1.2.2 Вопрос об онтологическом основании в рамках становления неклассической философии

Вопрос об основании симптоматичен. Во-первых, он всегда отмечает переживание мыслителем онтологической ситуации «минимума бытия» и поиск на пути прояснения собственного способа быть. Поэтому для осуществления понимания того или иного мыслителя на онтологическом уровне целесообразно обращаться, впервуюочередь, к тем моментам его творчества, где он прямо или косвенно ставит вопрос об основании. Во-вторых, выход данной проблематики на передний план в истории философии означает либо назревающий кризис философской системы текущего периода, либо поворотный момент в силу преодоления кризиса предыдущего образа мысли средствами «новой» философии. Постановка вопроса об онтологическом основании «заново» означает конструирование нового (по отношению к предыдущему, не удовлетворяющего изменившимся условиям) способа бытия, осуществление движения приспособления иным образом.

И. Г. Фихте не устраивает в известных ему философских системах то, что в качестве основания полагается «вещь» или, что ещё менее приемлемо, сего точкизрения, абстракция вроде спинозовской субстанции. Он критикует Б. Спинозу, поскольку последний полагает свою субстанцию как «основание» и не даёт никаких разъяснений, постулируя данность «этопростотак есть»46. Фихте вопрошает: «каково совершенно безусловное основоположение?». Его ответ можно сформулировать следующим образом: основание всего – это «Я как абсолютный субъект»47, – и далее в своей философии Фихте разворачивает свой способ бытия, который заключается в прояснении этого «Я» (каково это основание? что оно даёт? как работает? ит.д.). Актом отождествления Я и мира Фихте решает ещё одну проблему, которая его беспокоит: как преодолеть прочерченную И. Кантом пропасть между явлениями и вещами в себе. Трансцендентальность кантовской критической философии Фихте тоже не устраивает. В свете фихтеанской интуиции свободы в самом Я может быть «положено» всё, что угодно, ивсё как бы автоматически основывается в «самополагании» Я. Предлагаемый им новый «критицизм имманентен, потому что он всё полагает в ,9»48, как утверждает мыслитель. «Наукоучение» Фихте чрезвычайно важно для понимания неклассической философии, поскольку во многом задаёт тон перехода к ней.

Во-первых, Я понимается уже не как чисто субстанциальное мыслящее сознание. Бытие Я выражает «дело-действие»49, которое в свете подхода приспособления можно обозначить как субъект фихтеанской онтологии. Мыслитель не случайно настойчиво вопрошает об основании бытия и резко относится к другим учениям: «угроза небытия» встречается ему, впервую очередь, в форме потери устойчивости основания. Фихте понимает, что просто постулировать означает впадать в догматизм, теряющий равновесие в ощущении полноты бытия. У Канта Фихте обнаруживает расколотость Я на две части, активную и пассивную, которая присутствует в модусе регистрации активности другой части. Синтетический характер самопреодоления, выявляемый Фихте в любом действии, становится единственно возможным способом сохранения целостности Я. Однако если для синтеза и нужна граница, то способность полагать её принадлежит только самому Я.

Во-вторых, такое Я перестаёт быть статичным как по «форме», так и по «содержанию». Поскольку Я свободно полагать себя, а вместе с этим и всё остальное – в себе, оно теперь представляет собой постоянно осуществляемый акт самополагания. При этом «оно является в одно и то же время и тем, что совершает действие, ипродуктом этого действия, а именно: действующим началом и тем, что получается в результате этой деятельности»50. Действие и продукт не похожи на «активную» и «пассивную» части мыслящего сознания: в фихтеанском Я всё перерабатывается и объединяется в синтезе.

Наконец, абсолютизирование этого пространства Я, совпадающего со всем миром, становится ценой, которую приходится в такой системе заплатить за сохранение имманентности свободы. Вскоре это не устроит Ф. Ницше, который продолжит разворачивание вопроса Фихте до предела. Вещь, равно как и абстракция, не может выступать в качестве основания бытия, тогда годится ли Я даже со своими синтезами на роль такого основания?

Ницше задаёт поражающий по своей онтологической глубине вопрос – вопрос о вопрошании: «Кто собственно тот, кто предлагает нам здесь вопросы?»51. Это единственное, что его по-настоящему интересует. Можно возразить, что ницшеанской мысли в значительной степени свойственна этическая, авовсене онтологическая направленность. Однако на вторичность этической проблематики по отношению к онтологической не случайно указывает в самом своём названии «наиболее онтологическая» работа Ницше – «По ту сторону добра и зла». Представляется, что этическая проблематика возникает в силу присущей Ницше интуиции живого, сближающей его в этой «направленности» со Спинозой, для философии которого категория «жизни» является основополагающей. Ницше понимает свою задачу как философа (свободного ума) – бороться с предрассудками. Каким способом нам, «чью задачу составляет само бдение»52, можно наиболее эффективно бороться с иллюзиями? Ницше прекрасно ощущает ответ на этот вопрос. Хоть он и критикует платонизм, он понимает, что способ философии – вопрошание – остался неизменным. Далее Ницше говорит именно об этом: «иповеритликто , что в конце концов нам станет казаться, будто проблема эта еще никогда не была поставлена, будто впервые мы увидели её, обратили на неё внимание, отважились на неё?»53.

Ницше чувствует фундаментальный риск онтологии. В каком-то смысле можно говорить о переходе к современной онтологии, именно начиная с Ницше, поскольку он первым заглянул в бездну, вактемужества отбросив предрассудок о необходимости устойчивого основания. Мужество Ницше состоит как раз в вопрошании, осуществляемом несмотря на абсолютный риск небытия. Тем не менее, никто не «застрахован» от метафизики. Хайдеггер со своей позиции находит догматизм конструирования даже у Ницше54, хотя последний всеми силами демонстрирует систему «бессистемности», разрушает субъектобъектный дуализм и открывает единственную возможность бытия Я – «непрестанность творчества»55. Способ бытия, активность которого разворачивается в философии Ницше, одновременно и ответ на его главный вопрос о вопрошании, – это воля к власти как постоянное онтологическое самопревосхождение в вечном возвращении.

Однако и в философии Г. В. Ф. Гегеля переход к неклассической философии осуществляется посредством разработки динамического понимания «субъекта», вмодусе саморазвития. Вслед за Кантом мыслитель оказывается перед многогранным Я, части которого в результате связываются в трансцендентальном единстве апперцепции. Вслед за Фихте Гегель ощущает необходимость не только вывести Я из целостного основания, но и каким-то образом оправдать существование целостного мира. Однако ни кантовский, ни фихтеанский способ построения отношения «Я – мир» Гегеля не устраивает. Он уверен, что даже непротиворечивый «результат» выстраивания системы онтологического отношения не оправдывает то, каким способом достигается этот результат. Мыслитель не в праве ни навязать Я «сверху» единство его аспектов, ни основать всё (втом числе, имир) только на этом многогранном становящемся Я. Поэтому, также оказываясь в ситуации приспособления к изменчивости и «относительности» основания, Гегель полагает общее основание в «объективности» самого бытия: в бытии у Я и у мира должно быть одно основание, оправдывающее их целостность и возможность построения отношения между данными «полюсами».