Глава 1 Деление на части теории военного искусства

Глава 1

Деление на части теории военного искусства

Война по существу своему это — бой, так как бой — единственный решающий акт многообразной деятельности, разумеющейся под широким понятием воины. Бой — это измерение духовных и физических сил путем взаимного столкновения сторон. Понятно, что исключать духовные силы нельзя, так как состояние духа оказывает самое решающее влияние на военные силы.

С давних времен необходимость борьбы заставляла человека изобретать специальные средства для получения преимуществ в бою. Вследствие этого бой во многом изменяется; но в какую форму ни вылился бы бой, лежащая в основе его идея не меняется и определяет сущность войны.

Изобретениями являются главным образом оружие и устройство войск. Прежде чем начать войну, надо изготовить оружие и тренировать бойцов. Эта работа направляется сообразно с природой боя, следовательно, является продиктованной последней. Но это еще не бой, а только подготовка к нему. Что вооружение и устройство не являются существенной частью понятия боя, ясно, так как обходящаяся без них простая кулачная расправа все же является боем.

Бой определяет вооружение и устройство войск, но последние в свою очередь видоизменяют бой; таким образом между ними происходит взаимодействие.

Однако бой все же остается крайне своеобразным видом деятельности, в особенности потому, что протекает в своеобразной стихии. Эта стихия — опасность.

Здесь боле, чем где-либо, требуется разделение труда; чтобы пояснить практическую важность этого положения, достаточно напомнить, как отличные деятели в одной области оказывались абсолютно непригодными педантами в другой.

Притом вовсе нетрудно при исследовании разделить один вид деятельности от другого, если рассматривать вооруженные силы, являющиеся для нас средством, как данную величину; для целесообразного их применения достаточно будет уметь разобраться в их основных данных.

Итак, военное искусство в тесном смысле этого понятия является искусством использования в борьбе данных средств, для него нет более подходящего названия, как ведение войны. Но, конечно, военное искусство в широком смысле охватывает и другие виды деятельности, существующие ради войны, т. е. всю работу по созданию вооруженных сил — их комплектование, вооружение, устройство и обучение.

Для того чтобы теория не порвала с реальностью, весьма важно разделить исследование этих двух видов деятельности. Действительно, если бы теория военного искусства начиналась с организации вооруженных сил и, поскольку последние определяют ведение войны, приурочивала бы их к нему, то такая теория была бы приложима только в тех немногих случаях, когда наличные вооруженные силы в точности ей соответствуют. Напротив, если мы хотим иметь теорию, которая отвечала бы большинству случаев и никогда не являлась бы вовсе непригодной, то мы должны строить ее на основе нормальных вооруженных сил, какими они бывают в большинстве случаев, причем и здесь только на их важнейших данных.

Итак ведение войны есть расстановка сил и ведение боя. Если бы борьба представляла единичный акт, то не было бы никакого основания для дальнейшего подразделения теории ведения войны; однако борьба состоит из большего или меньшего числа отдельных, завершенных актов, которые мы называем частными боями, как мы на то указывали в 1-й главе 1-й части[69], и которые образуют новые единства. Отсюда происходит 2 совершенно различных вида деятельности:

1) организация самих по себе этих отдельных боев и ведение их;

2) увязка их с общей целью войны. Первая называется тактикой, вторая — стратегией.

Деление на тактику и стратегию в настоящее время имеет почти всеобщее распространение; каждый более или менее определенно знает, в какую из двух областей он должен поместить отдельное явление, даже не отдавая себе ясного отчета в основании для этого деления. Если подобным подразделением руководствуются бессознательно, то оно должно иметь глубокое основание. Мы его установили и можем сказать, что путеводной нитью наших розысков являлось общепринятое словоупотребление. Произвольные же попытки отдельных писателей определить эти понятия без учета природы вещей мы должны рассматривать как не имеющие общего распространения.

Итак, согласно нашему делению тактика есть учение об использовании вооруженных сил в бою, а стратегия — учение об использовании боев в целях войны.

Впоследствии при более подробном рассмотрении боя мы сможем вполне отчетливо очертить понятие отдельного или самостоятельного боя и установить предпосылки, при которых единство этого понятия имеет место; здесь же мы удовольствуемся замечанием, что пределы единства боя в пространстве (при единовременных боях) совпадают с пределами командования соответственного начальника, а пределы единства во времени (при боях, следующих один за другим) простираются до момента полного преодоления кризиса, содержащегося в каждом бою.

Тот факт, что встречаются сомнительные случаи, а именно когда несколько боев могут рассматриваться как сливающиеся в одно целое, не может служить возражением против нашей системы подразделения, так как представляет возражение против любой системы подразделения реальных явлений, различия между которыми обычно сглаживаются постепенными переходами. Конечно, бывают и такие акты боевой деятельности, которые с одной и той же точки зрения могут с одинаковым успехом быть отнесены и к стратегии и к тактике: например, действия на весьма растянутых позициях, подобных кордонной линии, организация некоторых речных переправ и т. д.

Подразделение на стратегию и тактику имеет в виду и полностью охватывает лишь использование вооруженных сил. Между тем на войне есть множество видов деятельности, которые помогают использованию вооруженных сил, но отличны от него, иногда приближаясь, иногда становясь более чуждыми ему. Все эти виды деятельности относятся к сохранению вооруженных сил. Подобно тому как создание и обучение сил предшествует их использованию, так сохранение их сопровождает это использование и составляет необходимое его условие. Впрочем, при более внимательном разборе все виды деятельности, относящиеся сюда, должны рассматриваться как подготовка к бою, но подготовка, настолько близко соприкасающаяся с боевой деятельностью, что она сопровождает военные действия на всем их протяжении, чередуясь с актом использования вооруженных сил. Поэтому мы вправе отделить эти виды деятельности так же, как и прочие подготовительные действия, от военного искусства, понимаемого более тесно, т. е. от непосредственного ведения войны, и к этому нас вынуждает основное требование всякой теории — отделять неоднородные явления друг от друга. Кто станет причислять к ведению войны в собственном смысле всю канитель продовольственной службы и администрации? Хотя они и находятся с ведением войны в постоянном взаимодействии, но все же представляют нечто по существу своему от него отличное.

В 3-й главе 1-й части[70] мы говорили, что, в то время как борьба в целом и частные бои представляют собой единственное подлинное действие, нити всех остальных видов деятельности приводят к бою и охватываются им. Этим мы хотели сказать, что всем остальным видам деятельности бой указывает объекты, к достижению которых они стремятся каждый согласно присущим им особенностям. Здесь мы подробнее остановимся на них.

Объекты деятельности, протекающие вне сферы боя, чрезвычайно разнообразны.

Некоторые из них, с одной стороны, являются частью самой борьбы и с ней тождественны, с другой же стороны, имеют целью сохранение вооруженных сил. Другие служат исключительно сохранению этих сил и лишь на основе взаимодействия оказывают косвенное влияние на бой.

Объекты деятельности, являющиеся еще частью самой борьбы, это — марши, биваки и квартирное расположение войск, потому что ими обусловливается известное состояние войск, а там, где мыслятся войска, идея боя всегда должна быть налицо.

Другие, имеющие отношение исключительно к сохранению вооруженных сил, это — продовольствие войск, уход за ранеными и больными, пополнение вооружения и снаряжения.

Марши вполне тождественны с использованием войск. Марши в течение боя, обычно называемые эволюциями[71], еще не представляют подлинного действия оружием, но они так тесно и неизбежно связаны с последним, что составляют неотъемлемую часть того, что мы называем боем. Марш же вне боя — не что иное, как выполнение стратегических предначертаний. Эти последние указывают: когда, где и с какими силами должен быть дан бой, а для выполнения этого единственным средством служит марш.

Таким образом, марши вне боя являются орудием стратегии, но не принадлежат единственно ей, так как войска на походе каждое мгновение могут ввязаться в бой; поэтому выполнение марша контролируется как тактикой, так и стратегией.

Когда мы указываем колонне путь по сию сторону реки или горного отрога, то это является стратегическим заданием, ибо в нем заключается намерение дать противнику бой, если последний завяжется на марше, по эту сторону реки или отрога, а не на противоположной стороне.

Если же колонна, вместо того чтобы идти в долине по дороге, будет двинута по сопровождающей последнюю возвышенности или если ради удобства марша она будет разделена на несколько небольших колонн, то это уже явится тактическим заданием, ибо оно определяется тем способом, каким в случае возможного боя мы намерены использовать наши вооруженные силы.

Внутренний распорядок при передвижении всегда связан с боевой готовностью и относится к тактике, ибо он не что иное, как предвестник диспозиции для могущего иметь место боя.

Марш является инструментом, посредством которого стратегия распределяет свои деятельные начала, т. е. бои; эти последние входят в стратегию лишь своими результатами, но не своим фактическим течением; поэтому нас не должно удивить, что при анализе инструмент часто оказывался на месте деятельного начала. Так, часто говорят о решающих искусных маршах, причем разумеют при этом те комбинации боев, к которым эти марши привели. Такая подмена представлений вполне естественна, а краткость речи слишком желательна, чтобы настаивать на отказе от нее, но все же такой оборот речи является лишь сдвигом ряда представлений, настоящий смысл которого надлежит не упускать из виду, дабы не стать на ложный путь.

Таким ложным путем является приписывание стратегическим комбинациям силы, независимой от тактических успехов. Комбинируют марши и маневры, достигают намеченной цели и при этом нет и речи о бое; отсюда заключают, что будто бы существуют средства одолеть противника без боя. В дальнейшем изложении мы будем иметь возможность указать всю чреватую последствиями значительность этого заблуждения.

Но хотя марш и может рассматриваться как неотъемлемая часть боя, однако к нему относятся и вопросы, не имеющие прямого отношения к последнему, т. е. не являющиеся ни тактическими, ни стратегическими. Сюда относится весь распорядок, служащий лишь для удобства войск, например сооружение мостов и дорог и т. п. Это, однако, лишь аксессуары; порой они могут стать очень близкими к использованию войск и почти с ними отождествиться, как, например, постройка моста на глазах у неприятеля, и все же они являются посторонними действиями, теория которых не входит в теорию ведения войны.

Биваки, под которыми в противоположность квартирному расположению мы разумеем всякое сосредоточенное, а следовательно, готовое к бою расположение войск, представляют состояние покоя и, следовательно, отдыха, но в то же время они являются стратегическим предрешением сражения в пунктах, где они располагаются; при этом порядок их расположения уже содержит в себе основные линии боя и обстановку, из которой исходит всякий оборонительный бой. Таким образом, расположение биваков является существенной частью как стратегии, так и тактики.

Квартирное расположение заменяет бивак в целях предоставления лучшего отдыха войскам; следовательно, по местонахождению и размеру занятой площади оно, как и биваки, относится к стратегии, а по внутренней организации, ориентированной на готовности к бою, является предметом тактики.

Правда, помимо отдыха войск бивачное и квартирное расположения обыкновенно преследуют и другие цели, например прикрытие известного района, удержание той или другой позиции; но часто целью может служить лишь первое. Припомним, что цели, преследуемые стратегией, могут быть чрезвычайно разнообразными, ибо все, что представляет для нее выгоду, может служить целью данного боя; но и сохранение орудия, при помощи которого ведется война[72], по необходимости часто будет являться целью отдельных ее комбинаций.

Следовательно, когда в подобном случае стратегия обслуживает лишь сохранение войск, то мы вовсе не оказываемся в чуждой нам области, но все еще находимся в области использования вооруженных сил, ибо всякое их размещение в любом пункте театра войны представляет использование их.

Но если сохранение войск на биваках или на квартирах вызывает такую деятельность, которая не является использованием вооруженных сил, вроде постройки землянок, разбивки палаток, снабжения продовольствием или работ по поддержанию чистоты на биваках и в местах расквартирования, то это уже не относится ни к стратегии, ни к тактике.

Даже сооружение окопов, расположение и устройство которых являются очевидно частью организации боя, а следовательно, составляют предмет тактики, не принадлежит, однако, в отношении выполнения постройки к теории ведения войны; нужные для этого знания и умение должны быть уже присущи обученной вооруженной силе. Учение о бое предполагает их как уже готовую данную.

Из объектов, которые служат исключительно сохранению вооруженной силы и ни одной своей частью не отождествляются с боем, все же более близким к последнему, чем другие, является продовольствие войск, потому что эта деятельность должна выполняться ежедневно, и притом для каждого индивида. Таким образом, она перекрывает всю военную деятельность в ее стратегической части.

Мы говорим — в ее стратегической части, так как в рамках единичного боя вопрос продовольствия войск лишь в крайне редких случаях может оказать существенное влияние на план боя, хотя и такой случай мыслим. Наибольшее взаимодействие оказывается, таким образом, между продовольственным снабжением армии и стратегией; весьма часто бывает, что забота о продовольствии в значительной степени определяет основные стратегические линии кампании или войны. Но как бы часто и решительно ни влияла эта забота, снабжение войск продовольствием все же остается всегда деятельностью, существенно отличной от использования сил и влияющей на последнее лишь своими результатами.

Гораздо дальше от использования войск стоят другие объекты административной деятельности, о которых мы упоминали. Попечение о раненых очень важно для благосостояния армии, но распространяется лишь на малую часть входящих в ее состав индивидов и потому оказывает лишь очень слабое и притом косвенное влияние на использование остальных. Пополнение предметов снаряжения, поскольку оно не является постоянной деятельностью самого организма вооруженных сил, происходит периодически и, таким образом, только в редких случаях будет иметься в виду при составлении стратегических планов[73].

Но здесь нам надо оговориться во избежание возможного недоразумения. В отдельных случаях эти вопросы могут иметь решающее значение. Удаленность госпиталей и складов огнестрельных припасов может очень часто оказаться единственным основанием для крайне важных стратегических решений; этого факта мы не намерены ни отрицать, ни оставлять в тени.

Но речь идет не о фактическом значении в отдельных случаях, а об отвлеченной теории ведения войны, и мы утверждаем, что такие случаи слишком редки, чтобы теории ухода за больными и ранеными, пополнения оружием, огнестрельными припасами и т. п. придавать значение для теории ведения войны. Тем не менее целесообразно включить в теорию войны различные методы и системы, которые дают эти теории и их выводы; во всяком случае, это имеет место по отношению к продовольствию войск.

Подводя снова итог нашим рассуждениям, мы скажем, что различные виды деятельности, связанные с войной, распадаются на две главные категории: на такие, которые являются лишь подготовительными к войне, и на самую войну. Этого деления должна держаться теория.

Знание и навыки, сопряженные с подготовкой, направлены на создание, обучение и сохранение всех вооруженных сил. Мы не будем останавливаться на том, какое общее название надо дать этой деятельности; но мы видим, что сюда входят артиллерия, фортификация, так называемая элементарная тактика, вся организация и администрация вооруженных сил и другие подобные предметы. Теория же самой войны занимается вопросами использования этих средств, выработанных в целях войны. От указанных ранее предметов она требует лишь вывода, а именно — данные о главных свойствах тех средств, которые предназначаются для ведения войны. Эту теорию войны мы и называем военным искусством в тесном смысле, или теорией ведения войны, или теорией использования вооруженных сил, что для нас обозначает одно и то же понятие.

Эта теория будет заниматься боем, являющимся подлинной борьбой, маршами, бивачным и квартирным расположениями как состояниями, более или менее тожественными с первыми. Снабжение же войск как деятельность, не входящая в содержание боя, будет приниматься во внимание лишь своими конечными данными, подобно другим данным обстановки.

В свою очередь, военное искусство в тесном смысле слова распадается на тактику и стратегию. Первая занимается оформлением отдельного боя, вторая — использованием последнего. Обе затрагивают вопросы маршей, бивачного и квартирного расположения лишь через призму боя, и эти вопросы являются тактическими или стратегическими, в зависимости от того, касаются ли они оформления боя или его значения.

Вероятно, найдутся читатели, которым покажется излишним такое тщательное разграничение двух столь близко соприкасающихся предметов, как тактика и стратегия, ибо оно не оказывает непосредственного влияния на само ведение войны. Но ведь нужно быть большим педантом, чтобы искать непосредственных воздействий теоретического подразделения на поле сражения.

Первая задача всякой теории это — привести в порядок смутные и чрезвычайно спутанные понятия и представления, и, лишь условившись относительно названий и понятий, можно надеяться ясно и легко преуспевать в рассмотрении вопросов и при этом питать уверенность, что находишься с читателем на одной и той же точке зрения.

Тактика и стратегия представляют две в пространстве и времени друг в друга проникающие, но в то же время по существу различные деятельности; мы ни в коем случае не можем отчетливо мыслить их внутренние законы и взаимоотношения, не установив в точности их понятия.

Тот, кому все это безразлично, или отказывается от всякого теоретического рассмотрения, или его ум еще не страдал от запутанных и сбивчивых представлений, не опирающихся на твердую точку зрения, не приводящих ни к какому удовлетворительному результату; подобные представления о ведении войны, порою плоские, порою фантастические, порою плавающие в пустоте общих мест, столь часто преподносятся нам в печатной и устной форме именно по той причине, что еще редко на этих предметах останавливался дух научного исследования.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.