§ 46. Истинность высказывания о нас самих

§ 46. Истинность высказывания о нас самих

Среди непосредственных суждений о сущем на первом плане стоят те, которые высказывают непосредственное сознание нашей собственной деятельности, как она дана в каждый момент нашей бодрствующей жизни. Их достоверность не поддается никакому дальнейшему анализу. Они заключают в себе не только достоверность суждения «Я есть», но также и достоверность реальности единства субстанции и деятельности.

Поскольку им присуще время, они предполагают общую необходимость представлять наши отдельные деятельности как протекающие во временном ряду и общезначимые правила, требующие, чтобы каждому моменту было указано его место в этом временном ряду.

1. Суждения «Я ощущаю боль», «я вижу свет», «я хочу то-то и то-то» настолько абсолютно достоверны, и их значимость настолько понятна сама собой, что здесь, по-видимому, нет совсем никакой почвы для логического исследования об их правомерности и об основании их необходимости. Действительно, если предположить ясность сознания, отчетливость и совершенное развитие понятий, служащих предикатом, то ни один человек не может сомневаться в их истинности, и никто не приписывает себе права заподозревать высказывания другого – предполагая правдивость его речи, – должно ли верить ему также и в том, что он высказывает о себе самом. Таким образом, прежде всего, по-видимому, следует установить лишь их различие от суждений о понятиях.

2. Различие это действительно глубокое. Суждения о понятиях имеют такие субъекты, относительно которых признается, что они мыслятся всеми одинаковым образом. Суждение «я вижу» имеет такой субъект, который так, как я его представляю, не может представляться никем другим. В суждении о понятии объясняется содержание субъекта, которое мыслится в нем всегда одинаковым образом. Что есть содержание того, что я обозначаю при помощи «Я», – этого никогда нельзя указать исчерпывающим образом; оно дано нам так, что тут совершенно невозможно никакое сравнение с какими-либо другими объектами нашего мышления. Суждение о понятии гласит: «Если я мыслю А, то я необходимо мыслю его вместе с определением В»; при суждении самосознания нет никакого «если»; субъект попросту мыслится, если вообще нечто мыслится, и то, что он мыслится, – это является безусловно фактической предпосылкой для всякого другого мышления. Суждение о понятии ничего не говорит о существовании своих объектов, но суждение «я вижу» всегда включает в себе суждение «я есть». При всяком понятии может быть поставлен вопрос, существует ли то, что оно содержит. Существую ли я – об этом невозможно спрашивать. Признаки понятия неизменны, предикаты «Я», за исключением самого «Я», изменяются от момента к моменту. И всякому суждению, когда оно выполняется, принадлежит все же непосредственно достоверная истинность, которая может быть только признана, но не подлежит испытанию со стороны своих оснований. Принцип согласия гарантирует, конечно, что общее понятие предиката согласуется с данной в непосредственном наглядном представлении деятельностью. Но он не в состоянии гарантировать ни того утверждения, что субъект выполняет именно эту деятельность, ни заключающегося здесь утверждения, что он существует¹⁰¹.

3. Если высказывания всякого самосознания мы должны признавать как нечто такое, достоверность чего мы не можем свести к чему-либо иному, от чего оно зависело бы, то дело идет лишь о том, чтобы констатировать, что именно признается этим.

Прежде всего по отношению к этому субъекту невозможно выполнить указанное выше разделение между просто представляемым и его бытием, и суждение «я есть» не имеет, следовательно (подобно всем другим суждениям существования), в качестве субъекта, которому могло бы приписываться бытие, «Я» как просто представляемое, но субъект и предикат неразрывно сопринадлежны друг другу.

Далее, вместе с непосредственной достоверностью высказываний самосознания, по крайней мере в этом пункте, дана реальность синтеза субстанции и деятельности; а поскольку деятельности сводятся к свойствам, дана также и реальность синтеза между субстанцией и свойством.

Наконец, сама основная достоверность относительно бытия касается как раз такого суждения, которое подобным же образом не может повторяться никем другим, и сводится к совершенно индивидуальному акту. Ибо то представление, какое другой имеет обо мне, отлично от того, какое я имею о себе. Оно касается того же самого субъекта, но не тем же самым образом. Полагание бытия является, следовательно, где оно происходит первоначальнейшим образом, индивидуальным и от индивидуальных условий зависящим актом. Всякое суждение о другом «Я» необходимо является опосредствованным, одинаково как признание его бытия, так и вера в его высказывание.

4. Но эта непосредственная достоверность всегда принадлежит лишь мгновенному самосознанию, тому суждению, которое высказывает то, что имеется налицо именно теперь; суждение является, следовательно, истинным лишь для определенного момента времени. В том способе, как мы имеем сознание о своих отдельных состояниях, уже сополагается представление о времени, ибо сознание единичного акта никогда не бывает дано нам без воспоминания о предшествующих по времени актах, и в сознании о нас самих всегда содержится уже сознание о тождественном во времени «само». Поскольку дело идет теперь лишь о том, что в каждое мгновение представляется длящимся также и наше существование в прежнее время и тем самым наше существование вообще, постольку тут полагается также и непосредственная достоверность; в «я есть» со столь же неоспоримой надежностью содержится вместе с тем и «я был прежде». Однако дальше этого, строго говоря, не простирается эта надежность. С одной стороны, поскольку дело идет о чем-либо единичном из воспоминания, высказывание является, конечно, достоверным: я теперь верю, что я сделал раньше то-то и то-то. Но сама эта вера не может притязать на ту же самую надежность. Вера эта из реальности имеющегося теперь воспоминания выводит реальность прежнего реального события. Но в таком случае она являлась бы правомерной лишь тогда, если бы существовал абсолютно необходимый закон, который требовал бы, чтобы относительно того, о чем я верю теперь, что я сделал это, я при всех обстоятельствах оставался при том убеждении, что я действительно сделал это раньше, т. е. если бы мы не знали ошибок в воспоминании. Часть наших воспоминаний, в особенности воспоминания о недавнем прошлом, являются для нас, конечно, абсолютно надежными. Но столь же несомненно, что воспоминание это, по крайней мере в виде исключения, приводит к заблуждению и что нет никакого надежного критерия для разграничения безошибочных воспоминаний от ошибочных; истинность и надежность наших воспоминаний, в конце концов, гарантируется лишь той осознанной всесторонне непрерывной и согласующейся связью, в какую мы можем поставить наши воспоминания. Следовательно, суждение, что я действительно совершил раньше определенный акт, так как я верю, что припоминаю об этом, не может рассматриваться как непосредственно надежное. Оно есть опосредствованное суждение, поскольку на основании настоящего представления оно утверждает реальность соответствующей ему прежней деятельности, и для этого акта суждения нет непосредственно достоверного и абсолютно надежного правила¹⁰².

В этой области лежат, конечно, и те психологические трудности, которые сопряжены с возможностью удостовериться относительно постоянства наших понятий и тем самым относительно того, что логический идеал выполнен. Ибо поскольку наше мышление совершается во временно раздельных актах, ненадежность воспоминания поражает также и сознание, что то самое, о чем я теперь мыслю, есть то, что я уже раньше мыслил. Указанный идеал поэтому может быть достигнуть лишь приблизительно, и для этого требуется не только неустанное упражнение, но также и внешние вспомогательные средства, среди которых первое место принадлежит письменности. Ее значение так велико, что наука, можно сказать, становится возможной лишь вместе с письменностью.

5. С другой стороны, дело идет о том, что благодаря всякому суждению об имеющейся теперь налицо деятельности, поскольку эта последняя тем самым ставится во временной ряд, определяется вместе с тем ее значимость для отдельного момента времени и что это «теперь» образует нераздельную часть суждения. Ибо будучи отнесена к какому-либо другому моменту времени, значимость этого суждения уничтожалась бы другими. Итак, если суждение, включающее в себе, таким образом, временный момент своей значимости, должно быть объективно значимым, то это предполагает не только то, что имеется общая необходимость представлять отдельные моменты нашего сознания как одинаково протекающие во временном ряду, т. е. что имеется одно и то же для всех время. Помимо того, если такое суждение притязает на общезначимость, то должны быть также и общие правила, из которых вытекает необходимость указать для истинности всякого суждения ее определенное время. Дабы мое суждение были значимым, дабы оно было общепризнанным, для этого, следовательно, необходимо, чтобы тот момент времени, для которого оно является значимым, мог определяться общезначимым образом.

Следовательно, недостаточно того, как это учит Кант, что время вообще является необходимым представлением, но, кроме того, требуется фиксирование одинакового для всех момента времени в объективном времени и общая мера времени, соответственно которой каждому единичному факту сознания указывается его место.

Вопрос о том, как найти эти правила, не может быть разрешен путем нисхождения к непосредственно достоверному, так как он приводит назад, к сравнению непосредственно достоверного для меня с представлениями о времени других. Исследование этого вопроса составляет проблему для третьей части настоящего труда.