, и, например, уклоняясь от опасности, мы чаще непроизвольно, неосознанно совершаем единственно верные движения. То есть органы зрения можно отнести к самодостаточным системам, таким как дыхание и биение сердца. Я в этом убедился, когда первый раз ослеп и медсестра подошла ко мне, чтобы сделать укол. Я не видел ни ее, ни шприца, не знал, что станут делать со мной, однако глаза сами со скрипом съежились и втянулись внутрь, словно самостоятельные существа, живущие в моей плоти. Каким-то образом они все-таки видели и знали или угадывали, что сейчас произойдет. И еще сами собой намертво сжались кулаки. Вероятно, окулисты к этому привыкли, поочередно прикладывая усилия, разомкнули стиснутые веки и уколы кое-как поставили. Через неделю мне кололи по четыре в день, причем в каждый, и глаза уже не прятались, не страшились, как в первый раз: привыкли, преодолели психологический барьер.

Поскольку же глаза — это продолжение мозга, то познание посредством зрения происходит также напрямую, отражаясь, вернее отображаясь, как в зеркале, в нашем подсознании. Поэтому требуется «перевод» зрительной картинки, ее осмысление, реализация или скорее натурализация образа. Есть такое понятие — зрительная память, которая, как. и глаза, существует самостоятельно, будто бы параллельно с сознанием Вы же не раз испытывали это состояние, когда мелькнувшее в толпе лицо показалось вам знакомым, но, сколько бы вы ни напрягали память, логику, сколько бы ни ворошили прошлое, идентифицировать его не удается. Пока на выручку не придет некая ассоциация, например связанная с определенным звуком или запахом То есть тут в дело включатся слух и обоняние, ибо все наши органы чувств действуют всегда в совокупности, дополняя друг друга Лет в двадцать, уже после армии, начитавшись Маркеса, я проводил психологические опыты с собственной памятью. Например, пытался вспомнить свой младенческий возраст, хотя бы отдельные события, картинки. Специально приезжал на свою малую родину, в брошенную деревню и по целым ночам вдыхал запахи, слушал звуки, взирал на знакомый с раннего детства ландшафт. И много чего вспомнил! Причем погружался в прошлое, как в ледяную воду; дух захватывало. Отдельные эпизоды жизни я и так помнил примерно с двухлетнего возраста, но отрывочные картинки. А тут однажды, наблюдая из окна холодного, нетопленого дома, как падает снег, вспомнил себя в 9-месячном возрасте; срок хорошо датируется, поскольку в полтора года мы перешли жить в новый дом А я вспомнил, как мы жили еще в бараке. Пол там был холодный, ходить я еще не умел, только ползал, поэтому меня сажали на табуретку и привязывали синим вязаным пояском от маминого джемпера к перегородке, чтобы не упал. Я сидел и смотрел в окно, а там падал первый снег, которого я еще не видел и который поразил воображение: был конец октября. (Бабушка впоследствии подтвердила мои воспоминания.) Второй эпизод возник в памяти совершенно внезапно и относился к полугодовалому возрасту. Его извлек из тьмы прошлого ночной треск козодоя. Я лежал в зыбке, привязанной к очепу (гибкая черемуховая жердинка, похожая на коромысло). Видимо, вывернулся из пеленок и сильно замерз, плакал. Мать меня взяла на руки, унесла в постель и приложила к груди.

До сих пор помню не вкус молока, но его притягательный, сладковатый запах и тугую, теплую, манящую материнскую грудь. А еще состояние блаженства и покоя, вливающихся горячим потоком. Никогда более ничего подобного не испытывал!

Где-то за окном в летних сумерках бесконечно трещал козодой.

Еще одну, более раннюю картинку явственно вспомнить не могу, но связана она почему-то с маминой шерстяной шалью. Брал ее в руки, нюхал, прикладывал к лицу и вроде бы начинал уже погружаться во тьму прошлого, но чего-то еще не хватало, может быть, зрительного и слухового рода. Спросил у бабушки, каким образом я связан с этой шалью, и оказалось, меня завернули в нее поверх одеяла и так привезли из роддома. Но вспомнить этого я так и не смог, точнее не успел: в отцовском доме случился пожар, и все родительские вещи, самое главное — фотографии, письма, бумаги — все сгорело.

Думаю, наше познание в пору молочных зубов одновременно формируют все четыре основных органа чувств, но я хотел бы остановиться на последнем — осязании. Само слою осязание говорящее: через прикосновение к ОС (оси, началу, истине) постигать суть предметов, буквально делать собственностью своего ЯЗ. Безусловно, чувствительные ладони рук — его основные сканирующие «датчики», также связанные с мозгом (русский глазам не верит...), но уже не по прямой схеме, как глаза и уши. И это не единственный универсальный «приемо-передатчик» информации. У младенца это еще и молочные зубы. Мы радуемся их появлению (событие!), но как-то не берем во внимание роль первых зубов в развитии ребенка, считаем, что он все тянет в рот, повинуясь сосательному инстинкту, стремлению насытиться или еще нелепее — думаем, у него десны чешутся. И запрещаем грызть все что ни попадя, опасаясь инфекций, а то еще и проглотит что-нибудь. На самом же деле это в большей степени исследовательские действия младенца, все пробовать на зуб. На молочный зуб, важнейший орган восприятия, познания материального мира (Точно так же поступают детеныши многих видов всеядных млекопитающих животных, вспомните щенков, грызущих все, что подвернется.)

Наши пращуры прекрасно об этом знали, поэтому Дар Речи сохранил выражения «я на этом зуб съел», «попробовать (мысль, идею) на зуб», «грызть гранит науки», «это занятие (дело, идея) ему не по зубам» и так далее.

Чаще всего человек рождается с чистыми деснами, и его молочные зубы — единственные органы, которые полностью меняются к определенному сроку жизни. Все остальное, вплоть до ногтей и волос, образованы еще в материнской утробе, единожды и до глубокой старости или вовсе до кончины. Временность говорит об уникальности самих зубов и того периода, пока они существуют. Это и наталкивает на мысль, что предназначены они не только для того, чтобы разжевывать твердую пищу. (О зубах мудрости поговорим позже.)

Первые два передних в нижней челюсти появляются к шести месяцам жизни, а то и раньше, когда в общем-то ничего грубого жевать и не нужно, да и нет еще ярко выраженного жевательного инстинкта Тем паче у дитя довольно твердые десна, способные расправиться с яблочной долькой. К восьми вырастают два верхних резца, и первым предметом исследований оказывается сосок материнской груди. Плоть кормящей матери, а не пища. Кстати, в этом возрасте еще наши бабушки определяли будущий характер ребенка и говорили; мол, если некоторое время покусывает сосок, а потом перестает, то человеком вырастет разумным, добропорядочным, мудрым. Если же продолжает кусать не только грудь, причем с нарастающей силой, но и другие части тела матери, то примета плохая, будет вздорным, неуравновешенным, жестоким. А надо помнить, что объект младенческого исследования — сосок, сгусток нервных окончаний, связанных с мозгом женщины, многими внутренними органами, секрециями, и еще это сильнейшая эрогенная зона Пробуя его на зуб, ребенок подключается к матери и считывает информацию. Это и есть процесс осязания, присвоения знаний, причем на уровне тонких, тончайших взаимообразных энергий. Из биологического существа, из детеныша новорожденный превращается в человека, исследуя материнскую плоть и ее духовную составляющую.

Суть здесь, скорее всего, сокрыта в устройстве первых молочных зубов. В противовес расхожим мнениям, у них есть и корни, и нервы, как у обычных, только особые, способные безболезненно рассасываться, от чего и возникло суждение, будто их вовсе нет. Никакая более костная ткань в организме не обладает такими свойствами и всегда отторгается, становится инородным телом, будь то «взрослый» зуб или осколок кости от перелома. Тут же корень и пронизывающий его нерв растворяются в плоти ребенка без остатка, поэтому выпадает лишь верхняя часть зуба, коронка. Язык сохранил атавизм некого переходного периода в обычае: выпавший молочный зуб закатывают в хлебный мякиш, бросают на лежанку печи и говорят при этом: «Мышка, мышка, возьми себе лубяной, дай мне костяной».

И еще совет: никогда не жалейте испорченных молочными зубами игрушек и вещей, пусть грызет все, что попадет под руку (исключая, конечно, опасные предметы), и никогда не давайте ему специального пластмассового кольца, предлагаемого для того, чтобы ребенок якобы «точил зубы». Этим кольцом вы замкнете его осязательную страсть познания мира.

С ростом же молочных зубов связано время, когда ребенка окончательно отнимали от груди. Сигналом становилось появление клыков, которые прорезываются к двум годам жизни. Примерно в это же время он прекращает тащить в рот игрушки, окружающие его, предметы, и если что-то грызет, то уже умышленно, пробуя на вкус То есть к осязательной функции зубов подключаются вкусовые рецепторы. Вкусить — слово также говорящее, от кусать. (В этой связи знаменательно слово — искушение, то есть познание запретного до определенного срока либо условия.) Поэтому вряд ли стоит отделять этот орган чувств от осязания, к тому же язык сохранил норму мы вкушаем пищу, которую следует раскусывать, пережевывать, но молоко, воду и прочие жидкости сосем или пьем Хотя слогокорень ПА означает и пищу, и питье (паять — пить, поить, патока — текущий сок, паужин, паобед — время еды, а хлеб, который можно хлебать или жевать, вовсе называли папа). И слово пары (пара — ед число), то есть вспаханная и оставленная на отдых нива, буквально пьющая солнце!

Как известно, выпадают молочные зубы в обратном порядке, таким образом, как бы подводя итог младенческого развития. Поэтому отроческий период у наших пращуров начинался именно в это время и длился до 12—14 лет. К этому возрасту менялись все зубы и, главное, вырастали «взрослые» клыки, происходили половое созревание и переход в юношеский (гоношеский, гоношистый) период. Эти зубы практически утрачивали осязательные функции, за исключением инстинктивных: холодно — горячо, кисло — сладко, твердо — мягко (например, для апробации золотых монет), и несли основную нагрузку — перетирание твердой пищи. Но одно осязательное качество, связанное с высшей нервной деятельностью, все же перекочевывает во взрослые зубы. Красивые, ровные, белые, они являются опознавательным знаком физиологического здоровья мужчины и женщины (впрочем, как и длинные волосы, ухоженные ногти последних). Алые уста и перламутровые зубы воспеваются в поэзии, так или иначе они участвуют в любовных ласках (желание слегка прикусывать, стимулировать эрогенные зоны). В момент оргазма человек испытывает в зубах сладострастную, щемящую ломоту, что и понуждает иных несдержанных влюбленных кусать друг друга И в этом проявляется младенческий осязательный атавизм, жажда сближения, полного контакта, взаимного проникновения, непроизвольное желание познания сокровенных тайн партнера, считывание информации, некоего скрытого кода То есть у взрослого человека в пору его зрелости тонкие осязательные функции зубов связаны исключительно с продлением рода, что в общем-то естественно. Дальнейшее обучение, воспитание, обретение знаний происходят на практике, через науку, труд, боевые походы и обрядность жизни (получение благо). Полный «курс» заканчивался вместе с окончательным развитием, совершенствованием человеческого организма, который также ознаменован вырастанием зубов мудрости. Считалось, если «восьмерки» не появились к 20—25 годам, то и вовсе не вырастут (хотя есть отдельные случаи, когда они прорезывались к сорока).

Физиологи считают, с этого момента уже начинается старение.

Но наши пращуры об этом не знали и возраст зрелости, матерости, «совершеннолетия» связывали с роковой цифрой сорок. Созвучие слов зреть — видеть и зреть — совершенствоваться (зрелый — спелый) — не случайно. На смену детскому и отроческому познавательному взору на окружающий мир приходит иное зрение — осознание скрытого таинства явлений и вещей. Отсюда возникло выражение «зрящий ум», слова умозрительность, проницательность, душевидец, про (а)видец, ясновидец. Одним словом, открывается пресловутый «третий глаз».

Именно в таком возрасте, по славянским обычаям, можно было не подстригать бороду (прежде ее укорачивали, а русы и сколоты, с гоношистого возраста носящие чуб, и вовсе брили бороды, оставляя усы). После 40 лет при нормальном, естественном питании начинали разрушаться и выпадать зубы, но уже без всякого порядка, в зависимости от образа жизни и перенесенных ранений, болезней. Чаще всего теряли передние зубы, и еще в молодости, поскольку воспитание мужчин-воинов традиционно было жестким. В кулачных схватках начинали участвовать еще в отроческий период, и хотя бились до первой крови, но зубы вышибали будь здоров, поэтому язык сохранил даже формулу таких отношений — «зуб за зуб». А впереди всякого молодца ждали битвы с супостатом, и чтобы уберечь остатки красоты уст, шлемы снабжали специальной защитой от удара в зубы. Мало того, что на ногах не устоишь, уйдешь в нокаут и на время утратишь инициативу боя, можно и костьми лечь, будучи приколотым или прирезанным. Так что бравые вояки прошлого чуть ли не поголовно были щербатыми, о чем говорит соответствующая распространенная фамилия, образованная от прозвища. Кстати, и особенно не переживали; напротив, гордились своими ранами, которые были на виду! Да и женщины выбирали своих лад, скорее всего, не по белозубой фарфоровой улыбке, как сейчас, — по смелости и отваге, отразившимся на лице.

Естественная утрата зубов становилась сигналом старения, поворотным фактом к переосмыслению всей предыдущей жизни и формированию собственного воззрения на все вещи, явления и предметы. Язык сохранил пословицы: «В сорок лет ума нет — и не будет», «Седина в бороду—бес в ребро», «Бабий век — сорок лет», но «В сорок пять баба ягодка огонь». В это же время весьма символично начинает происходить и смена зрения: например, вместо близорукости приходит дальнозоркость, когда труднее рассмотреть в деталях близкие предметы и, напротив, хорошо видны дальние.

Поэт был прав: «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье».

Природа человеческая даже физиологически диктует свои возрастные задачи, заставляет вырабатывать мировоззрение, познавать далекое.

Далекое, как звезды.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.