16. «Не запускай себя»

16. «Не запускай себя»

Утро. Мужчина в небрежно повязанном галстуке уже готов пулей вылететь из квартиры.

– Хотя бы галстук завяжи! – говорит ему жена. – Нельзя же так себя запускать!

– Оставь меня! – раздраженно отвечает муж. – Мне некогда!

Позже, когда он возвращается, супруга продолжает начатый утром разговор:

– Нехорошо, просто вредно так относиться к себе. Ведь так ты скоро забудешь, как пахнут фиалки!

– У меня есть заботы поважнее, чем нюхать фиалки, – отвечает муж.

– Ты ошибаешься: кто забывает, как пахнут фиалки, однажды плохо кончит.

Чувствовать и помнить, как пахнут фиалки, – это, может быть, самое главное чувство в человеке, а без него сразу наступает равнодушие и тупоумие.

Муж задумчиво смотрит на жену, с трудом вспоминая, как пахнут фиалки. Вспоминает и, похоже, понимает ее… Кроме небрежно повязанного галстука в нашей напряженной, четко организованной трудовой жизни есть уйма запущенных вещей, намного более важных, имеющих гораздо более далеко идущие последствия, чем мы предполагаем. И это касается как нашего внутреннего мира, так и нашего окружения. Мы, современные, замотанные люди, перестали отчитываться перед самими собой и Богом, мы ни минутки не можем побыть с собой наедине. Как бы ни была коротка пауза, мы беремся за газету, где расписываются чужие грехи, и читаем вести со всего мира о симптомах всеобщего одичания, в которое мы, не подозревая этого, ежедневно и ежечасно вносим свой личный вклад.

В трамвае напротив нас священник читает молитвенник. Что за чудесная привычка – не позволять бурным событиям дня захлестывать всю душу без остатка, а – пусть только лишь на пять минут – вспомнить о вечном и соизмерить с ним то, как проходит твой собственный день! Что мы для нас самих, что мы для других? Что исходит от нас, что входит в нас, думаем ли мы о вечности? Какое состояние духа и разума стоит за нашим молчанием и нашими речами, за нашим смехом и нашей нервозностью? Как обстоит дело с различными видами собственного рабства – мы все еще в путах социального кокетства, удовлетворенного тщеславия, мы все еще слышим лишь десятую часть того, что другие говорят нам о своей жизни, сообщают о своих победах и неудачах? Мы всегда отдаем каждому свое, или всегда только нам наше? А явные и тайные занятия только самим собой – это по-прежнему главное дело нашей жизни? Зачем вообще мы живем и работаем? Есть ли у нас время на то, чтобы покаяться, попросить прощения, загладить вину? Ощущаем ли мы, как русский человек у Достоевского, вновь и вновь с глубочайшим стыдом присутствие Бога в жизни и потребность хотя бы пред Ним перестать лгать и предстать пред вечным светом такими, каковы мы есть?