I

I

Изв?стный апологетъ семьи В. В. Розановъ любитъ называть себя въ своихъ статьяхъ «добрымъ буржуа» – и всегда, когда ему приходится касаться вопроса о собственности, онъ остается в?ренъ себ? и утверждаетъ собственность какъ начало неприкосновенное. Этотъ писатель среди «своихъ талантливыхъ» темъ представляется мн? челов?комъ проницательнымъ и посл?довательнымъ, и не случайно у него такъ сильно развиты эти два чувства: чувство семьи и чувство собственности. Да, семьянина непрем?нно потянетъ къ своему дому и своей земл? и онъ ревниво будетъ смотр?ть на своего сос?да и посп?шитъ огородить свое жилище высокимъ заборомъ.

Еще ран?е Розанова на внутреннюю, интимную связь семьи и собственности указалъ Ницше. Но Ницше, впрочемъ, сурово разд?ляетъ тему брака отъ темы семьи. «Учрежденіе никогда не основываютъ на идіосинкразіи – говоритъ Ницше – бракъ не основываютъ на „любви“ – его основываютъ на половомъ инстинкт?, на инстинкт? собственности (жена и ребенокъ, какъ собственность), на инстинкт? властвованія»…

При сопоставленіи этихъ темъ – семья и собственность – становится очевиднымъ, что проблема соціализма вовсе не только формально-соціологическая, но и проблема религіозная. Оказывается, что если любовь раскрывается, какъ начало семейное, т. е. если полъ утверждаетъ себя въ д?торожденіи, то всл?дъ за такимъ утвержденіемъ – по какому-то метафизическому и психологическому закону – влечется и утвержденіе, закр?пленіе чувства собственности.

Итакъ, семьянинъ по природ? своей всегда собственникъ, и намъ, освободившимся въ сознаніи своемъ отъ власти вещей, необходимо подвергнуть р?шительной критик? семью, какъ начало, угрожающее желанному намъ ускоренію историческаго процесса.

Семья современная, т. е. непрем?нно буржуазная семья, уже не разъ разсматривалась критически съ вн?шней стороны. Марксъ, Энгельсъ, Бебель, Каутскій и многіе иные соціалисты подвергли блестящему и остроумному анализу институтъ семьи и показали съ достаточной очевидностью непрем?нную связь буржуазной семьи съ проституціей: право собственности, поощряя счастливыя и сытыя пары къ размноженію новыхъ и новыхъ м?щанъ, въ то же время толкаетъ въ публичный домъ и на улицу т?хъ голодныхъ д?вушекъ, которыя не им?ли счастья заручиться супругомъ.

Но блестящій анализъ семейнаго института, сд?ланный соціалистами-позитивистами, совершенно не касается сущности семьи, а пожалуй также и сущности собственности. Эта поверхностность соціологовъ обнаруживается тогда, когда они думають найти разр?шеніе проблемы семьи въ коллективистическомъ обществ?, мечтая, что новый соціальный принципъ регулированія интересовъ спасетъ сущность брачныхъ отношеній.

Современный соціалъ-демократъ, пожалуй, даже не безъ гордости скажетъ: мы, в?дь, не коммунисты какіе-нибудь, мы не станемъ отнимать у индивидуума одежды и утвари: только орудія и средства производства должны быть въ рукахъ соціалистическаго общества, а все остальное приложится, – а потому и семья, освобожденная юридически и обезпеченная экономически, не погибнетъ, а расцв?тетъ въ новомъ обществ?.

Но пожелаемъ ли мы этого расцв?та семьи и до-рожимъ ли мы т?мъ «своимъ кускомъ», которымъ манятъ насъ? Соглашаясь всец?ло съ соціалистами, пока ихъ разсужденія не выходятъ за пред?лы соціологіи, я перестаю ихъ понимать, когда тема семьи и собственности явно д?лается темой религіозной, т. е. когда разр?шеніе интересующей насъ проблемы уже не зависитъ отъ того или иного механическаго устроенія общества, а всец?ло зависитъ отъ личности и входитъ въ насъ, какъ острый вопросъ религіознаго сознанія.

Наступаетъ душевный кризисъ: челов?къ перестаетъ желать семьи и вм?ст? перестаетъ желать своего дома. Это новое нежеланіе семьи вовсе не тотъ вульгарный и неумный уходъ отъ семьи въ проституцію и развратъ безъ любви, которые мы наблюдаемъ въ м?щанскомъ обществ?, а исходъ въ новую любовь, которая уже свободна совершенно отъ узъ механической общественности. Соціализмъ оказывается необходимымъ моментомъ для реализаціи этой новой любви, потому что только при немъ индивидуумъ освобождается отъ власти вещей, но соціализмъ еще не все: имъ еще не все дано.

Если Марксъ и его посл?дователи, въ силу своей религіозно-философской сл?поты, не понимали, что тема брака выходитъ иэъ сферы соціологіи, то съ другой стороны – теологи, метафизики и мистики нер?дко впадали въ другое заблужденіе, в?руя, что роковая проблема можетъ разр?шиться помимо т?хъ путей, по коимъ влачится всемірная исторія.

Брезгливое отношеніе къ соціализму, какое мы наблюдаемъ и у н?которыхъ современныхъ теологовъ, свид?тельствуетъ о чрезвычайномъ легкомысліи этихъ писателей. Эти писатели, несмотря на непрестанные разговоры о синтез? духа и плоти, трусливо уходятъ отъ того желаннаго намъ религіознаго реализма, который раскрываетъ смыслъ и мистическое содержаніе грядущаго и желаннаго намъ коммунистическаго общества.

И такъ, или мы должны утвердить себя въ безусловномъ аскетизм?, отрицая всякій смыслъ въ историческомъ процес?; или мы должны признать вм?ст? съ Соловьевымъ, что «соціализмъ является, какъ сила, исторически оправданная».

Т?, которые мыслятъ себ? соціализмъ, какъ начало статическое, какъ благополучное устроеніе челов?чества, какъ счастливый «муравейникъ», мыслятъ ненаучно и по существу вульгарно: соціализмъ принимается нами только въ его движеніи, т. е. постольку, поскольку онъ разлагаетъ устои буржуазнаго общества и освобождаетъ челов?ка отъ власти вещей.

Съ другой стороны, мы не в?римъ, какъ в?рятъ н?которые соціалисты-позитивисты, что существуетъ будто бы въ возможности какая-то форма коллективистическаго общества, при которой самъ собою разр?шается вопросъ о семь?. Такой формы н?тъ, и быть не можетъ: даже безусловное отрицаніе всякаго права на собственность опред?ляетъ только съ вн?шней стороны природу новаго брачнаго союза. Мы же интересуемся въ данномъ случа? не только вн?шними формальными условіями, въ которыхъ осуществится новая любовь и новыя брачныя отношенія, но и сущностью этихъ отношеній; мы желаемъ, если не разр?шить, то по крайней м?р? поставить тему: любовь и бракъ при св?т? современнаго религіознаго сознанія, какъ мы понимаемъ его.

Итакъ, мы принимаемъ, что среда, въ которой возможно будетъ создать новую формусвободнаго любовнаго союза, есть среда общества коммунистическаго. Самъ по себ? – разум?ется – соціализмъ ничего положительнаго внести не можетъ въ область Эроса, но уничтоженіе буржуазныхъ экономическихъ отношеній освободитъ личность отъ вн?шнихъ механическихъ преградъ и откроетъ для нея свободные пути для взаимод?йствія съ челов?чествомъ. Но ненадо быть пророкомъ, чтобы предсказать, что будущее общество, утомленное и осл?пленное исторіей, не сум?етъ сразу найти тотъ первоисточникъ любовной энергіи, который является единственнымъ началомъ, способнымъ соединить челов?чество, утверждая его, а не порабощая. Ч?мъ же характеризуется это единое начало и въ чемъ же смыслъ любви? Вл. Соловьевъ утверждалъ, что смыслъ любви заключается въ процесс? становленія отъ множественности къ единству, и это утвержденіе его – мудрое по существу – не только опред?ляетъ идею любви, но и предр?шаетъ природу того единаго начала, ко-торое соединяетъ людей. Природа этого начала – природа богочелов?ческая. Развитіе любовныхъ и брачныхъ отношеній лучше всего характеризуется, какъ уходъ изъ дурной безконечности (д?торожденіе) въ безконечность истинную (утвержденіе абсолютнаго начала въ личности и личности въ абсолют?). Интеграція челов?чества въ любви не противор?читъ истинному индивидуализму, который не боится религіозной общественности. Мы всегда исходимъ изъ идеи посл?дняго освобожденія и утвержденія личности и оставаясь въ этомъ смысл? индивидуалистами – ищемъ путей для наилучшаго осуществленія этого волевого устремленія. Но такъ какъ ничто такъ не утверждаетъ личности, какъ любовь, и такъ какъ въ то же время любовь нельзя мыслить вн? взаимод?йствія между собой личностей, то мы естественно должны прійти къ выводу, что истинный индивидуализмъ ведетъ насъ къ соборности.

Сознавая, что сизигическая природа любви требуетъ внутренняго взаимод?йствія личностей, мы не можемъ доказать безусловной необходимости любви парной. То, что христіанская культура выдвинула эту форму брака, какъ единственно возможную, вовсе не доказываетъ, что она является посл?дней и исключительно желанной формой любовныхъ отношеній. Если половая любовь мужчины и женщины им?етъ особый метафизическій смыслъ и мистическое значеніе въ момент? посл?дняго погруженія въ хаосъ страсти, это еще не значитъ, что и бракъ долженъ носить непрем?нно форму парнаго союза: бракъ сложн?е и значительн?е, ч?мъ простая страсть двухъ индивидуумовъ.

Формы любви – безконечно-разнообразны, но всегда желаннымъ моментомъ истинной любви является исходъ изъ «эгоизма вдвоемъ», изъ любви парной къ любви вселенской. Если же мы желаемъ утвердить себя въ томъ индивидуализм?, который ищетъ опоры въ себ? самомъ вн? религіозной общественности, то намъ необходимо ради посл?довательности отказаться и отъ парной любви для любви уединенной, для самовлюблен-ности. Самовлюбленность, какъ полюсъ, противоположный полюсу любви вселенской, им?етъ свой смыслъ, опред?ляя истинную природу декадентства. Отсюда глубокое различіе двухъ теченій въ современной поэзіи. Я говорю о поэзіи, какъ о музыкальномъ выраженіи сокровенныхъ религіозныхъ переживаній, ибо «музыка – какъ училъ Платонъ – есть знаніе любви въ области ритма и гармоніи». Тема любви и тема музыки связаны между собой по существу.

Только путемъ возсозданія музыки и ритма возможно внести начало Эроса въ сложность жизни. Надо ли это? Вс123; ли элементы жизни достойны Эроса? Я полагаю, что отв?тъ на этотъ вопросъ долженъ быть положительный. Если мы желаемъ соэдать ц?льное міроотношеніе, намъ нельзя высоком?рно обходить ту или иную область жизни, какъ недостойную нашей личности: такихъ областей н?тъ. Не принявъ міра даннаго, мы однако – утверждаемъ міръ желанный, но в?дь – этотъ міръ потенціально эаложенъ въ элементахъ міра эмпирическаго. Не новый міръ надо создавать, а въ корн? изм?нить природу этого міра: изначальные элементы пріобр?тутъ совершенно иное значеніе и по иному раскроются въ нашей душ?. Такъ мы принимаемъ міръ вторымъ пріятіемъ[1].

Богочелов?ческій путь раскрывается двусторонне: объективно и формально онъ совпадаетъ съ «прогрессомъ»,если посл?дній разсматривать въ безм?рно-ускоренномъ процесс? становленія. «Прогрессъ» превращается въ «непрерывную революцію». Но – разум?ется – это только вн?шняя сторона становленія міра къ началу абсолютному. По существу путь богочелов?чества – путь любви. Итакъ, непрерывная и непримиримая борьба съ началомъ механическимъ, во-имя начала музыкальнаго, и – съ другой стороны – устремленіе къ интеграціи міра въ Эрос?.

Да: «стоитъ среди васъ Н?кто, котораго вы не знаете» – вотъ во истину в?чный укоръ пророка намъ – сл?пцамъ; въ любви мы чаемъ узнать таинственное лицо Единаго Начала и чрезъ Него самихъ себя, въ нашей полнот?, утверждая въ себ? изначальную силу любви.

Да! Съ нами Богъ, – не тамъ въ шатр? лазурномъ,

Не за пред?лами безчисленныхъ міровъ,

Не въ зломъ огн? и не въ дыхань? бурномъ,

И не въ уснувшей памяти в?ковъ.

Онъ зд?сь теперь, – средь суеты случайной,

Въ поток? мутномъ жизненныхъ тревогъ.

Влад?ешь ты всерадостною тайной:

Безсипьно зло; мы в?чны; съ нами Богъ!

И вотъ основная наша тема – антиномія свободы и необходимости – находитъ себ? разр?шеніе въ любви. Трагическое столкновеніе личности съ закономъ раскрывается въ св?т? сознанія, что Богъ, т. е. любовь, «не тамъ въ шатр? лазурномъ, не за пред?лами безчисленныхъ міровъ, а здесъ, теперъ». Привходитъ новая Радость подобно тому, какъ въ Девятой Симфоніи Бетховена финальная часть пронизывается лучами религіознаго д?йствія, которое прозр?ваетъ въ хор? Вя чеславъ Ивановъ. И мы вторимъ Шиллеру:

Прочь вражда съ земного круга!

Породнись душа съ душой