§ 42. Высшие понятия, подчинение, содержание и объем понятий

§ 42. Высшие понятия, подчинение, содержание и объем понятий

На основании анализа объектов на их последние элементы возникают – и притом столь же легко из анализа единичного объекта, как и из сравнения анализов различных объектов – ряды понятий, в которых всякий следующий член детерминирован при помощи дальнейшего различающего признака, а благодаря этому в сравнении с предыдущим он имеет более богатое содержание. Менее детерминированное, более бедное понятие, которое сомыслится в следующем, называется подчиняющим, высшим или родовым понятием; более детерминированное, более богатое понятие называется подчиненным, низшим, видовым понятием; их отношение есть отношение подчинения.

Впрочем, отношение подчинения существует только между понятиями той же самой категории, так как эта последняя определяет смысл синтеза их признаков, и только благодаря этому она делает их сравнимыми.

Объем понятия есть совокупность подчиненных ему низших понятий; он тем больше в пределах того же самого ряда подчинения, чем меньше содержание, и обратно.

От логического объема понятия необходимо различать его эмпирический объем, а от этого последнего объем имени.

О существенных и несущественных признаках речь может идти лишь в отношении к объектам в противоположность данному понятию.

1. Предположим, что важнейшее дело всякого определения понятий, т. е. обозрение признаков по их различным классам, выполнено благодаря завершенной и общезначимой теории образования наших представлений. Допустим далее, что, таким образом, становится ясным, какие признаки предполагают другие и зависят от них (как цвет от протяженной поверхности), что равным образом обыкновенно упускается из виду; какие слова обозначают определенные элементы представлений, какие суть простые общие имена. В таком случае возникает дальнейший вопрос, какой вид должен принять при этой предпосылке наш мир понятий.

Так как всякое завершение понятий всегда примыкает к уже данному материалу представлений и прежде всего имеет задачей реконструировать и определить эти последние; так как, далее, наши всегда уже наличные, безыскусственно и помимо рефлексии возникшие представления примыкают к единичному и суждения, в которых единичное должно определяться предикатами, непрестанно входят в задачу нашего акта суждения, – то дальнейшие отношения между нашими понятиями можно уяснить себе легче всего в том случае, если исходить из задачи: определить в понятии какое-либо данное представление, которое прежде всего вытекает из единичного.

2. Если нужно удержать представление, какое мы получили о какой-либо единичной вещи, т. е. верно передать его памяти и снова узнать как то же самое в воспроизведении, – то в этом случае недостаточно одной только непроизвольной функции воспроизведения, которая просто повторяет образ как целое – которая во сне, например, обнаруживает непреднамеренную деятельность, а при начале нашего акта суждения лежит обыкновенно в основе простых суждений наименования, – так как в своих отдельных элементах она не является сознательной и с ней, следовательно, не необходимо связано сознание тождества, и поэтому она не защищена от смешений. Чтобы обеспечить ее вполне тождественное повторение, – для этого прежде всего требуется разложение на отдельные элементы, которое в свою очередь есть условие различения вещи от всех других. Это разложение выполняется путем нисхождения к совершенно простым, вполне определенным признакам и имеет своей предпосылкой в особенности фиксирование текучих различий, например, цвета – посредством одинакового обозначения, величины – посредством неизменной меры и т. д.

Результатом такой попытки является выполненное в союзном суждении описание. Так, я описываю лежащую передо мной облатку, когда я, например, говорю: она имеет форму диска, кругообразна, 2 сантиметров в диаметре, толщиной в 1 миллиметр, она есть красная, легкая, гладкая вещь; я указываю при этом все те предикаты, какие я воспринимаю с помощью своих различных чувств, и вновь соединяю их с сознанием в одно целое. В то же время при помощи категории вещи указывается значение всего синтеза, и вместе с тем зависимость признаков «красный, гладкий» и т. д. от пространственных признаков определяется природой самих этих признаков. Кто слышит такое описание, тот тем самым приглашается проделать шаг за шагом тот синтез, который в самом наглядном представлении совершался бы непроизвольно и доходил бы до сознания только в своем общем результате. И мы ожидаем от него, что благодаря описанию у него возникнет то же самое представление, какое я имею, – разумеется, при том предположении, что под отдельными признаками он мыслит совершенно то же самое.

Но тотчас же оказывается, что, описывая нечто таким образом, я произвел уже нечто иное, нежели имел в виду. Описание, как правило, ведь не эквивалентно отдельному образу и не может заменить собой само наглядное представление. В словах «кругообразная, красная, гладкая и т. д. вещь» я в общих выражениях установил такую формулу, которая для того, кто ее слышит, звучит как загадка, какую он должен разгадать; я установил тем самым задачу для силы его воображения – представить себе наглядно вещь, удовлетворяющую условиям задачи. Правда, с каждым дальнейшим признаком мое представление становится отличным от других представлений, у которых остальные признаки являются еще общими с ним; но благодаря природе предикатов тут остается еще индивидуальная свобода, позволяющая придавать этому представлению тот или иной вид. Ибо такие предикаты, как «красный, легкий, гладкий» и т. д., если даже они точно отграничены («легкий», например, специфически могло бы означать «более легкий, нежели вода»), допускают еще целый ряд определенных различий, между которыми он должен выбирать, дабы приобрести какой-либо наглядный образ. Описание указывает приметы, которые подходят не только к неопределенному числу совершенно одинаковых вещей, но еще и к целому ряду различимых вещей. Оно дает, следовательно, такую формулу, которая обладает не только числовой, но и общей (generell) всеобщностью.

Далее оказывается, что всеобщность эта не только является следствием широты отдельных определений, как «красный» и т. д., но что указанные признаки часто не исчерпывают всего того, что составляет прямо воспринимаемые или могущие быть выведенными свойства моего объекта. Приведенная выше формула одинаково подходила бы и к круглому куску картона или к красной фишке, так как ею не указывается материал и зависящие от него свойства. В этом случае все сводится к легко исправимой неполноте описания. Но то же самое может произойти и в том случае, когда для нашего теперешнего знания имеются скрытые и даже недоступные для нашего познания различия. Самое точное описание зародышевой клетки млекопитающего без дальнейших рассуждений могло бы подойти к зародышевым клеткам многих других, хотя мы должны предположить, что тут имеются скрытые различия, обнаруживающиеся в развитии⁸⁸. И ни одно описание какой-либо реальной вещи не может вообще притязать на то, чтобы стать столь исчерпывающим, чтобы оно не могло во всех частях соответствовать чему-либо отличающемуся от нее еще неизвестными различиями.

Тем самым в такой сведенной к признакам формуле мы не имеем полного выражения вещи, но прежде всего субъективное образование, которым выражается наше из наглядного представления о вещи выросшее представление, поскольку мы можем удержать его в признаках, фиксированных сходным образом; правило образования представлений, которое должно быть выполнено, но которое может быть выполнено различным образом; которого всеобщность зависит отчасти от широты отдельных признаков, отчасти от возможности присоединить к данным признакам еще дальнейшие отличные признаки. Имеет ли обычный язык особое слово для такого представления – это прежде всего безразлично. Если бы была в том надобность, то такое слово могло бы быть создано для этого.

Если бы наше описание было менее полным, если бы, например, было опущено указание величины, то тем самым было бы упущено из виду такое различие, благодаря которому этот объект различается от других больших и меньших объектов, и формула могла бы применяться к гораздо более различающимся объектам, причем мы могли бы еще дополнить все возможные величины. Если бы оно было более определенным, например, вместо «красный» было бы указано «розово-красный», – в таком случае отсюда исключался бы целый ряд раньше охватывавшихся им различимых объектов. Но всегда мы имели бы формулу, выражающую синтез таких признаков, к которым могут присоединиться еще и другие, и тот, кто слышит эту формулу, может дополнить эти признаки различным образом.

3. Таким образом, уже из анализа представления об одном-единственном объекте может возникнуть целый ряд формул, которые последовательно содержат все больше и больше признаков. Всяким дальнейшим признаком определяется полнее то, что должно быть представлено; всяким дальнейшим признаком исключаются те объекты, для которых еще были пригодны прежние формулы. От каждой из этих формул мы приходим к предшествующей, когда опускаем какой-либо признак; к последующей – когда добавляем какой-либо признак. Чем меньше признаков объединено, тем относительно большого числа различающихся объектов может быть предицирована формула, если действительно полагаются возможные различия. Чем больше признаков объединено, тем относительно меньшего числа может быть предицирована формула. Формулы относятся друг к другу, как более общие и более специальные понятия. Но и самое специальное понятие является еще общим, поскольку его признаки допускают еще известную широту. Лишь в том случае, если бы все признаки были совершенно определены, понятию могла бы еще принадлежать только числовая всеобщность (например, куб из чистого золота, имеющий сторону в 1 сантиметр, есть совершенно определенное представление).

Это выражается таким образом, что от данного понятия мы восходим к более общему путем абстракции, т. е. путем опущения признаков; к более специальному мы нисходим путем детерминации, т. е. путем присоединения признаков. Абстракция уменьшает содержание, но расширяет объем; детерминация увеличивает содержание, но сужает объем. Содержание и объем стоят друг к другу в обратном отношении. Более общее понятие называется высшим, более широким; специальное – низшим, более узким. Их отношение друг к другу называется подчинением.

То же самое получилось бы в том случае, если бы мы исходили не от единичного объекта, а от различных объектов, и если бы была поставлена задача указать, какие признаки общи различным объектам. Чем больше различных объектов должно быть объединено, тем меньше будет у них общих признаков, тем бессодержательнее становится понятие. Чем меньше различных объектов должно быть объединено, тем понятие богаче содержанием.

4. В этих положениях, как ни кажутся они простыми и само собой разумеющимися, скрываются, однако, некоторые, обычно недостаточно привлекающие к себе внимание вопросы и трудности – отчасти относительно процессов абстракции и детерминации, отчасти касательно отношения между содержанием и объемом.

Прежде всего опущение и присоединение признаков не есть что-либо столь произвольное и капризное, как это кажется по этим положениям. Среди признаков один является всегда тем же самым – тот, который определяет характер синтеза, так как он указывает категорию. Если бы мы попробовали опустить этот признак, то все остальные признаки утратили бы свою опору и смысл их синтеза стал бы ненадежен. Высшими и подчиненными понятия могут быть только в пределах той же самой категории. И это приводит лишь к путанице, когда, например, «красный» должно быть высшим понятием для розы, или «разумный» должно быть высшим понятием по отношению к человеку, или «преднамеренный» должно быть высшим понятием к убийству.

Далее, признаки не являются все независимыми по отношению друг к другу, но отчасти предполагают один другой. Было бы совершенно бесцельно, если бы признак «протяженный» мы опустили, а «красный» удержали. Этот последний признак предполагает первый. Тем самым ход обобщающей абстракции уже предуказан в пределах известных границ.

Равным образом и ход детерминации оказывается предуказанным. Прежде всего само собою понятно, что детерминация, не впадая в противоречие, не должна присоединять несоединимые признаки. Но чем должна определяться детерминация? Здесь необходимо указать на двоякое основание детерминации. Поскольку именно данная формула понятия содержит такие признаки, которые по своей собственной природе допускают еще целый ряд различий – как «красный» допускает целый ряд оттенков, «кругообразный»-все возможные величины диаметра и т. д., – постольку детерминация может брать здесь какое-либо из этих различий, и она находит свое оправдание в самом данном понятии. Но уже и здесь необходимо иметь в виду, не исключают ли другие признаки какую-либо часть возможных, таким образом, признаков и не ограничивают ли они детерминацию. Понятие о плоской фигуре, ограниченной тремя прямыми, не содержит ничего относительно величины фигуры ни относительно величины прямых и их взаимного отношения. Вместе с понятием прямой необходимо дана какая-либо величина. Какая – это предоставляется решить детерминации. Но я не могу по произволу выполнять детерминацию для всякой прямой: я ограничен здесь тем законом, что две стороны вместе больше третьей. Этот закон предуказан мне остальными признаками и характером требуемого синтеза этих последних. Детерминация, следовательно, не может возникнуть из одного признака самого по себе, а лишь из всего комплекса.

Но наряду с этой детерминацией бывает другая, которая присоединяет независимые новые признаки, и эта последняя детерминация не имеет точки опоры в данных признаках. Если, например, материя определяется как протяженная и тяжелая субстанция, то, с точки зрения нашего теперешнего знания, мы ни в каком случае не можем рассматривать специфические свойства отдельных веществ как видоизменения протяженности и тяжести. Но в таких случаях обнаруживается, что детерминация определяется чисто эмпирическим знанием того, что подпадает под понятие материи. Мы присоединяем те признаки, которые мы опытным путем находим соединенными с более общими признаками. Эта детерминация могла бы направляться содержанием наших представлений лишь в том случае, если бы мы обладали абсолютно совершенным знанием существа вещей.

5. Эта двоякая форма детерминации делает ненадежным, что именно следует понимать под объемом понятия. Если исходить из логической точки зрения, которая прежде всего требует определенных в понятии предикатов и поэтому имеет в виду только представления, с какими мы подходим к действительным вещам, то последовательным образом отношение подчинения может иметь место всегда лишь между понятиями, и всеобщность понятия заключается в том, что оно мыслится как понятие в известном числе их, т. е. в их содержании, через посредство различных признаков различающихся представлений. Чисто числовая всеобщность, благодаря которой то же самое представление вновь усматривается в неопределенном числе единичных, наглядно представляемых вещей, совершенно безразлична для сущности понятия. Именно одно и то же понятие мыслится здесь во всех экземплярах, и его сущность не изменяется от того, может оно быть предицировано относительно одной или относительно ста вещей.

Поэтому объем понятия никогда не может измеряться по эмпирическому количеству одинаковых вещей, которые подпадают под известное понятие, раз, вопреки principium identitatis indiscernibilium, признана возможность, что для нашего познания имеются такие объекты, которые различаются уже не своими свойствами, а лишь различным местом или различным временем. В противоположность этому необходимо твердо помнить, что понятие, которое не может быть далее детерминировано, не имеет уже никакого объема. Оно представляет собой предел ограничения объема – точку, хотя бы даже соответствующее ему эмпирически имелось налицо в миллионах экземпляров. Чугунный шар 10 сантиметров в диаметре – предполагая весь чугун одинаковым – является таким понятием.

Лишь поскольку имеются такие признаки, фиксирование которых в понятии может всегда состоять только в ограничении непрерывности незаметно мелких различий, лишь постольку и низшая, фиксированная в понятии формула имеет еще известный объем, только он не может уже быть разложен на раздельные понятия.

Вопрос об индивидуальных понятиях причастен к этой трудности. Индивидуальным понятие никогда не может называться только на том основании, что случайно в эмпирической действительности существует одна только такая вещь, которая ему соответствует. Точно так же как логическая природа понятия нисколько не поражается тем, если бы не было дано ни одного ему соответствующего объекта. Индивидуальным понятием может называться лишь такое понятие, благодаря признакам которого дана уже единственность соответствующего ему объекта. Так, центр мира есть в этом смысле индивидуальное понятие. Напротив, вопрос о том, все ли индивидуумы, фактически подпадающие под данное понятие, могут быть различимы еще иным образом, нежели пространственно и временно, и одну лишь или несколько единичных вещей может содержать под собой понятие наименьшего объема, – этот вопрос нисколько не касается логического рассмотрения, а относится к реальной науке.

На этом основании это также чистая случайность, если число подпадающих под два по содержанию различных понятия вещей оказывается одним и тем же, и они могут поэтому называться равнозначащими или замещающими друг друга представлениями не как понятия, но лишь постольку, поскольку, будучи употребляемы как имена, они обозначают для нашего познания одни и те же вещи. В действительности они различны и, с логической точки зрения, имеют различный объем. Двуногое непернатое животное есть иное понятие, нежели понятие человека. Только будучи употребляемы как имена, они обозначают те же самые существа. Поэтому от логического объема понятия необходимо отличать эмпирический объем имени.

Самое большее, можно было бы сомневаться относительно того, являются понятия «равносторонний треугольник» и «равноугольный треугольник» тождественными или различными. По формуле они различны. Но так как признак «равносторонний» совместно с признаками, обнимаемыми в слове «треугольник», с необходимостью содержит в себе признак «равноугольный», и наоборот, то они имеют абсолютно ту же самую ценность. И различными их можно признавать лишь в том случае, если придерживаться одного только грамматического выражения. Но в таком случае должны быть различными понятиями и равносторонний прямоугольник, и прямоугольный ромб.

Далее, прямо сравнимыми являются лишь объемы высших и подчиненных понятий. Объемы понятий, не зависящих друг от друга, не могут быть сравниваемы, исключая разве то, что всякое понятие, допускающее еще многие детерминации, в общем может быть названо широким, а всякое понятие, допускающее лишь еще немногие детерминации, может быть названо в общем узким. Но определенной общей меры объемов не может быть.

Далее, необходимо различать между логическим объемом понятия и его эмпирическим объемом. Логический объем конституируют все те понятия, какие получаются путем дальнейшей детерминации его признаков, которая дана вместе с этими признаками. Но там, где детерминация руководится лишь нашим познанием фактически данных вещей, где ряд самих по себе возможных детерминаций и комбинаций признаков вовсе не осуществляется, так как у нас нет для этого никакого эмпирического повода, – там речь может идти лишь об эмпирическом объеме, так как мы не усматриваем ни необходимости выполнить именно эти детерминации, ни необходимости выполнить только эти детерминации. Никто не может вывести из понятия металла, что существует столько-то и лишь столько-то различных металлов. Но это было бы совершенно пустым занятием, если бы мы вздумали испробовать все возможные различные комбинации признаков. Объем понятия «металл» конституируется для нас понятиями известных металлов. Но именно на этом основании эмпирический объем понятия никогда нельзя рассматривать как замкнутый.

6. К отношению между высшими и подчиненными понятиями обыкновенно применяются также и выражения род и вид, genus и species. Всякое понятие по отношению к низшему есть genus, по отношению к высшему – species. По отношению к этим терминам равным образом имеет силу то положение, что они обладают определенным смыслом только в пределах той же самой категории. «Красный» не есть родовое понятие для розы, а лишь для различных оттенков красного. Высшими родами, ????? ????, являются поэтому категории. Их общим, в конце концов, является опять-таки лишь отношение, выражающееся в том, чтобы быть объектом мышления. Если же не придерживаться строго указанного определения, то у нас было бы столько же высших родов, сколько имеется независимых друг от друга каких бы то ни было признаков.

От родового понятия, само собою разумеется, необходимо различать род в конкретном смысле, совокупность подпадающих под родовое понятие вещей. Так, от родового понятия «человек» необходимо отличать «человеческий род».

7. От одного и того же понятия можно восходить к различным высшим понятиям, если оно содержит различные, друг от друга не зависящие признаки. От понятия квадрата можно восходить к понятию равностороннего четырехугольника, к понятию прямоугольного четырехугольника, к понятию правильной фигуры, в зависимости оттого, что отпадает один из признаков – «прямоугольный», «равносторонний», «четырехсторонний», которые все независимы друг от друга. Все высшие понятия одинаково относятся к понятию квадрата как родовые понятия. Этому соответствует то, что детерминация точно так же может происходить в различном порядке, смотря по тому, берется сперва один или другой из числа независимых признаков. От понятия прямолинейной плоской фигуры можно прогрессировать в порядке figura plana rectilinea quadrilatera – fig. pl. r. quadrilatera aeuqilatera – fig. pl. r. quadrilateral aeuqilatera aequiangula. Но также и в таком порядке: figura plana rectil. aequiangula – fig. pl. r. aequiangula aequilatera – fig. pl. r. aequiangula aequilatera quidrilatera и т. д. Всякое понятие, содержащее не зависимые друг от друга признаки, может, следовательно, лежать в различных рядах подчиненных одно другому понятий. И чтобы исчерпать здесь все возможности, – для этого потребовалось бы арифметическим путем вычислить все комбинации.

Нет, следовательно, такого порядка в последовательности подчинения, который с необходимостью вытекал бы из природы понятий; нет такого неизменного иерархического порядка, в который одинаковым образом включались бы все логические возможные и правомерные понятия. Так как понятия в нашем смысле суть субъективные образования, формулы, цель которых заключается прежде всего лишь в том, чтобы фиксировать наши представления и наложить на них печать общепонятных и однозначных предикатов, – именно на этом основании им свойственна также подвижность и свобода создавать многообразные комбинации⁸⁹.

8. Итак, первоначальнейшей функцией понятий является то, что они служат предикатами в наших многообразных суждениях. То, что понятия, как правило, беднее определениями, нежели конкретные и вполне определенные субъекты, относительно которых они предицируются, и что у них наблюдается больший или меньший недостаток, если сравнивать их с наглядной действительностью отдельных вещей, процессов, событий и т. д., – это обстоятельство при указанной их функции не может являться для них каким-либо несовершенством. Ценность понятия «плоды» не терпит ущерба от того, что ни один человек не может есть вообще плодов, а только яблоки или груши и т. д., и притом вполне определенного сорта, так что каждый экземпляр обладает индивидуальной формой и величиной. Точно так же ценность понятия «часы» столь же мало умаляется оттого, что никто не может иметь часы вообще, а лишь часы с маятником или пружинные часы и т. д. Эта разница между понятием и сущим необходимо дана вместе с его целью и его функцией. Поэтому когда логическая теория хочет вновь исправить этот мнимый недостаток, утверждая или требуя, чтобы понятие вещи содержало существенные ее признаки, – благодаря чему то, что понятие оставляет еще неопределенным, устанавливается как несущественное, как акцидентальное, – то это требование упускает из виду высшую и общую цель образования понятий. Не говоря уже о том, что мы должны были бы обладать познанием, проникающим весь мир, чтобы знать, что является существенными признаками вещей и что несущественными; помимо того утверждение это, если сопоставить его с высшими понятиями и с подчинением понятий, необходимо приводит к пантеистическому выводу, что сущностью всех вещей является только Единое и что все различия только акцидентальны, в конце концов, основываются лишь на субъективном способе представления. Не существует никакой абсолютной и неизменной границы между теми различиями, какие должно игнорировать фиксирование понятий, дабы не привести к необозримому их расщеплению, и теми, которые еще могут быть фиксированы и формулированы в понятиях. Поэтому с тем же правом, с каким просто индивидуальные различия подпадающих под низшее понятие вещей являются просто акцидентальными, – с тем же правом и различия последнего вида являются акцидентальными по отношению к роду. А так как, в конце концов, высший род всегда относится к своему виду, как самое специальное понятие к еще различимым индивидуумам, то лишь высшее понятие может выражать собственную сущность. Таков в действительности генезис учения Спинозы, что есть только субстанция и все различия суть простые видоизменения этого Единого.

Различие между существенными и несущественными признаками получает впервые свое значение и свое право в области целевых, телеологических понятий. Там, где дело идет о том, чтобы достигнуть какой-либо цели при помощи реальных средств, – там эти последние в силу своего естественного качества обыкновенно обладают еще целым рядом таких свойств, которые не составляют предмета хотения и поэтому не определяются понятием цели. По отношению к этой последней они являются акцидентальными. Потребность в защите от холода создает целевое понятие о препятствующем потере тепла покрове. Тем самым от того вещества, которое должно служить этой цели, требуется, чтобы оно было плохим проводником тепла и обладало гибкостью. Но всякое доступное нам вещество помимо свойства быть плохим проводником тепла и гибким обладает еще многими другими свойствами. Последние нисколько не содействуют осуществлению цели. По отношению к понятию одежды они являются акцидентальными. Равным образом, понятие часов первоначально является целевым понятием – понятие прибора, измеряющего время при помощи пространственных изменений. Для понятия часов является акцидентальным, как они устроены, раз только они выполняют свою цель. Здесь, следовательно, субъективное понятие со своими признаками в действительности предшествуют реальности. Что могут осуществляться не только те определения, какие оно заключает в себе, – это зависит от природы тех вещей, которые должны применяться в качестве средств. Вместе с многообразием средств оно становится особенным. Только там, где сама природа подводится под понятие цели и рассматривается так, словно она хочет осуществить известные идеи или формы, которые мыслятся в подобной же неопределенности и изменчивости, как человек мыслит свои цели, – только в этом случае имеет смысл различать существенные и несущественные признаки в представлении о существующей вещи. Если природа имеет в виду создать лишь форму, строение и организацию лошади, а цвет для ее цели является безразличным, то он имеет значение несущественного признака, который имеется здесь лишь потому, что лошадь должна ведь иметь какой-либо цвет. Изменяемость таких признаков у индивидуумов, в иных отношениях одинаковых, имеет тогда значение указания на их безразличие. Тогда как, с естественно-научной точки зрения, белый цвет белой лошади и черный цвет вороной столь же необходимо вытекают из телосложения отдельных индивидуумов, как строение из скелета и их мускулов.

Различие между существенным и несущественным кроется, следовательно, в конце концов, всегда там, где с данным уже понятием сравнивается содержащееся под ним представление и реализация понятия отыскивается и рассматривается в этом последнем. Если уголовное право устанавливает известные понятия преступлений, как предумышленное убийство и т. д., то судья в отдельных конкретных поступках ищет те признаки, какие определяет закон. Эти признаки существенны для подведения и для определения меры наказания; индивидуальные же обстоятельства деяния, которые не предусмотрены, являются несущественными. Существенно, совершенно убийство предумышленно или непредумышленно, обдуманно или необдуманно. Несущественно – при помощи шарообразной пули или при помощи конической.

Та же самая точка зрения появляется вновь и в том случае, если задача состоит в том, чтобы фиксировать в понятии значение какого-либо употребительного слова. Несущественным теперь оказывается то, что не относится к общему значению, а принадлежит лишь более определенным, содержащимся под этим вещам или более специальным представлениям. В этом смысле для понятия дома несущественно, покрыт он черепицей или соломой; для него существенно, что он вообще имеет крышу. В фактическом значении слова «дом» заключено это «быть покрытым», но определенный материал не заключен.

9. От этого логического рассмотрения различия между существенными и несущественными признаками вещи необходимо строго различать вопрос, что принадлежит к реальной сущности вещи, что существенно ей или несущественно (ср. § 33, 4). Если ставится требование так образовать понятия вещей, чтобы они выражали их сущность, т. е. те определения, которые принадлежат им сами по себе и вытекают из их существа, тогда признаки понятия должны содержать существенные определения вещей и под то же самое понятие должны подпадать все те вещи, сущность которых одна и та же. Но ясно, что требование это может быть выполнено только при помощи infimae species, если мы не хотим впасть в пантеистическое направление; следовательно, для всех высших понятий оно не имеет уже никакого смысла. Равным образом, ясно, что эти существенные понятия, если они вообще достижимы, могут составлять лишь небольшую часть тех понятий, в которых мы вообще нуждаемся. Ибо для познания дело идет не только о том, чтобы познать остающуюся неизменной и равной себе сущность, но и многообразное обнаружение, проявление и действие этой сущности. А для этого точно так же требуются суждения, предикаты которых суть понятия.

Конечно, с одной стороны, обнаруживается различие между устойчивыми и пребывающими и изменчивыми и сменяющимися свойствами или состояниями вещи – различие, которое Картезий хотел обозначить различением attributa и modi. Так как понятие должно быть постоянным представлением и понятие вещи имеет в виду нечто устойчивое во времени, то в понятии вещи может заключаться лишь то, что принадлежит ей как пребывающее. Следовательно, по отношению к понятию вещи изменчивое оказывается несущественным, но только потому, что оно не может быть включено в понятие, а не потому, чтобы оно не имело никакого отношения к реальной сущности вещи. Ибо эта последняя выражается именно в изменениях, и поэтому мы вынуждены включить в понятие вещи пребывающее основание изменяющегося, как способность, сила и т. д., если мы хотим выразить ее реальную сущность.

10. От различия существенных и несущественных признаков, которое не имеет никакого смысла по отношению к понятию как таковому, необходимо, конечно, отличать другое различие – различие между основными и производными признаками. Если из какой-либо комбинации элементарных признаков с необходимостью возникают другие предикаты, то первые называются основными, вторые – производными⁹⁰. Основным свойством прямоугольника является то, что он имеет параллельные стороны и прямые углы; производным то, что он имеет равные диагонали. Основным признаком нечетного числа служит то, что, деленное на два, оно дает в остатке единицу; производным служит то, что оно не делится на четные числа, и т. д. Но и здесь необходимо отвергнуть смешение логического и метафизического. Основным признакам нельзя придавать того значения, что они конституируют-де реальную сущность вещи (об этом мы во многих случаях ничего не знаем), но лишь то значение, что соответственно тому способу, каким мы познаем взаимную зависимость признаков, они конституируют понятие как определенное представление.

11. Из нашего учения об отрицании вытекает, что отрицательные определения никогда не являются первоначальными элементами в представлении и что поэтому они не могут стать признаками в собственном смысле. Всякое отрицательное определение предполагает отрицательное суждение, и субъект этого суждения должен мыслиться определенным до отрицания, чтобы служить основанием для отрицания. Насколько отрицательные определения все же могут стать необходимыми для строя понятий – это выяснится в дальнейшем.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.