3. Эдипов комплекс и патриархатное общество
3. Эдипов комплекс и патриархатное общество
Тот миф, который Фрейд переписал как эдипов комплекс, воплощает вступление человека в культуру. Он отражает изначальный запрет на инцест, роль отца, обмен женщин и следующие отсюда различия между полами. Это миф не о нуклеарной семье, а о возникновении культуры благодаря структурам родства и экзогамному обмену. Таким образом, это миф о том, что Фрейд полагал устройством человеческой культуры вообще. Этот миф выражает свойства патриархата, а тем самым, по Фрейду, свойства цивилизации вообще.
Желания, проходимые на стадии эдипова комплекса, вытесняются в подсознание. Поэтому эдипов комплекс становится ядром неврозов, а неврозы – негативной стороной перверсий, в которых проявляются искаженные, табуированные желания. В бессознательном заключена история становления человечества, которую каждому индивиду приходится проходить заново, избавляясь от эдипова комплекса и приемля символическую кастрацию. Эдипов комплекс не относится к нуклеарной семье, и безусловно его действие не ограничивается капиталистическим способом производства. Но, разумеется, я не утверждаю, что эдипов комплекс проявляется всегда одинаково, вне зависимости от социально-экономических систем. В нашем обществе эдипов комплекс, содержанием которого являются общественно необходимые отношения обмена и табу, находит выражение в специфическом контексте нуклеарной семьи.
Табу на самые тесные и важные отношения, возможные в нуклеарной семье, придает новый вес инцестуальным желаниям. В нашем обществе ничего не делается, чтобы укрепить запрет на инцест, напротив, делается все, чтобы спровоцировать желание. Эдипов комплекс современного человека Запада есть наследие структур родства, благодаря которым человек стал человеком, но при этом чем дальше человечество отходит от опоры на структуры родства в организации общества, тем больше они подавляются и, следовательно, встречая сопротивление, заявляют о себе все настойчивей. Мать и сестра или отец и брат, которыми нельзя обладать плотски, одновременно те люди, которых человек, как подразумевается, безусловно любит. Не удивительно, что Фрейд открыл не только главенство подсознательных желаний, но и обнаружил множество запретных поступков, ведь инцест вовсе не редкость в нашем обществе. Психоанализ, дающий пациенту миф того, что он утратил, превращает бессознательное в осознанное и предлагает пациенту его личную человеческую историю, его индивидуальное наследие, но в таком необычном контексте, где овладение ею представляет особые трудности.
Энгельс в «Происхождении семьи...» писал: «...определяющим фактом истории является производство и воспроизводство самой жизни... Общественные учреждения, согласно которым живут люди, обусловлены обеими сторонами производства: уровнем развития труда с одной стороны, уровнем развития семьи – с другой. Чем менее развит труд, тем меньше объем производства и, следовательно, богатство общества; тем больше общественное устройство зависит от уз пола...». По мере роста производительности труда общество все больше зависит не от связей несексуального характера (системы родства), а от классовых конфликтов.
В экономически развитых обществах система родства действует на остаточном уровне, преобладают другие формы обмена, например, товарный обмен, и класс берет верх над родством. Сама идея биологической семьи утверждается по мере разрушения действенных систем родства. Другими словами, взаимосвязь двух родителей и их детей выходит на первый план, когда сложность организации классового общества теснит систему родства и начинает превращать ее в анахронизм. Многие историки семьи показали, что известная нам модель семьи – состоящая в браке нуклеарная единица – на самом деле стала преобладающей только в период промышленного капитализма. Если это так – а очень похоже, что это именно так, – то вообще и приблизительно говоря, переход от сельскохозяйственных общин к промышленным комплексам сопровождался последним ударом по былому значению структур родства.
Возможно, после ослабления уз родства как очевидной системы общественной организации, но до того, как в качестве идеологического центра общества восторжествовала биологическая семья, существовала некая точка, когда ни родство, ни семья не привлекали особого внимания. Пока детский и женский труд был нормой, у нуклеарной семьи было мало шансов утвердиться в качестве идеала домашнего очага, и дочери пролетариата не представляли высокой обменной ценности. Раньше это было справедливо для дочерей рабов и крепостных, на заре капитализма это впервые стало применимо к широким массам. При капитализме огромное большинство населения не имеет ничего для продажи и обмена, кроме своей рабочей силы; особенно в эпоху раннего капитализма этому большинству нечего было наследовать и нечего оставить в наследство детям. Система родства сохраняет важность для аристократии (это пережиток феодализма), а культ биологической семьи развивается в средних слоях населения. Поэтому средний класс – опора капитализма не только на экономическом, но на идеологическом уровне. Так называемая биологическая нуклеарная семья – это ответ буржуазии на проблему воспроизводства населения, и эта форма семьи навязывается пролетариату различными средствами. Все социально-гуманитарные реформы осуществлялись только потому, что капитализму требовалось повысить рождаемость и уменьшить смертность в рабочем классе. С введением обязательного образования, запретом детского труда и ограничением труда женского, с увеличением национального богатства при империализме постепенно рабочий класс смог последовать примеру среднего класса и способствовать подъему нуклеарной семьи как основной единицы социума. Так биологическая семья становится главным культурным событием эпохи капитализма и утверждает при исчезновении видимых систем родства свое центральное значение. Когда для большинства населения исчезает необходимость в том, чтобы женщины оставались объектом обмена, небольшой главенствующий класс должен настоять на закреплении этого их положения – отсюда все буржуазное лицемерие относительно ценности семьи для рабочего класса. Запреты, устанавливающие экзогамию, целы, как нерушимы запреты на инцест, но относясь теперь к биологической семье, а не к системе родства в целом, они приобретают новое значение. Имея дело с венской буржуазией, Фрейд обнаружил то, что относилось к этому классу, месту и времени, что было характерно для человека капиталистической эпохи, но с другой стороны оказалось применимо к культуре в целом. Вместо того, чтобы сокрушаться об особенностях изучаемой Фрейдом среды, надо радоваться – ничего полезней он не мог оставить. Он исследовал «вечные» структуры патриархата в их частном проявлении, которое является для нас самым важным: в буржуазной патриархатной семье.
Специфический буржуазный контекст проявления эдипова комплекса помогает в нем лучше разобраться, и для нас важно, что контекст биологической нуклеарной семьи одновременно усиливает заложенные в эдиповом комплексе реакции и вступает с ними в противоречие. Если бы в индустриально развитом обществе не сохранилась нуклеарная семья, запрет на инцест вместе с давно уже избыточным требованием обмена женщинами давно бы исчезли (за исключением высших слоев общества). При капитализме преобладающее большинство людей, лишенных собственности и впервые в истории цивилизации работающих вместе, коллективами вне и помимо семьи, почти не имеет возможностей по-настоящему сблизиться со своей родней, а если бы и имело, разве было бы это значимо? Здесь я могу только затронуть эти сложные вопросы, не вдаваясь в них. Я хочу сейчас только высказать предположение, что с исчезновением эдипова комплекса человек наконец-то обретет свое подлинно человеческое содержание, а это обретение – всегда риск. Но может быть, определение человечности, гуманности как развития отличий между человеком и животными, т.е. как развитие отношений обмена, больше не подходит для социальных форм, в которых сегодня выражается человечность. Фрейд открыл существование культурного наследия прошлого, которое доступно нам только благодаря бессознательному; может быть, следующей ступенью должно стать обнаружение противоречия между этим наследием и формами, которое оно приобрело в современной социально и идеологически трансформированной нуклеарной семье. Совсем уж упрощая, я считаю, что нам предстоит разобраться в том, почему эдипов комплекс универсален, тогда как его конкретные проявления в разные эпохи и в разных обществах специфичны. Тогда мы сможем понять, почему бессознательное, а с ним и способы, которыми человечество ощущает, переживает свою человечность, как утверждал Фрейд, «вечны», тогда как складывается бессознательное из индивидуальных и случайных переживаний субъекта, из особенностей его культуры. Бессознательное есть способ, которым человек проживает свое человеческое содержание в гармонии и конфликте со своим особым, исторически обусловленным окружением. Поэтому никогда не умирает, сохраняясь и видоизменяясь с любыми изменениями культуры и экономики. Можно сказать, по той же причине и женщины повсюду в цивилизации – второй пол, но повсюду на свой лад.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.