§ 9. Суждения наименования

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

§ 9. Суждения наименования

Простейшим и элементарнейшим актом суждения является то, которое выражается в наименовании единичных предметов наглядного представления. Представление, служащее субъектом, есть непосредственно данное, схваченное в наглядном представлении как единство; представление, служащее предикатом, есть внутреннее вместе с надлежащим словом воспроизведенное представление. Акт суждения состоит прежде всего в том, что то и другое с сознанием объединяется в одно целое (??? ???? ???????? ????? ?? ????, Aristot. de anima III, 6. 430 a 27).

1. Тот внутренний процесс, который соответствует таким предложениям, как «это Сократ», «это снег», «это кровь», или грамматически сокращенным восклицаниям «Огонь!», «Аист!» и т. д., – этот процесс там, где предложения эти служат выражением непосредственного познания, следует толковать просто. Данный вид или зрелище пробуждает оставшееся от прежнего и связанное со словом представление, и оба они объединяются как одно целое. То, что только что было наглядным представляемым, по своему содержанию есть одно и то же с тем, что я имею в своем представлении, я сознаю это единство и именно это сознание я высказываю в предложении. Этим суждение отличается от родственных процессов. Во-первых, от того процесса, который обозначают как бессознательное слияние, – мы не касаемся здесь вопроса, подходящее ли выражение, и правильно ли описывается им действительный процесс. Здесь новый образ попросту должен так связываться с более старыми представлениями, что продуктом этой связи должно быть опять-таки лишь то же самое, в крайнем случае лишь более живое представление, которое уже имелось раньше. Здесь, следовательно, должно отсутствовать всякое различение и разъединение нового и старого, имеющегося налицо и вспоминаемого. В противоположность этому Гербарт справедливо отмечает, что суждение как сознательный акт возможно лишь там, где приостановлено такое слияние, где оба представления находятся как бы в состоянии висения, и что поэтому характер этот резче всего обнаруживается там, где возникает вопрос или сомнение. Тогда как обыкновенно внимание преимущественно бывает, конечно, занято настоящим, и лишь звук – в особенности при простом восклицании, которое сопутствует познаванию, – выдает, что приобретенное уже представление проявило свою деятельность16.

Во-вторых, суждение отделяется от простого непроизвольного воспроизведения прежнего образа, который мог бы стать наряду с первым, не объединяясь с ним в одно целое. Это было бы в том случае, когда у меня при виде, например, огня возникли бы прежние восприятия, которые, будучи удержаны в своей раздельности, дали бы лишь ряд сходных образов. Ибо вместе с каждым из них были бы воспроизведены отличительные побочные обстоятельства, которые мешают объединению в единство. Соединение может наступить лишь там, где нет такого препятствия, так как или все побочные обстоятельства одинаковы, или содержание представления уже изолировано и возведено во всеобщность.

2. Там, где имеет место этот наипростейший и самый непосредственный акт суждения, познавание в первоначальном смысле, – там оба представления предполагаются как неделимые, не разложенные сознательно на отдельные элементы целые. Этим непосредственное объединение в одно целое отличается от другого случая, когда для объединения в одно субъекта и предиката требуется еще ряд промежуточных мыслительных актов. Допустим, что «снег» или «кровь» обозначают естественно-научное понятие, отличительные признаки которого имеются налицо в памяти. Для того чтобы удостовериться, все ли признаки понятия соответствуют объекту, мы не станем судить об этом по первому взгляду; напротив, объект здесь подвергается исследованию со стороны своих различных свойств, и лишь на основании умозаключения объект подводится под понятие, т. е. ему приписывается весь комплекс свойств, который фиксирован общезначимым образом в термин «снег» или «кровь». Суждение это, следовательно, является многократно опосредствованным; в нем в несколько приемов повторяется то, что в один раз происходит при совпадении двух образов, когда путем не подлежащего дальнейшему анализу акта один образ объединяется в одно с другим. Между этими обоими конечными пунктами лежит целый постепенный ряд представлений, которые могут сочетаться со словами, выражающими предикат; соответственно этому тут имеется постепенный ряд посредствующих звеньев суждения. Но это последнее всегда высказывает то, что представление предиката настолько сходно с представлением субъекта, что предикат как целое составляет одно и то же с субъектом.

Умозаключение можно было бы усматривать также и в тех частых случаях, когда представление предиката содержит в себе больше, чем в состоянии дать первое наглядное представление, вызывающее суждение. Если ребенок видит яблоко и называет его, то представление, служащее предикатом, содержит в себе вместе с тем съедобность и вкус яблока и т. д. И когда совершается акт суждения «это есть яблоко», то здесь можно было бы искать умозаключения от зрительного образа к наличности остальных свойств. Но ассоциация остальных свойств со зрительным образом настолько уже упрочилась от прежних опытов, что здесь не происходит даже сознательного различения простого зрительного образа от остальных свойств. Зрительный образ тотчас же пробуждает воспоминание об остальных свойствах, и служащее предикатом представление соединяется лишь с этим обогащенным наглядным представлением. Ребенок не умозаключает: «это выглядит, как яблоко, следовательно, это можно есть». Но самый вид пробуждает желание, и то и другое воспроизводит представление «яблоко» и ведет за собой наименование. И в этих случаях, следовательно, остается простое совпадение наличного наглядного представления и вспоминаемого представления, и случаи эти необходимо отличать от тех, в которых остальные свойства приходят нам в голову лишь после имени.

3. Совершенное совпадение наличного и воспроизведенного образа происходит не только там, где речь идет об узнавании одного и того же предмета как такового; где, следовательно, к суждению, приравнивающему представления, может присоединяться еще сознание реального тождества вещей, каковое сознание само по себе еще не содержится в суждении. Помимо того, совпадение это имеет место всюду, где не обнаруживается сознание разницы между представлением субъекта и представлением предиката; следовательно, там, где в предмете схватывается и с сознанием наглядно представляется то, что покрывается представлением предиката. Так оно будет всюду там, где отдельные однородные явления можно отличать лишь при особенном внимании («это снег», «это овца», «это тополь» и т. д.), или там, где понимание предмета определяется уже наличным представлением, где то, что доходит от него до сознания, исчерпывается в представлении предиката. В то же время само представление предиката не является абсолютно застывшим, но часто оно бессознательно изменяется благодаря наличному объекту.

4. К этим случаям примыкают другие, в которых хотя и имеется в сознании разница, но она не приводит к явному суждению. Отчасти это такие суждения, которые довольствуются сравнением, сходством и часто – как это имеет место при фантастическом или остроумном сравнении – вполне принимают внешнюю форму суждений наименования; на этом процессе покоится также большинство метафор в языке. Отчасти же это такие суждения, в которых представление субъекта хотя и богаче и определеннее, чем представление предиката, но в нем выступает и подчеркивается лишь то, что покрывается этим последним представлением; именно такие суждения, которые в качестве предиката употребляют менее определенное и более общее представление с сознанием того, что оно не исчерпывает субъекта. Это в особенности ясно там, где в отношении к предмету я не знаю более специального имени того представления, которое покрывается им, и где поэтому я вынужден довольствоваться более общим именем («это птица, дерево, жидкость»); или где более специальное имя для меня не так обычно, как гораздо более часто употребляемое общее. Ибо само по себе в естественном течении мышления со всяким образом легче всего связывается наиболее сходное с ним и наиболее определенное представление предиката. Подведение под наивозможно общие представления составляет интерес научного мышления. Обыкновенное же мышление, которое занимается единичным, обычно придерживается самых конкретных представлений, какие имеются к его услугам. (С логической точки зрения, те представления, которые грамматически выражаются ближайшим атрибутивным определением имени существительного, как «черная лошадь», «круглый лист» и т. д., должны иметь значение как единые, целостные, так же, как и те, для обозначения которых достаточно одного слова. Когда они выступают как предикаты, то объединение в одно целое уже готово.)

5. Когда нечто наименовывается, то самая природа вещей приводит к тому, что прежде всего обращается всегда внимание на единое, целостное содержание представлений. Что же касается представления, служащего предикатом, то в дальнейшем течении мышления оно оказывается связанным с представлением множества всегда лишь там, где обнаруживается или численная всеобщность многих, предносящихся воспоминанию индивидуумов, или ряд постепенных представлений, которые образуют значение слова. Там, где слово обозначает резко отграниченный индивидуальный образ, – там одновременно с ним возникает ряд индивидуальных образов, к которым новый предмет примыкает в качестве дальнейшего образа (это выражается в немецком языке в форме «это есть (некоторое)[4] дерево» и т. д.). Там, где его значение не имеет этой индивидуальной определенности, – там всеобщность предиката обнаруживается в том, что наряду с особенно выделяющимся представлением проявляются в сознании соседние представления («это бумага», «это вино» и т. д. – причем при помощи этих «бумага», «вино» пробегается больший или меньший ряд постепенных различий). Постольку справедливо замечание Гербарта (Einl. S.W. I, 92), что понятие, служащее предикатом как таковое, всегда мыслится в ограниченном смысле, именно лишь поскольку оно может быть связано с определенным субъектом; из различных представлений, которые объединяются словом, выделяется преимущественно одно – то, которое покрывается субъектом.

6. Эти суждения наименования17 всегда предшествуют уже в тех случаях, где определенный объект, о котором совершается акт суждения, обозначается не просто указательным местоимением, а полнозначным словом. «Этот цветок есть роза» заключает в себе двойное суждение наименования: во-первых, наименование посредством менее определенного «цветок», которое предшествовало и результат которого заключен в грамматическом выражении субъекта; а затем более точное наименование, которое само составляет содержание суждения.

7. Привычка относить свойства и события к вещам так сильна, что суждения наименования встречаются относительно редко в сравнении с такими, в которых вместе с тем не высказывалось бы и суждения о свойствах или деятельностях. Однако поскольку мы образуем абстрактные понятия, мы все же в состоянии своим «это»[5] обозначать также и просто свойство или деятельность как таковые. «Это не ходьба, а бегание», «это темно-голубое, а не черное» обозначают не вещи, а цвет, деятельность саму по себе, – хотя всегда существует тенденция от свойства или деятельности переходить далее к соответствующим вещам. Ср. § 11.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.