13. Профессия политика

13. Профессия политика

«…Нет никого, кто бы на службе этой живой и чистой душу сохранил». Эти слова Валленштейна (из одноименной драмы Шиллера) олицетворяют собой общее осознание чрезвычайных искушений политической карьеры. Столь же общим является утверждение, что в политике личная совесть вообще не имеет права на какое-либо внимание, потому что всякая политика, отказывающаяся решительным образом ставить эгоизм над всякими сомнениями совести во всех больших национальных и социальных вопросах, утонула бы в крови и насмешках. «Нам нужны люди, любящие отечество больше, чем свою душу», – сказал как-то один государственный деятель из Флоренции. Верно ли это, или, в конце концов, и отечество живет неподкупностью душ? Даже если эта неподкупность, казалось бы, ведет к гибели? И не зависит ли человеческое общество в самых глубоких своих основах от тех людей, кто лучше с честью проиграет, чем выиграет с помощью нечестных средств?

Мы не задаем вопрос: а что произойдет в будущем? Мы не строим никаких иллюзий относительно бессилия человеческой совести перед буйством великих политических страстей. Мы только спрашиваем: на чем в действительности зиждется подлинное, крепкое здоровье и работоспособность государственного сообщества? И мы ставим этот вопрос именно с реалистической точки зрения. Может быть, так называемой реальной политике не хватает последовательного реализма, позволяющего оценивать политические действия не по их сиюминутным эффектам, ослепляющим нас на большой сцене мировой истории, а по моральному разложению, производимому ими в глубинах народной жизни? Может быть, нравственные силы – это все же сохраняющие государство силы первого порядка, с которыми нельзя играть, не ставя под угрозу сами основы всей социальной жизни? И не теряет ли добросовестность, высмеиваемая в одной области, уверенность в своей правоте во всех других областях? Не заложена ли в учении о Страшном суде глубокая мысль о том, что в конце концов будет судимо все, что пытается пробить себе дорогу вопреки нравственному закону? И как быстро во всем мире близорукие решения реальной политики осуждаются и опровергаются Всемирным судом. Причем это происходит не на поверхности жизни, не пред лицом ощутимой катастрофы, а в глубинах действительности, где никакой показной успех уже ничего не значит и где только то признается творческим достижением, что действительно родилось из творческих сил души.

Услышав, что всемирная история – это Всемирный суд, современные люди, как правило, не могут отделаться от ощущения, что речь идет о чем-то из старых сказок, которыми пугают детей. Они согласятся с этой мыслью в крайнем случае лишь в том смысле, что Всемирным судом осуждается политика, повинующаяся нравственному закону: ведь в мировой истории успех всегда на стороне самых бесцеремонных героев. Или, как говорил прусский король Фридрих Великий: «Бог всегда на стороне сильнейших батальонов!»

И это утверждение совсем не так просто опровергнуть. Его всегда можно оправдать сиюминутным успехом и ощутимой пользой, получая из этих поверхностных впечатлений все новую и новую подпитку.

Но все глубокие умы рода человеческого склоняются перед громадной силой и значением законов, которые подсказывает нам совесть. Все великие провидцы с без-ошибочной ясностью ощущали, что в человеческом существовании, в конце концов, именно нравственные силы решают вопросы жизни и смерти народов. Религия, а также литература, поэзия, искусство преисполнены ощущения неотвратимой и страшной силы некоей высшей справедливости, проявляющейся в судьбах целых народов, грозящей всем, кто необуздан и не умеет хранить верности, проклятием и гибелью. Да, в истинном, глубинном сознании человечества все эти переживания представляются мощнее, реальнее и живее, чем все триумфальные крики в ознаменование сиюминутного успеха, чем весь блеск широкомасштабных акций.

И глубоко символично, что в Библии грехопадение ставится в центр человеческой истории, а все прочие события соотносятся с ним, получая оттуда свой свет и значение.

О том же говорит и мудрая античная литература. Как страшно кричит Клитемнестра Эсхила в ночных кошмарах, облекая рвущийся из нее ужас в слова: «И если бы все воды мира слились в одном потоке, они бы не отмыли рук убийцы!» А вот как Агамемнону предрекается его погибель: «Убийц народов Бог не забывает!» И когда хор у Софокла в мольбе поднимает руки, он произносит слова, исполненные сильнейшего ощущения неотвратимой реальности нравственных сил:

«О, никогда не дай нам изменить законам,

Издревле сущим на высотах светлых,

Рожденным не по воле смертных…»

Здесь выражено ощущение того, что эти законы совести рождены на высотах мудрости и прозорливости, откуда исчезли все обманчивые представления о земной жизни и откуда становится ясным, что поддерживает жизнь в самых ее основах!

Вспомним, наконец, королевские драмы Шекспира: здесь мы видим беззастенчивую жажду власти, мстительность и страсти, надолго заполняющие всю сцену жизни. А потом все это вдруг рушится, сменяясь глубоким бессилием. Мы видим, как Ричард III уже не в состоянии выносить своих собственных преступлений, как леди Макбет бродит по ночам, видим ее супруга, беспомощно борющегося с ужасными образами своей собственной совести!

Все эти жуткие картины суда, по сути, плоды более глубокого видения и знания, чем те, на которые способна сиюминутная политическая прозорливость, выделяющая вещи из целостности жизни и видящая лишь поверхностную сторону событий. А ведь нет ничего более важного для подлинной культуры человека, чтобы люди действующие начали больше прислушиваться к людям видящим и стали понимать, что добро и зло – это такие проявления действительности, которых, правда, нельзя рассчитать, как площади земельных наделов и тонны товаров, идущих на экспорт, но которые гораздо мощнее воздействуют на жизненную основу народов, чем все реальности видимого мира.

В науке о гигиене мы сейчас все больше и больше приходим к преодолению чисто материалистического учения о здоровье. Мы начинаем понимать, что и наше физическое здоровье, и наша нервная система зависят прежде всего от животворной энергии духа, что их действительное восстановление исходит только от него и что все то, что вредит характеру в долговременной перспективе, никогда не будет способствовать нашему физическому здоровью. Придет время, когда такая психотерапия будет применяться и к учению о здоровье общественного организма. Когда мы поймем, что наша прежняя мудрость о «сохранении нации» как раз с точки зрения реальной политики была убогой и близорукой халтурой. Ведь и государство живет не только тем, чтобы «хватать и не пущать», а, в конечном счете, духовным и нравственным благородством всей своей политики, поддержкой, которую такая общая политика придает всем высшим решениям в жизни нации. Там же, где нравственные силы на большой сцене государственной политики предаются осмеянию, где они приносятся в жертву идолу ощутимого, сиюминутного успеха, где прирост обрабатываемых сельскохозяйственных площадей ставится выше роста правосознания граждан, вместо того чтобы всячески пестовать и поддерживать это чувство правосознания как драгоценный капитал и основу всего национального здоровья и способности к культурной жизни, там очень скоро приходит осознание того, что, как и во внутренней жизни нации, беспардонная жажда власти теряет последние остатки совести, а дух близорукого самоутверждения одерживает верх над глубокой реально-политической мудростью, сформулированной в словах: «Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее»[17]

Отделить политику от нравственного закона – это то же самое, что попытаться отделить судоходство от мореведения (океанографии). Нравственные истины дают нам глубочайшую ориентировку на то, на чем держится сам фундамент человеческого сообщества. Кто хочет освободиться от этого, тот освобождает себя от самой реальности жизни и будет судим ею.

Бьёрнсон однажды очень верно сказал: «Я говорю тебе, что страна, взявшая то, что принадлежит другому, затачивает «фомку» вора, что она обостряет и без того жестокие слова начальника, что она поражает совесть в ее правах – как в семье, так и в обществе!»

Государство не такое простое живое существо, чтобы жить одними грубыми движениями инстинкта самосохранения, которые наше «реалистическое» искусство государственной деятельности рассматривает как верх предусмотрительной мудрости. Государственная организация целиком и полностью зависит от огромного фонда самоотверженной жертвенности, от силы морального сопротивления инстинктам и вожделениям, а в конце концов от того щепетильного чувства правосознания, подвигающего нас на то, чтобы уж лучше мы лишились всего, чем отняли у окружающих нас людей то, что принадлежит им. Только на таком фундаменте может крепко стоять все то невероятно сложное жизненное и трудовое сообщество, которое составляет структуру современного государства! И если какое-либо государство смогло бы прогнать всех своих соседей из их владений, у него недостало бы сил воспользоваться этим приобретением. Ведь на утончении совести зиждется и вся техническая, и хозяйственная деятельность. А то, что завоевывается за счет утончения совести, то парализует и умерщвляет глубинные производительные силы национальных трудовых достижений, повсеместно насаждая безответственное хищническое использование природных ресурсов, беззастенчивую жажду наживы и, в конце концов, гнилую жажду наслаждений. Так кончается неверие во Всемирный суд во Всемирной истории, так проявляется реальное значение неписаных законов!

Существует старая и полная глубокого смысла традиция возводить общественные здания из самых лучших материалов в самом возвышенном стиле как символы высшего достоинства и значения государственного сообщества. Когда же наконец в ум и совесть народов и их ответственных государственных мужей проникнет та истина, что и публичная политика великой страны не должна являться миру в формах, более низких и мелочных, а в более благородных и великодушных, нежели политика частной жизни? И что нет более важного «представительского долга» государства, чем делать все для того, чтобы все его акции и проявления становились поддержкой и своего рода рукоположением всех и каждого в величие характера, вместо того чтобы культом сиюминутного успеха вводить в заблуждение совесть человека!

Будем надеяться, что уже недалеко то время, когда великие культурные народы начнут выстраивать свое национальное самоутверждение возвышенными методами, вместо того чтобы использовать те мелочные средства, которые характерны для национальной политики страха, но никак не приличествуют подлинной политике власти и культуры. Это будет время, когда сильные нации наконец найдут в себе мужество стать великодушными, а настоящие политики возьмут на вооружение слова Гладстона, адресованные государственным деятелям: «То, что неверно с точки зрения морали, никак не может быть правильным и в политическом отношении!»