Становление эксплуататорского общества

Становление эксплуататорского общества

В «Анти-Дюринге» Энгельс убедительно обосновал марксистское понимание общественной жизни человечества и ее развития во времени. Эти проблемы Энгельс рассматривает в IX – XI главах отдела «Философия», а также в II – IV главах отдела «Политическая экономия» и затрагивает в отделе «Социализм». Претенциозным рассуждениям Дюринга о социальных явлениях Энгельс противопоставил диалектико-материалистический анализ истории, основывающийся на принципах объективности, социально-классовой обусловленности и историзма. Если Маркс исследовал в «Капитале» становление, развитие и перспективы капиталистического способа производства, а в «Критике Готской программы» изложил диалектико-материалистическую концепцию социалистического и коммунистического будущего человечества, Энгельс в «Анти-Дюринге» прослеживает «движение» диалектических противоположностей на реальном историческом материале прошлых эпох.

История человечества, производства и культуры предстает в работах Дюринга как хаотическое нагромождение актов насилия и подчинения, внутренним механизмом которых выступали «вечные естественные законы» и столь же беспредметно-абстрактные морально-правовые императивы. Поэтому, чтобы быть конструктивной, критика вульгарных дюрингианских представлений о сути институтов эксплуатации и угнетения должна была выявить закономерный характер их появления на исторической арене.

История общества, по Энгельсу, совершается, как и природа, диалектически. Эта мысль развернута на примере обусловленного развитием производства взаимодействия процессов разложения первобытнообщинной формации и генезиса классовых антагонизмов. Распад социальных связей, характерных для общины и племени, по Энгельсу, – необходимая (но сама по себе еще недостаточная) предпосылка формирования зрелых институтов эксплуатации и угнетения. Ни восточный деспотизм, ни господство сменявших друг друга завоевателей-кочевников в течение тысячелетий не могли насильственно разрушить эти древние человеческие общности. «Только там, где они разложились, – писал Энгельс, – народы двинулись собственными силами вперед по пути развития, и их ближайший экономический прогресс состоял в увеличении и дальнейшем развитии производства посредством рабского труда»[444].

Понимание роли экономических факторов – ключевой момент концепции Энгельса, позволяющий избежать характерного для дюрингианской «критической истории» эклектического сочетания разнопорядковых социально-экономических явлений (в частности, присущих различным историческим эпохам форм власти и собственности), диалектически увязать системный и генетический подходы к исследованию всемирной истории. Так, обращаясь к древней истории, Энгельс показывает, каким образом появление значительного прибавочного продукта, исторически связанное с ирригационным земледелием в долинах крупных субтропических рек, стало почвой для ослабления власти родов и исходной предпосылкой централизованного исполнения общественных функций, иными словами, формирования институтов, которые Энгельс определил как «зачатки государственной власти»[445].

Отвергая примитивную идею о тождественности насилия и рабства, Энгельс выдвинул глубоко диалектический тезис о двух взаимодополняющих путях возникновения отношений господства и подчинения[446]. Исторически наиболее раннее проявление этого процесса он отмечает в древневосточных цивилизациях. Однако устойчивость внутренней структуры общин обрекла на стагнацию начавшуюся здесь социально-классовую дифференциацию. Эксплуатация общинников зарождалась в форме перерастания коллективных работ общин в государственные принудительные работы, то есть как отчуждение высвобождаемого в процессе увеличения масштабов кооперации прибавочного труда, позднее дополняемого, а затем и вытесняемого натуральными податями сельскохозяйственной и ремесленной продукции. Лишь в позднем Вавилоне и Финикии сложились институты частной собственности, напоминавшие греко-римскую античность. В силу экономической необходимости роль развития государственной власти оказывалась в древневосточных цивилизациях более значительной по сравнению с процессом складывания частной собственности.

Напротив, в древнем Средиземноморье процесс разложения первобытнообщинного строя характеризовался тем, что интенсивный обмен и войны, а затем трудовое рабство разрушили структуру общин изнутри. Формировавшаяся частная собственность не только не была здесь продуктом государственной власти, но и сама выполняла роль орудия экономического насилия. Она «освобождала» непосредственного производителя от средств производства и тем самым «принуждала» его к труду, характер, объем и результат которого определялись господином. Для этого последний, помимо распоряжения рабочей силой, должен был располагать как минимум необходимыми для эффективной эксплуатации другого человека орудиями и иными объективными предпосылками труда (рабство становится определяющим характер способа производства моментом, разумеется, за пределами сферы услуг, чего так и не понял Дюринг)[447], а также средствами не только принуждения к труду, но и элементарного обеспечения жизнедеятельности эксплуатируемого. И если, согласно Дюрингу, Робинзон, с помощью шпаги подчиняя Пятницу, «насильственно низводит его до положения „раба или простого орудия для хозяйственных услуг“ и содержит его „также лишь в качестве орудия“»[448], то Энгельс (и в этом он следует Марксу) убежден, что услуга, представляющая собой разновидность живого труда, как и вещь, становится в обществе, где господствует частная собственность, товаром, а значит, предметом отчуждения. Обращаясь к оценке рабства под углом зрения его места в истории развития производительных сил и культуры человечества, Энгельс отметал мещанско-морализаторские сентенции Дюринга и рассматривал рабовладельческий способ производства как закономерную ступень всемирной истории. «Только рабство, – писал он, – сделало возможным в более крупном масштабе разделение труда между земледелием и промышленностью и таким путем создало условия для расцвета культуры древнего мира – для греческой культуры… А без того фундамента, который был заложен Грецией и Римом, не было бы и современной Европы… В этом смысле мы вправе сказать: без античного рабства не было бы и современного социализма»[449].

Следуя принципу единства противоречивых тенденций в истории человечества, Энгельс диалектически рассмотрел взаимосвязь различных возникавших исторически форм эксплуатации. В зависимости от преобладания той или иной формы эксплуатации, отмечал Энгельс, варьировалось и институционное устройство общества, надежно обеспечивающее (в том числе посредством насилия) привилегированным слоям и группам выгоды от использования чужого труда. «…Различные социальные и политические формы, – подчеркивал Энгельс, – должны быть объясняемы не насилием, которое ведь всегда остается одним и тем же, а тем, к чему насилие применяется, тем, чт? является объектом грабежа, – продуктами и производительными силами каждой данной эпохи и вытекающим из них самих их распределением»[450]. Вместе с тем критика теории насилия Дюринга отнюдь не содержит отрицания существенной роли насилия как необходимого компонента всемирно-исторического процесса. В этой связи Энгельс приводит слова Маркса о насилии как повивальной бабке всякого старого общества, когда оно беременно новым. И тем не менее роль (в том числе революционная) политического насилия в принципе вторична по отношению к экономическим потребностям и процессам. «…Во всей теории насилия, – заключает Энгельс, – верным оказывается лишь то, что до сих пор все формы общества нуждались для своего сохранения в насилии и даже отчасти были установлены путем насилия. Это насилие в его организованной форме называется государством»[451].

В качестве самостоятельного аспекта проблемы насилия в «Анти-Дюринге» рассмотрен вопрос о материальных основах вооруженной борьбы и военного дела. В качестве такой основы Энгельс рассматривал производительные силы общества, способ производства в целом. Непосредственно вооруженные силы и ведение войны, подчеркивал он, зависят от экономики страны, прежде всего от ее промышленного потенциала[452], финансов, средств сообщения и связи. В 1892 году в письме Н.Ф. Даниельсону Энгельс прямо назвал военное дело отраслью крупной промышленности[453]. «…Внедрение железных дорог, паровых машин, электричества и крупной промышленности сделалось необходимостью уже из соображений военной обороны»[454].

В число материальных основ военного дела Энгельс включал также военную технику и вооружение. Этот фактор, являющийся прямым производным от промышленного развития, влияет на оснащение армии и флота и особенно на военное искусство. «…Успехи техники, едва они становились применимыми и фактически применялись в военном деле, тотчас же – почти насильственно, часто к тому же против воли военного командования – вызывали перемены и даже перевороты в способе ведения боя…»[455]

Важнейшей материальной основой армии является население страны. Этот вопрос Энгельс, кроме «Анти-Дюринга», рассмотрел в 90-е годы в работе «Может ли Европа разоружиться?», в которой он подробно исследовал отношения армии и народа. Вооруженные силы страны, отмечал он, зависят не только от численности населения, но и от его классового состава, физического состояния, распределения между городом и деревней, промышленными и сельскохозяйственными округами, степени образования, образа жизни, политических настроений, политических и экономических интересов. Все эти факторы, подчеркивал Энгельс, также обусловлены социально-экономическим развитием страны, но вместе с тем и ее государственным строем и политическим положением. От населения страны непосредственно зависит состав армии, ее боеспособность и военное искусство[456].

Рассматривая в своем произведении «Анти-Дюринг» и в подготовительной работе «Тактика пехоты и ее материальные основы» наиболее яркие примеры из истории армий, войн и военного искусства и тогдашний уровень развития армии и флота, Энгельс сформулировал один из основных тезисов своей военной теории: «Ничто так не зависит от экономических условий, как именно армия и флот. Вооружение, состав, организация, тактика и стратегия зависят прежде всего от достигнутой в данный момент ступени производства и от средств сообщения»[457]. Без этих условий насилие перестает быть силой. В «Анти-Дюринге» также показано, что военное дело не статично, что процесс его развития, так же как все явления, подчинен общим законам диалектики. Под влиянием прогресса производства и общественных отношений, отмечал он, происходят постоянные взаимосвязанные изменения в оснащении.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.