С. Идея.

С. Идея.

§ 213.

Идея есть истина в себе и для себя, абсолютное единство понятия и объективности. Ее идеализованное содержание есть не что иное, как понятие в его определениях. Ее реальное содержание есть лишь

{321}

раскрытие ее самой в форме внешнего существования, и, замыкая эту форму (Gestalt) в своей идеальности, идея удерживает ее в своей власти, сохраняет, таким образом, себя в ней.

Примечание. Определение абсолютного, согласно которому оно есть идея, само абсолютно. Все предыдущие определения приходят к этому определению, сосредоточиваются в нем. — Идея есть истина, ибо истина состоит в соответствии объективности понятию, а не в соответствии внешних предметов моим представлениям; последнее есть лишь правильное представление, которое я, данное лицо, составляю себе.

В идее дело не идет об «этом», о единичном, не идет дело ни о представлениях, ни о внешних предметах. — Но и все действительное, поскольку оно—нечто истинное, есть идея и обладает своей истинностью посредством и в силу идеи. Единичное бытие представляет собою какую-нибудь одну сторону идеи; последней нужны поэтому еще другие действительности, которые также выступают как обладающие видимо самостоятельным существованием. Лишь во всех них вместе и в их соотношениях друг с другом реализовано понятие. Единичное, взятое само по себе, не соответствует своему понятию; эта ограниченность его существования составляет его конечность и ведет к его гибели.

Идею не следует понимать как идею о чем-то, идею о том или другом предмете, точно так же, как не следует понимать понятие лишь как определенное понятие. Абсолютное есть всеобщая и единая идея, которая в акте суждения, перводеления (urtheuend), обособляет себя в систему определенных идей, которые, однако, по своей природе не могут не возвратиться в единую идею, в их истину. В силу этого суждения, этого перводеления, идея вначале есть лишь единая всеобщая субстанция, но в своей развитой, подлинной действительности она есть субъект и, таким образом, дух.

Идею, поскольку она не имеет своей исходной и опорной точкой некоторого отдельного существования, часто принимают чем-то чисто формально логическим. Такое понимание следует предоставить тем точкам зрения, для которых существующая вещь и все дальнейшие, еще не достигшие идеи определения являются так называемыми реальностями и подлинными действительностями. — Точно так же ложно представление, будто идея лишь абстрактна. Она, во всяком случае, абстрактна постольку, поскольку все неистинное в ней разрушается и исчезает, но в самой себе она существенно конкретна, ибо она есть свободное самоопределяющееся и, следовательно, определяю- Логика. 21

{322}

щее себя к реальности понятие. Она была бы формально-абстрактной лишь в том случае, если бы мы брали понятие, представляющее собою ее принцип, как абстрактное единство, а не таким, каким оно на самом деле является, не как отрицательное возвращения его внутри себя и как субъективность.

Прибавление. Когда я знаю, как нечто существует, говорят, что я обладаю истиной. Так первоначально представляют себе истину. Это, однако, истина лишь по отношению к сознанию или формальная истина; это—только правильность. Истина же в более- глубоком смысле состоит, напротив, в том, что объективность тожественна с понятием. Об этом-то наиболее глубоком смысле истины идет речь, когда говорят об истинном государстве или об истинном произведении искусства. Эти предметы истинны, когда они суть то, чем они должны быть, т. е. когда их реальность соответствует их понятию. Понимаемое таким образом неистинное есть то же самое, что обычно называют также и плохим. Плохой человек есть неистинный человек, т. е. человек, который не ведет себя согласно своему понятию или своему назначению. Однако совсем без тожества понятия и реальности ничто не может существовать. Даже плохое и неистинное существует лишь постольку,поскольку его реальность каким-то образом и в какой-то мере соответствует его понятию. Насквозь плохое или противное понятию есть именно поэтому нечто распадающееся внутри самого себя. Вещи в мире обладают своим существованием единственно лишь через понятие, т. е. вещи, говоря языком религиозного представления, суть то, что они суть, лишь через пребывающие в них божественные и поэтому творческие мысли. — Говоря об идее, не следует представлять себе под нею нечто далекое и потустороннее. Идея, наоборот, есть всецело близкое, присутствующее возле нас, и она находится также в каждом сознании, хотя и искаженная и ослабленная. — Мы представляем себе мир великим целым, сотворенным богом, и сотворенным именно так, что бог открылся нам в нем Мы полагаем также, что миром правит божественное провидение; а это означает, что мировая внеположность вечно снова приводится к единству, из которого она произошла, и что она поддерживается в состоянии, соответствующем этому единству. — Философия исстари не ставила своей целью ничего иного, кроме мыслящего познания идеи, и все заслуживающее название философии всегда клало в основание своих учений сознание абсолютного единства того, что рассудком признается лишь в его раздельности. — Доказательства того,

{323}

что идея есть истина, нам не приходится требовать только теперь; все предыдущее развитие мысли содержит в себе это доказательство. Идея есть результат этого шествия мысли; однако мы не должны понимать этот результат так, будто идея есть нечто лишь опосредствованное, т. е. опосредствованное чем-то, что является иным, чем она сама.

Идея есть, наоборот, свой собственный результат, и, как таковой, она есть столь же непосредственное, сколь и опосредствованное. Рассмотренные доселе ступени бытия и сущности, равно как и ступени понятия и объективности, не суть в этом их различии нечто неподвижное и самостоятельно существующее. Нет; они оказались диалектичными, и их истина состоит лишь в том, что они суть моменты идеи.

§ 214.

Идея может быть формулирована различными способами. Ее можно назвать разумом (это—истинно философский смысл понятия разума), субъектом-объектом, единством идеального и реального, конечного и бесконечного, души и тела, возможностью, которая в себе самой имеет свою действительность, тем, природа чего может быть постигнута лишь как существующая, и т. д. Все эти формулировки законны, потому что в идее содержатся все отношения рассудка, но они содержатся в ней в их бесконечном возвращении и тожестве внутри себя.

Примечание. Рассудок очень легко может показать, что все, что высказывается об идее, противоречиво внутри себя. Однако по всем пунктам ему можно воздать той же монетой или, вернее, по всем пунктам ему уже воздано в идее той же монетой. Эта оплата есть работа разума, которая, разумеется, не так легка, как работа рассудка.—Если рассудок показывает, что идея сама себе противоречит, потому что, например, субъективное лишь субъективно, объективное же не есть субъективное, а, наоборот, противоположно ему; что бытие есть нечто совершенно другое, чем понятие, и поэтому не может быть вылущено из последнего; что конечное точно так же лишь конечно, есть прямая противоположность бесконечного и, следовательно, не может быть тожественно с последним, и так далее, по отношению ко всем определениям,— то логика показывает как раз противоположное,показывает именно,что субъективное, которое лишь субъективно, конечное, которое лишь конечно, бесконечное, которое должно быть лишь бесконечным и т. д., не имеют истинности, противоречат сами себе и переходят в свою противоположность. Таким образом, этот переход и единство, в котором крайности 21*

{324}

заключены как снятые, как некоторая видимость или моменты, обнаруживают себя истиной этих крайностей.

Когда рассудок критикует идею, его критика оказывается двойным недоразумением. Во-первых, крайние термины идеи (какова бы ни была форма, в которой мы их выражаем), поскольку они заключены в последней в их единстве, берутся им в том еще смысле и определении, в котором они не заключаются в идее, не в их конкретном единстве, а как абстракции, как еще находящиеся вне идеи. Не менее велико его непонимание их соотношения даже тогда, когда оно уже явно положено; так, например, он не принимает во внимание даже характера связки в суждении, высказывающей о единичном, о субъекте, что единичное есть столь же и не единичное, а всеобщее. — Рассудок, во- вторых, считает свою рефлексию, согласно которой тожественная с собою идея содержит в себе отрицание самой себя, противоречие, — эту свою рефлексию рассудок считает внешней рефлексией, не входящей в самое идею. На самом же деле это —не особая премудрость рассудка; ибо сама идея представляет собою диалектику, которая вечно отделяет и отличает тожественное с собою от различного, субъективное от объективного, конечное от бесконечного, душу от тела, и лишь постольку идея есть вечное творчество, вечная жизненность и вечный дух. Будучи, таким образом, сама переходом или, вернее, самоперемещением в абстрактный рассудок, она вместе с тем вечно есть в такой же мере и разум. Она есть диалектика, которая заставляет это рассудочное, различное снова понять свою конечную природу и ложную видимость самостоятельности своих продукций и приводит его обратно в единство. Так как это двойное движение не отделено, не отличено друг от друга ни во времени, ни каким-нибудь другим образом,— если бы это было так, это движение было бы в свою очередь лишь абстрактным рассудком,—то оно есть вечное созерцание в другом самого себя; оно есть понятие, которое в своей объективности вывело само себя, есть объект, который есть внутренняя целесообразность, существенная субъективность.

Различные способы понимания идеи — понимание ее как единства идеального и реального, конечного и бесконечного, тожества и различия (Differenz) и т. д.—более или менее формальны, так как они обозначают какую-нибудь ступень определенного понятия. Только само понятие свободно и есть истинно всеобщее; в идее поэтому его определенность есть также лишь оно само, есть некая объективность, переходя в которую оно, как всеобщее, продолжает себя и в которой оно обладает лишь

{325}

своей собственной, целостной определенностью. Идея есть бесконечное суждение, каждая из сторон которого есть самостоятельная целостность и именно благодаря тому, что они завершаются в целостности, они в такой же мере перешли в другую сторону. Никакое из других ранее определенных понятий не есть завершенная в своих обеих сторонах целостность; такую целостность представляет собою только само понятие и объективность § 215.

Идея есть по существу своему процесс, потому что ее тожество есть лишь постольку абсолютное и свободное тожество понятия, поскольку оно есть абсолютная отрицательность и поэтому диалектично.

Идея есть круговорот, в котором понятие, как всеобщность, которая есть единичность, определяет себя к объективности и к противоположности этой объективности, и эта внешность, имеющая понятие своей субстанцией, своей имманентной диалектикой, возвращает себя обратно в субъективность.

Примечание. Так как идея есть (а) процесс, то выражение: абсолютное есть единство конечного и бесконечного, мышления и бытия и т. д., как мы уже часто указывали, ошибочно,ибо слово единство выражает абстрактное, остающееся спокойным, неподвижным,тожество. Так как она есть (b) субъективность, то указанное выражение вдвойне ошибочно, ибо вышеуказанное единство выражает только «в себе» истинного единства, только субстанциальное последнего. Бесконечное представляется, таким образом, лишь тем, что нейтрализовано посредством конечного, субъективное — лишь нейтрализованным посредством объективного мышления, лишь нейтрализованным посредством бытия.

На самом же деле в отрицательном единстве идеи бесконечное переходит пределы конечного, включает его в себя, мышление переходит пределы бытия, субъективность переходит пределы объективности. Единство идеи есть субъективность, мышление, бесконечность, и вследствие этого следует различать между ним и идеей как субстанцией, равно как следует различать между этой переходящей свои пределы субъективностью, переходящим за свои пределы мышлением, переходящей свои пределы бесконечностью и односторонней субъективностью, односторонним мышлением, односторонней бесконечностью, до которой идея себя низводит, когда она судит и определяет.

{326}

Прибавление. Идея, как процесс, проходит в своем развитии три ступени. Первую форму идеи представляет собою жизнь, т. е. идея в форме непосредственности. Вторую ее форму представляет собою форма опосредствования или дифферентности (Differenz), и это есть идея как познание, которое выступает в двойном образе, в образе теоретической идеи и в образе практической идеи. Процесс познания имеет своим результатом восстановление единства, причем это единство обогащено различием, и это дает третью форму, форм абсолютной идеи, каковая последняя ступень логического процесса оказывается вместе с тем подлинно первой и лишь через посредство себя сущей ступенью.

а. Жизнь.

§ 216.

Непосредственная идея есть жизнь. Понятие реализовано как душа в некотором теле, но отношению к внешности которого душа есть непосредственно соотносящаяся с собою всеобщность. Душа есть также его обособление, так что тело не выражает никаких других различий, кроме тех различий, которые следуют из определений его понятия. Наконец, душа есть единичность как бесконечная отрицательность; она есть диалектика объективности тела, части которого внеположны друг другу, — объективности, которая из видимости самостоятельного существования приводится обратно в субъективность, так что все члены суть друг для друга мимолетные средства, равно как и мимолетные цели.

Точно так же жизнь, будучи первоначально обособлением, кончает тем, что представляет собою отрицательное, для себя сущее единство и смыкается в диалектике своей телесности лишь с самой собою. — Таким образом, жизнь есть по существу своему нечто живое, а со стороны своей непосредственности она есть данное единичное живое существо.

Конечность этой сферы представляет собою то, что вследствие непосредственности идеи душа и тело отделимы друг от друга; это составляет смертность живых существ. Но лишь поскольку живое существо мертво, эти две стороны представляют собою различные составные части.

Прибавление. Различные члены тела суть то, что они представляют собою, лишь в их единстве и в соотношении с последним. Так, например, отрубленная от тела рука есть, как уже указал Аристотель, рука лишь по названию, а не по существу дела. — С точки зрения рассудка жизнь обыкновенно рассматривается как тайна и вообще как нечто непонятное. Рассудок, однако, этим лишь признает свою конечность и

{327}

ничтожность. Жизнь на самом деле вовсе не представляет особою ничего непонятного, а в ней мы имеем перед собою само понятие, или, говоря точнее, существующую как понятие непосредственную идею. Тем самым мы указываем также и недостаток жизни. Этот недостаток состоит в том, что здесь понятие и реальность соответствуют друг другу еще не истинным образом. Понятие жизни составляет душа, и это понятие имеет своей реальностью тело. Душа как бы влилась в свое тело, и поэтому последнее лишь чувствует, но еще не есть свободное для-себя- бытие. Процесс жизни состоит затем в том, что она преодолевает непосредственность, которой она еще связана, и этот процесс, который сам, в свою очередь, представляет собою тройственный процесс, имеет своим результатом идею в форме суждения, т. е. идею как познание.

§ 217.

Живое существо есть умозаключение, моменты которого суть в себе самих также системы и умозаключения (§§ 198, 201, 207). Они, однако, суть живые умозаключения, процессы, и в субъективном единстве живого существа они представляют собою только один процесс.

Живое существо представляет собою, таким образом, процесс своего смыкания с самим собою, которое проходит через три процесса.

§ 218.

1) Первый составляет процесс живого существа, совершающийся внутри него. В этом процессе живое существо само раскалывается и делает свою телесность своим объектом, своей неорганической природой. Последняя, как относительно внешнее существование, вступает в самой себе в различие и противоположность своих моментов, которые жертвуют друг другом, ассимилируют друг друга и сохраняются, производя себя. Эта деятельность членов представляет собою, однако, лишь единую деятельность субъекта, к которой возвращаются их произведения, так что в этой деятельности производится, т. е. воспроизводит себя, лишь субъект.

Прибавление. Процесс живого существа, совершающийся внутри него самого, имеет в природе троякую форму: чувствительности, раздражимости и воспроизведения. Как чувствительность, живое существо есть непосредственно простое соотношение с собою, душа, везде присутствующая в теле, внеположность членов которого не представляет для нее истины. Как раздражимость, живое существо выступает

{328}

расколотым внутри самого себя, а как воспроизведение оно постоянно восстанавливает себя из внутреннего различия его членов и органов.

Живое существо существует лишь как этот непрерывно возобновляющийся внутри него самого процесс.

§ 219.

2) Но суждение (перво-разделение) понятия, как свободное, переходит к тому, чтобы отпустить от себя объективное, как некую самостоятельную целостность, и отрицательное соотношение живого существа с собою образует, как непосредственная единичность, предпосылку противостоящей ему неорганической природы. Так как это отрицательное живого существа есть, тем не менее, момент понятия самого живого существа,то оно существует в последнем, в этом вместе с тем конкретном всеобщем, как недостаток. Диалектика, которою объект, как в себе ничтожное, снимается, есть деятельность уверенного в себе живого существа, которое, следовательно, в процессе борьбы с некоей неорганической природой тем самым само себя сохраняет, развивает и объективирует.

Прибавление. Живое существо стоит лицом к лицу с неорганической природой, к которой оно относится как имеющее власть над нею и которую оно ассимилирует. Результатом этого процесса не является, как в химическом процессе, нейтральный продукт, в котором: самостоятельность обоих противостоявших друг другу сторон снята, а живое существо показывает себя более сильным, чем его иное, которое не может успешно бороться с ним и подчиняется его власти. Покоренная живым существом неорганическая природа претерпевает это потому, что она в себе есть то же самое, что жизнь есть для себя. Живое существо, таким образом, лишь смыкается с самим собою. Когда душа улетает из тела, тогда начинается игра стихийных сил объективности.

Эти силы постоянно, так сказать, готовы начать свой процесс в органическом теле, и жизнь есть постоянная борьба против них.

§ 220.

3) Так как живой индивидуум, ведущий себя в своем первом процессе как субъект и понятие внутри себя, ассимилирует во втором: процессе свою внешнюю объективность и, таким образом, полагает внутри себя реальную определенность, то он есть теперь в себе род, субстанциальная всеобщность. Обособление последней есть отношение субъ-

{329}

екта к некоему другому субъекту, принадлежащему к его роду, и суждение есть отношение рода к таким образом взаимно определенным индивидуумам. Это — различие полов.

§ 221.

Процесс рода приводит его к для-себя-бытию. Так как жизнь еще есть непосредственная идея, то продукт этого процесса распадается на две стороны. С одной стороны, живой индивидуум вообще, который вначале предпосылался как непосредственный, теперь появляется как опосредствованный и порожденный. Но, с другой стороны, живая единичность, которая вследствие своей первой непосредственности относится отрицательно к всеобщности, опускается в последнюю, поглощается последней, как властвующей над нею силой.

Прибавление. Живое существо умирает потому, что оно есть противоречие: в себе оно есть всеобщее, род, и, однако, непосредственно оно существует лишь как единичное. В смерти род показывает себя силой, властвующей над непосредственно единичным. — Для животного процесс рода есть высший пункт его жизненности. Но животное не доходит в своем роде до того, чтобы быть для себя, а побеждается, последним, падает под его ударами. Непосредственно живое опосредствует себя с самим собою в процессе рода и, таким образом, поднимается выше своей непосредственности, но поднимается лишь для того, чтобы все снова и снова падать назад в последнюю. Жизнь, следовательно, ближайшим образом попадает в водоворот дурной бесконечности, представляет собою бесконечный прогресс. Но истинным результатом процесса жизни, тем, что получается посредством него согласно понятию, является снятие и преодоление непосредственности, от которой еще не освободилась идея как жизнь.

§ 222, Но идея жизни освободилась этим не только от некоторого (особенного) непосредственного этого, но также от этой первой непосредственности вообще. Она, таким образом, приходит к себе, к своей истине; она вступает в существование как свободный род для самого себя. Смерть лишь непосредственной единичной жизненности есть рождение духа.

{330}

b. Познание.

§ 223.

Идея существует свободно для себя постольку, поскольку имеет стихией своего существования всеобщность или, иначе говоря,постольку, поскольку сама объективность существует как понятие, поскольку идея делает себя своим предметом. Ее субъективность, определившаяся во всеобщность, есть чистое различение внутри нее, есть созерцание, не покидающее этой тожественной всеобщности. Но, как определенное различение, она есть дальнейшее суждение, в котором она, как целостность, отталкивает себя от себя и предполагает себя первоначально внешним универсумом. Это —два суждения, которые в себе тожественны, но еще не положены как тожественные.

§ 224.

Соотношение этих двух идей, которые в себе или как жизнь тожественны, есть, таким образом, относительное соотношение, что и составляет определение конечности этой сфере. Это соотношение есть рефлективное отношение, так как различение идеи в ней самой есть лишь первое суждение, предполагание другого суждения еще не есть его полагание, и поэтому для субъективной идеи объективная идея есть преднайденный непосредственный мир, или, иначе говоря, идея, как жизнь, пока что существует в явлении единичного существования. Вместе с тем, поскольку это суждение есть чистое различение внутри самой идеи (предшествующий параграф), поскольку она для себя есть она сама и ее иное, постольку она есть уверенность в в-себе-сущем тожестве этого объективного мира с нею. — Разум подходит к миру с абсолютной верой, что он в состоянии положить тожество и возвести свою уверенность в истину; он подходит также к миру со стремлением также и положить, как ничтожную, ту противоположность, которая в себе ничтожна для него.

§ 225.

Этот процесс есть вообще познание. В себе в познании снимается в одной деятельности противоположность, снимается односторонность субъективности вместе с односторонностью объективности. Но это снятие совершается сначала лишь в себе. Процесс, как таковой, сам поэтому непосредственно заражен конечностью этой сферы и распа-

{331}

дается на двоякое, положенное как различное, движение указанного стремления разума. Разум стремится снять односторонность субъективности идеи посредством восприятия сущего мира внутрь себя, в субъективное представление и мышление и наполнить таким образом абстрактную уверенность в себе этою признаваемою истинною объективностью как содержанием; и разум же стремится, наоборот, снять односторонность объективного мира, который, следовательно, в противоположность первому отношению разума к миру, признается здесь лишь видимостью, собранием случайностей и ничтожных в себе образов, стремится к тому, чтобы определить этот объективный мир посредством внутреннего содержания субъективного, внедрить в него внутреннее содержание последнего, который здесь признается истинно сущей объективностью. Первое стремление есть стремление знания к истине, познание как таковое — теоретическая деятельность идеи; второе стремление есть стремление добра к своему осуществлению,— воля, практическая деятельность идеи.

а) Познание.

§ 226.

Всеобщая конечность познания, заключающаяся в суждении, представляющем собою предпосылку существования противоположности, объективного (§224)—предпосылку, которой явно противоречит сама деятельность познания,— эта всеобщая конечность познания определяется ближе по своей собственной идее так, что моменты конечного познания получают форму отличных друг от друга видов познания, и так как эти моменты, по видимости, самостоятельны, то оказывается, что они находятся между собою в отношении рефлексии, а не в отношении понятия. Ассимиляция материала, как чего-то данного, представляется поэтому принятием его в остающиеся вместе с тем внешними ему определения понятия, которые также и в отношении друг друга выступают в форме различности. Это—разум, действующий в форме рассудка.

Истина, к которой приходит это познание, есть поэтому также лишь конечная истина; бесконечная истина понятия фиксируется для этого познания как некая лишь в себе сущая цель, как нечто для него потустороннее. Но это познание находится в своей внешней деятельности под руководством понятия, и определения понятия составляют внутреннюю Ариаднину нить его поступательного движения.

Прибавление. Конечность познания заключается в предпосылании наличностинекоегопреднайденного мира,и познающий субъект предста-

{332}

вляется, исходя из этой предпосылки, tabula rasa. Это представление приписывалось Аристотелю, хотя никто не был так далек от этого внешнего понимания познания, как именно Аристотель. Это познание· еще не знает себя деятельностью понятия; оно существует лишь в себе, но не для себя. Его деятельность кажется ему самому пассивной; на на самом деле она носит активный характер.

§ 227.

Так как конечное познание исходит из предпосылки, что различное есть нечто преднайденное и представляет собою противостоящее ему сущее, — многообразные факты внешней природы или сознания, то оно A) ближайшим образом имеет формой своей деятельности формальное тожество или абстракцию всеобщности. Эта деятельность состоит поэтому в разложении данного конкретного предмета, обособлении его различий и сообщении им формы абстрактной всеобщности. Или, иными словами, она состоит в том, что оставляет конкретное как основание и посредством абстрагирования от кажущихся несущественными особенностей выделяет некое конкретное всеобщее, род или силу и закон. Это — аналитический метод.

Прибавление. Обычно говорят об аналитическом и синтетическом методах так, как будто бы зависит лишь от нашего произвола следовать тому или другому. Это, однако, отнюдь не так; от формы самих предметов, которые мы желаем познать, зависит, какой из двух вытекающих из понятия конечного познания методов нам придется применять.

Познание ближайшим образом аналитично. Объект, с которым она имеет дело, представляется ему в образе единичного (die Gestalt der Vereinzelung), и деятельность аналитического познания направлена к тому, чтобы свести предлежащее ему единичное к некоему всеобщему.

Мышление означает здесь лишь абстрагирование или установление формального тожества. Это —точка зрения, на которой стоят Локк и все эмпирики. Многие говорят, что ничего больше мышление не может вообще делать, что оно может только разлагать данные ему конкретные предметы на их абстрактные элементы и рассматривать затем последние в их изолированности. Ясно, однако, вместе с тем, что такая деятельность представляет собою извращение природы рассматриваемых мышлением вещей и что познание, желающее брать вещи так, как они суть, впадает с самим собою в противоречие. Так, например, химик помещает кусок мяса в свою реторту, подвергает его разнообразным операциям и затем

{333}

говорит: я нашел, что он состоит из кислорода, углерода, водорода и т. д.

Но эти абстрактные вещества уже не суть мясо. И так же обстоит дело, когда эмпирический психолог разлагает поступок на различные стороны, которые этот поступок представляет рассмотрению, и затем фиксирует их в их изолированности. Подвергаемый анализу предмет рассматривается при этом так, как будто он представляет собою луковицу, с которой снимают один слой за другим § 228.

Эта всеобщность есть B) также некая определенная всеобщность.

Деятельность познания проходит здесь через моменты понятия, которое существует в конечном познании, существует не в своей бесконечности, а есть рассудочное определенное понятие. Введение предмета в формы этого понятия есть синтетический метод.

Прибавление. Направление движения синтетического метода обратно направлению движения аналитического метода. В то время как последний, исходя из единичного, движется затем к всеобщему, исходным пунктом первого является, напротив всеобщее (как определение), и от него он движется через обособление (в разделении), пока не доходит до единичного (до теоремы). Синтетический метод обнаруживает себя, таким образом, развитием моментов понятия в приложении к данному предмету.

§ 229.

а) Предмет, которому познание придало форму определенного понятия вообще, так что полагаются, таким образом, его род и его всеобщая определенность, есть определение. Материал и обоснование последнего доставляется аналитическим методом (§ 227). Определенность, однако, есть, как предполагается, лишь некий признак, т. е. служит помощью внешнему для предмета, лишь субъективному познанию.

Прибавление. Определение содержит в себе все три момента понятия: всеобщее как ближайший род (genus proximum), особенность как определенность рода (qnalitas specifica) и единичное как сам определяемый предмет. Относительно определений является сначала вопрос, каково их происхождение, и на этот вопрос мы должны ответить вообще, что определения возникают аналитическим путем. Но этот ответ тотчас же вызывает также спор о правильности даваемого определения, ибо правильность или неправильность последнего зависит от характера

{334}

тех восприятий, которые послужили его исходным пунктом, и от тех точек зрения, какие имелись в виду, когда давали его. Чем богаче подлежащий определению предмет, т. е. чем больше различных сторон он представляет рассмотрению, тем более различными сказываются даваемые ему определения. Так, например, существует масса определений жизни, государства и т. д. Геометрии, напротив, легко давать определения, так как ее предмет, пространство, очень абстрактен.— Далее следует вообще указать, что по отношению к содержанию определяемого предмета не дано никакой необходимости. Мы должны согласиться, что существует пространство, растения, животные и т. д., и не дело геометрии, ботаники и т. д. показать необходимость названных предметов. Уже по тому одному для философии синтетический метод так же мало годится, как и аналитический, ибо философия должна прежде всего оправдать свои предметы, показать их необходимость.

Несмотря на это, в философии также неоднократно пытались пользоваться синтетическим методом. Так, Спиноза начинает с определений и говорит, например: субстанция есть causa sui. В его определение вложены в высшей степени спекулятивные истины, но эти истины вложены в них в форме заверений. Это верно также и по отношению к Шеллингу.

§ 230.

?) Указание второго момента понятия, указание определенности всеобщего, как обособления, есть разделение, исходящее из какой- нибудь внешней точки зрения.

Прибавление. От разделения требуют, чтобы оно было полным, и для этого нужен некий принцип или основание деления, которое носит такой характер, что основанное на нем деление охватывает весь объем обозначаемой определением области. В частности очень важно, чтобы при делении его принцип заимствовался из природы подлежащего делению предмета, чтобы деление производилось, следовательно, естественно, а не искусственно, т. е. не произвольно. Так, например, в зоологии при делении млекопитающих приняты, как основание деления, преимущественно зубы и копыта, и это постольку имеет смысл, поскольку сами млекопитающие отличаются друг от друга именно этими частями своего тела, и общий тип их различных классов находится в зависимости от устройства этих частей. — Нужно сказать вообще, что истинное деление должно рассматриваться как определенное понятием. Такое деление поэтому прежде всего трехчленно; но

{335}

так как особенность обнаруживает себя как удвоенная, то деление может быть и четырехчленным. В сфере духа преобладает трихотомия, и одной из заслуг Канта является то, что он указал на это обстоятельство.

§ 231.

?) В конкретной единичности, в которой простая определенность, выраженная в определении, рассматривается как отношение, предмет есть синтетическое соотношение отличных друг от друга определений, — есть некая теорема. Так как эти определения различны, то их тожество есть опосредствованное тожество. Доставление материала, образующего средние члены, есть конструкция, и само опосредствование, из которого для познания вытекает необходимость указанного соотношения, есть доказательство.

Примечание. Согласно обычным указаниям относительно характера различия между синтетическим и аналитическим методами употребление того или другого метода кажется в общем и целом делом произвольного выбора. Если мы исходным пунктом примем конкретное, которое согласно синтетическому методу представляется результатом, то мы можем из этого конкретного путем анализа вывести те абстрактные определения, которые составляют предпосылки доказательства и материал для него. Алгебраические определения кривых линий суть теоремы в ходе геометрического доказательства, и точно так же из Пифагоровой теоремы, взятой, как определение прямоугольного треугольника, можно было бы вывести путем анализа те теоремы, которые в геометрии были доказаны раньше,чтобы ее вывести из них.Произвольность выбора основана на том, что как один, так и другой метод исходит из внешней предпосылки. Согласно природе понятия, анализ предшествует синтезу, так как сначала нужно возвести эмпирический, конкретный материал в форму всеобщих абстракций, и уже только после этого можно предпослать их в синтетическом методе в качестве определений.

Что эти методы, столь существенные и увенчивающиеся таким блестящим успехом в их собственной области, не годятся для философского познания, — это само собою ясно, так как они исходят из предпосылок и познание в них носит характер рассудочного познания, руководящегося в своем поступательном движении формальным тожеством.

У Спинозы, который больше других применял геометрический метод, и применял его именно для вывода спекулятивных понятий, формализм: этого метода сразу бросается в глаза. Вольфовская философия, которая:

{336}

развила этот метод до крайнего педантизма, является также и по своему содержанию метафизикой рассудка. — Прежнее злоупотребление формализмом этих методов в философии и науках заменилось в новейшее время злоупотреблением так называемой конструкцией. Кант пустил в ход представление, что математика конструирует свои понятия; это означало лишь то, что математика имеет дело не с понятиями, а с абстрактными определениями чувственных созерцаний. Таким образом стали называть конструкцией понятий указание подхваченных из восприятия чувственных определений с исключением понятия и дальнейший формалистический способ классификации философских и научных предметов в форме таблиц согласно принятой наперед схеме, причем классификация все же остается произвольной. В этом есть, конечно, смутное представление об идее, об единстве понятия и объективности, равно как и смутное сознание того, что идея конкретна. Но эта игра в так называемое конструирование далеко не представляет собою того единства, которым является лишь понятие, как таковое, и столь же мало чувственно конкретное созерцания представляет собою некое конкретное разума и идеи.

Впрочем, так как геометрия имеет дело с чувственным,но абстрактным созерцанием пространства, то она без затруднения может фиксировать в нем простые рассудочные определения; в одной только геометрии синтетический метод конечного познания достигает полного совершенства. Замечательно, однако, что, двигаясь по своему пути, геометрия также наталкивается в конце концов на несоизмеримые и иррациональные величины, где геометрия, если она хочет пойти дальше по пути спецификации, вынуждена выйти за пределы принципа рассудка. И здесь также, как это бывает в других областях, получается превратная терминология: то, что мы называем рациональным, принадлежит на самом деле области рассудка, а то, что мы называем иррациональным, есть скорее начало и след разумности. Другие науки, доходя до той грани, дальше которой они не могут двигаться с помощью рассудка (а это бывает с ними необходимо и часто, ибо их предметом не являются простые определения пространства или числа), находят легкий способ выйти из затруднения. Они прерывают последовательное развитие своих определений и заимствуют то, в чем они нуждаются, — а это нужное им часто оказывается противоположностью предыдущих определений,—извне, из области представлений, мнения, восприятия или из каких-нибудь других источников. Благодаря тому, что конечное познание не сознает природы употребляемого им метода и его

{337}

отношения к содержанию, оно может не заметить того, что, двигаясь по пути определений, делений и т. д., оно руководимо необходимостью определений понятия. И по этой же причине оно не замечает, что дошло до своей границы, а когда оно переходит эту границу, оно не замечает, что находится в области, в которой определения рассудка уже не имеют силы, и продолжает грубо применять их там, где они уже неприменимы.

§ 232.

Необходимость, которую конечное познание порождает в доказательстве, есть сначала некая внешняя необходимость, предназначенная лишь для субъективного разумения. Но в необходимости, как таковой, конечное дознание само покинуло свою предпосылку и исходный пункт, состоящий в том, что содержание конечного познания есть нечто преднайденное и данное. Необходимость, как таковая, есть в себе соотносящее себя с собою понятие. Субъективная идея, таким образом, пришла от в-себе к в-себе и для-себя определенному, к неданному и потому имманентному ей как субъекту. Она, таким образом, переходит к идее воления.

Прибавление. Необходимость, к которой познание приходит через посредство доказательства, представляет собою противоположность тому, что составляет его исходный пункт. В своем исходном пункте познание обладало данным и случайным содержанием; теперь же, в конечной точке своего движения, оно знает содержание необходимым содержанием, и эта необходимость опосредствована субъективным содержанием. Субъективность точно так же была вначале совершенно абстрактной, только tabula rasa; теперь же она, напротив, оказывается определяющей. Но эта перемена означает переход от идеи познания к идее воления. Ближе этот переход состоит в том, что всеобщее в его истинности должно быть понимаемо как субъективность, как движущееся, деятельное и полагающее определения понятие.

б) Воление.

§ 233.

Субъективная идея, как в себе и для себя определенное и равное самому себе простое содержание, есть добро. Его влечение реализовать себя в противоположность идее истины ставит себе задачей определить преднайденный мир согласно своей Логика. 22

{338}

цели. — Это воление, с одной стороны, уверено в ничтожности преднайденного объекта, а с другой—оно, как конечное, предпосылает цель добра как лишь субъективную идею и предполагает, что объект обладает самостоятельностью.

§ 234.

Конечность этой деятельности заключается поэтому в том противоречии, что в противоречащих себе определениях объективного мира цель добра столь же осуществляется, сколь и не осуществляется, что эта цель столь же полагается как существенная, сколь и полагается как несущественная, что она одновременно полагается и как действительная и как лишь возможная. Это противоречие принимает вид бесконечного прогресса осуществления добра, и в этом бесконечном прогрессе добро фиксировано лишь как некое долженствование. Но с формальной стороны это противоречие исчезает благодаря тому, что деятельность снимает субъективность цели и, следовательно, снимает и объективность, снимает противоположность, благодаря которой оба конечны. И она снимает не только односторонность той или другой субъективности, а субъективность вообще, ибо другая такая субъективность, т. е. новое порождение противоположности, не отличается от той субъективности, которая предполагается прошлой, снятой. Это возвращение внутрь себя есть вместе с тем воспоминание самого содержания, углубление внутрь себя содержания, которое есть добро и в себе сущее тожество обеих сторон, — это возвращение внутрь себя есть воспоминание о предпосылке теоретического отношения (§ 224), что объект есть в нем субстанциальное и истинное.

Прибавление. В то время как интеллект старается лишь брать мир, каков он есть, воля, напротив, стремится к тому, чтобы теперь только сделать мир тем, чем он должен быть. Непосредственное, преднайденное признается волей не прочным бытием, а лишь видимостью, чем-то ничтожным в себе. Здесь выступают те противоречия, в которых безвыходно вертятся, когда стоят на точке зрения моральности. В практическом отношении это вообще—точка зрения кантовской философии и остается еще точкой зрения также и фихтевской философии. Добро, с точки зрения этих систем, должно быть осуществлено; мы должны работать над его осуществлением, и воля есть лишь деятельное добро.

Но если бы мир был таким, каким он должен быть, то отпадала бы, как лишняя, деятельность воли. Сама воля, следовательно, требует, чтобы ее цель также и не осуществилась. Конечность воли правильно

{339}

выражена в этом утверждении. Но мы не должны остановиться на этой конечности, и процесс воли сам снимает эту конечность и содержащееся в ней противоречие. Примирение состоит в том, что воля в своем результате возвращается к предпосылке познания, возвращается, следовательно, в единство теоретической и практической идеи. Воля познает цель как свою, и интеллект понимает мир как действительное понятие. Это —цодлинная позиция разумного познания. Ничтожное и исчезающее представляет собою лишь поверхность мира, а не его подлинную сущность. Подлинную сущность мира составляет в себе и для себя сущее понятие, и мир, таким образом, сам есть идея. Неудовлетворенное стремление исчезает, когда мы познаем, что конечная цель мира столь же осуществлена, сколь и вечно осуществляется. Это вообще— позиция зрелого мужа, между тем как юношество полагает, что мир весь лежит во зле и нужно сначала сделать из него совершенно другой мир. Религиозное сознание, напротив, рассматривает мир как управляемый божественным промыслом и, следовательно, как соответствующий тому, чем он должен быть. Но это согласие бытия и долженствования не есть, однако, нечто застывшее и неподвижное, ибо добро, конечная цель мира, существует лишь постольку, поскольку оно постоянно порождает само себя, и между духовным и природным миром существует, кроме того, еще и то различие, что последний постоянно лишь возвращается внутрь себя, между тем как в первом имеет место также и прогресс.

§ 235.

Истина добра, таким образом, положена как единство теоретической и практической идеи, единство, означающее, что добро достигнуто в себе и для себя,— что объективный мир столь же есть сам в себе и для себя идея, сколь вместе с тем вечно полагает себя как цель и получает свою действительность посредством деятельности. — Эта жизнь, возвратившаяся к себе из различия и конечности познания и ставшая через посредство деятельности понятия тожественной с ним, есть спекулятивная или абсолютная идея.

с. Абсолютная идея.

§ 236.

Идея, как единство субъективной и объективной идеи, есть поняоте идеи, для которого идея, как таковая, есть предмет, для которого она есть объект — объект, объемлющий собою все определения. Это 22*

{340}

единство есть, следовательно, абсолютная и полная исшита, мыслящая самое себя идея, причем здесь она является мыслящей себя как мыслящую, как логическую идею.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.