1. Человеческая природа в своих проявлениях

1. Человеческая природа в своих проявлениях

После обсуждения нынешнего положения человека в технологическом обществе наш следующий шаг состоит в том, чтобы рассмотреть проблему, что можно сделать для гуманизации технологического общества. Но прежде чем сделать этот шаг, мы должны спросить себя, что значит – быть человеком, то есть каков тот человеческий элемент, который нам надо учитывать как основной фактор в функционировании социальной системы.

Такая постановка вопроса выходит за рамки того, что называется «психологией». Ее скорее следовало бы назвать «наукой о человеке», дисциплиной, имеющей дело с данными истории, социологии, психологии, теологии, мифологии, физиологии, экономики и искусства, насколько они относятся к пониманию человека. То, что я могу сделать в этой главе, по необходимости весьма ограниченно. Я выбрал для обсуждения те аспекты, которые представляются мне самыми нужными в контексте этой книги, и с учетом того, кому она предназначена.

Человек всегда легко поддавался соблазну – и до сих пор это делает, – принимая особую форму бытия человека за его сущность. Насколько это имеет место, настолько человек определяет свою человечность в понятиях того общества, с которым он себя отождествляет. Однако раз есть правило, есть и исключения. Всегда находились люди, обращавшие взор за пределы собственного общества; и если в свое время их, может, и называли дураками или преступниками, то в летописи человеческой истории они составляют перечень великих людей, узревших нечто такое, что можно назвать универсально человеческим и что не совпадает с тем, что данное общество принимает за человеческую природу. Всегда находились люди и достаточно смелые, и с достаточным воображением, чтобы заглянуть за границы собственного социального опыта.

Может быть, было бы полезно воспроизвести несколько определений человека, способных одним словом охватить специфически человеческое. Человека определяли как Homo faber – производящий орудия. В самом деле, человек производит орудия, но наши предки тоже производили орудия еще до того, как стали людьми в полном смысле слова [80].

Человека определяли как Homo sapiens, но в этом определении все зависит от того, что подразумевать под sapiens. Использовать мысль, чтобы отыскать более подходящие средства для выживания или пути достижения желаемого, – такая способность есть и у животных, и если имеется в виду этот вид достижений, то разница между человеком и животными оказывается в лучшем случае количественной. Если же, однако, понимать под sapiens знание, имея в виду мысль, пытающуюся понять сердцевину явлений, проникающую за обманчивую поверхность к «подлинно подлинному», мысль, цель которой – не манипулировать, а постигать, тогда Homo sapiens было бы действительно правильным определением человека.

Человека определяли как Homo ludens – человек играющий [81], подразумевая под игрой бесцельную активность, превосходящую сиюминутную потребность выживания. В самом деле, со времени творцов пещерных росписей вплоть до сего дня человек предавался удовольствию бесцельной активности.

Можно бы добавить еще два определения человека. Одно – Homo negans – человек, способный сказать «нет», хотя большинство людей говорят «да», когда это требуется для выживания или успеха. С учетом статистики человеческого поведения человека следовало бы назвать скорее «поддакивающим человеком». Но с точки зрения человеческого потенциала человек отличается ото всех животных своей способностью сказать «нет», своим утверждением истины, любви, целостности даже ценой жизни.

Другим определением человека стало бы Homo esperans – надеющийся человек. Как я указал во второй главе, надеяться – это основное условие, для того чтобы быть человеком. Если человек отказался от всякой надежды, он вошел во врата ада – знает он об этом или нет – и оставил позади себя все человеческое.

Пожалуй, наиболее значимое определение видовой характеристики человека дал Маркс, определивший ее как «свободную, осознанную деятельность» [82]. Позже я рассмотрю значение такого понимания.

Вероятно, к уже упомянутым можно было бы добавить еще несколько подобных определений, но все они совершенно не отвечают на вопрос: что же значит – быть человеком? Они подчеркивают лишь некоторые элементы человеческого бытия, не пытаясь дать более полного и систематичного ответа.

Любая попытка дать ответ немедленно натолкнется на возражение, что в наилучшем случае такой ответ не более чем метафизическая спекуляция, пожалуй, даже поэтическая, но все-таки это скорее выражение субъективного предпочтения, нежели утверждение некоей определенно установленной реальности. Последние слова вызывают в памяти физика-теоретика, способного рассуждать о собственных представлениях, как если бы они были объективной реальностью, и вместе с тем отрицающего возможность какого бы то ни было окончательного утверждения о природе материи. Действительно, сейчас нельзя окончательно сформулировать, что значит быть человеком; не исключено, что этого никогда нельзя будет сделать, даже если бы человеческая эволюция намного превзошла нынешний момент истории, в котором человек вряд ли уже начал существовать как человек в полном смысле слова. Но скептическое отношение к возможности дать окончательную формулировку природы человека не означает, будто нельзя вообще дать определений, научных по характеру, то есть таких, в которых выводы сделаны на фактическом материале и которые верны не только несмотря на то, что поводом для поиска ответа было желание более счастливой жизни, но как раз потому, что, как заявил Уайтхед, «функция Разума – способствовать искусству жить» [83].

Какие знания можем мы привлечь, чтобы ответить на вопрос, что значит быть человеком? Бессмысленно искать ответ в том направлении, откуда подобные ответы чаще всего и извлекают: хорош или плох человек, любящий он или губящий, легковерный или независимый и т. п. Очевидно, человек может быть всем этим, так же как иметь музыкальный слух или не иметь его, быть восприимчивым к живописи или не различать цветов, быть святым или мошенником. Все эти и многие другие качества – разнообразные возможности быть человеком. В самом деле, все они в каждом из нас. Полностью осознать себя в качестве человека значит осознать, что, как сказал Теренций, «Homo sum, nihil humani a me alienum puto» (Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо); что каждый несет в себе все человеческое содержание, он – святой, так же как и преступник. Как выразился Гете, нет такого преступления, автором которого не может вообразить себя любой человек. Все эти проявления человеческой природы не отвечают на вопрос, что же такое – быть человеком. Они лишь отвечают на вопрос, насколько мы можем различаться, будучи людьми. Если мы хотим знать, что значит быть человеком, нам надо быть готовыми к тому, чтобы искать ответ не в области многообразных человеческих возможностей, а в сфере самих условий человеческого существования, из которых проистекают все эти возможности в качестве альтернатив. Эти условия можно постичь не с помощью метафизического умозрения, а путем привлечения данных антропологии, истории, детской психологии, индивидуальной и социальной психопатологии.