b) Наличное бытие закона

b) Наличное бытие закона

§ 215

Обязательность исполнения закона заключает в себе со стороны права самосознания (§ 132) необходимость того, чтобы законы опубликовывались, доводились до всеобщего сведения.

Примечание. Повесить законы так высоко, чтобы их ни один гражданин не мог читать, как это делал тиран Дионисий, или же похоронить их в пространных и многочисленных ученых книгах, собраниях решений, изложениях противоречащих друг другу суждений и мнений, _{236}обычаев и т.д. в еще к тому же – в книгах, написанных на чужом языке, так что знание действующего права оказывается доступным лишь тем, кто занимается учеными изысканиями, – все это является одинаково несправедливым. Правители, которые, подобно Юстиниану, дали своим народам хотя бы и бесформенное собрание законов, а тем паче такие правители, которые дали определенный и упорядоченный кодекс, не только сделались величайшими благодетелями этих народов и с благодарностью восхвалялись ими за это, но также совершили этим великий акт справедливости.

Прибавление. Сословие юристов, обладающее особенным знанием законов, считает часто это знание своей монополией, и тот, кто не из их среды, не должен будто бы рассуждать об этом. Физики точно так же отнеслись к учению Гете о цветах, потому что он-де не специалист и к тому же еще поэт. Но точно так же, как не нужно быть сапожником, чтобы знать, подходят ли башмаки к ноге, так и не нужно быть специалистом, чтобы обладать познаниями относительно предметов, которые представляют собою общий интерес. Право касается свободы, самого ценного и самого достойного в человеке, и он сам должен знать это право, поскольку оно для него обязательно.

§ 216

С одной стороны, мы должны требовать от официального кодекса простых всеобщих определений, а, с другой стороны – природа бесконечного материала ведет к бесконечным дальнейшим определениям. С одной стороны, объем законов должен быть законченным, замкнутым целым, а, с другой стороны – есть постоянная потребность в новых правовых определениях. Но так как эта антиномия имеет место в области специализирования всеобщих принципов, которые при этом остаются незыблемыми, то эта антиномия не ограничивает права на законченный кодекс, так же как и права на то, чтобы всеобщие простые основоположения, взятые сами по себе, отличные от дальнейшего специального их развития, были понятны и поддавались ясной формулировке.

Примечание. Впрочем, главным источником запутанности законодательства является то обстоятельство, что в первоначальные установления, содержавшие в себе несправедливость и являвшиеся таким образом чисто историческими, с течением времени проникает разумное, само по себе правовое, как это случилось с римским правом (§ 180), с ленным правом и т.д. Но важно понять следующее: сама природа конечного материала характеризуется тем, что применение к нему _{237}даже самих по себе разумных, внутри себя всеобщих определений приводит к бесконечному прогрессу. – Требование от кодекса, чтобы он был абсолютно законченным и не допускал дальнейших определений, представляет собою преимущественно немецкую болезнь. Это требование и недопущение издания так называемого незавершенного, т.е. недопущение действительного осуществления, на том основании, что оно не может быть вполне совершенным, являются результатом непонимания природы таких конечных предметов, как гражданское право, в которых так называемое совершенство есть непрерывное приближение, а также результатом непонимания различия между разумно всеобщим и рассудочно всеобщим и его применением к возрастающему до бесконечности конечному и единичному материалу. Le plus grand ennemi du bien est le meilleur (величайшим врагом хорошего является лучшее) – вот выражение подлинного здравого смысла, идущего в разрез с суетным рассуждательским и рефлектирующим рассудком.

Прибавление. Полнотой называется собрание всех отдельных частностей, входящих в состав одной сферы, и в этом смысле никакая наука, никакое познание не может быть полным. Когда говорят, что философия или какая-нибудь другая наука неполна, то напрашивается мысль, что нужно подождать, пока они не сделаются полными, ибо ведь может статься, что нехватает самого лучшего. Но таким образом ничто не будет двигаться с места, ни геометрия, в которой, хотя она и кажется завершенной, все же появляются новые определения, ни философия, которая, разумеется, имеет своим предметом всеобщую идею, однако все же может быть все дальше и дальше специализирована. Десять заповедей искони были всеобщим законом: не провозгласить закона: не убий, только потому, что кодекс не может быть полным, было бы явно нелепо. Каждый кодекс мог бы быть еще лучше; праздная рефлексия может смело это утверждать, ибо самое превосходное, самое возвышенное, самое прекрасное можно мыслить еще более превосходным, еще более возвышенным, еще более прекрасным. Но большое старое дерево все более и более разветвляется, не становясь от этого новым деревом; было бы однако глупо не сажать деревьев из-за могущих появиться новых ветвей.

§ 217

Подобно тому как в гражданском обществе право в себе превращается в закон, так и бывшее раньше непосредственным и абстрактным наличное бытие моего единичного права получает значение при_{238}знанности в качестве некоторого наличного бытия в существующих всеобщей воле и всеобщем знании. Приобретение собственности и другие акты, касающиеся собственности, должны поэтому предприниматься и совершаться в той форме, которая сообщает им это наличное бытие. Собственность покоится на договоре и на тех формальностях, которые делают ее способной быть доказанной и имеющей законную силу.

Примечание. Первоначальные, т.е. непосредственные виды и законные основания приобретения (§ 54 и сл.), отпадают, собственно говоря, в гражданском обществе и встречаются лишь как отдельные случайности или ограниченные моменты. – Формальности отвергаются частью чувством, не идущим дальше субъективного, частью рефлексией, которая смотрит на абстракцию как на существенное; мертвый рассудок может, напротив того, ухватиться за формальности, выдвигать их в противоположность сути и умножать их число до бесконечности. – Ход развития ведет, впрочем, к тому, что вместо первоначальной чувственной и непосредственной формы некоторого содержания достигается, благодаря длительным и напряженным усилиям, форма его мысли и, следовательно, соответствующее ему простое выражение, так что лишь в состоянии едва только начинающегося образования права торжественные церемонии и формальности очень разветвлены и признаются скорее самой сутью дела, чем знаком. Поэтому же в римском праве были сохранены множество определений и, в особенности, выражений, сопровождавших торжественные церемонии, вместо того чтобы заменить их определениями мысли и адекватным выражением последних.

Прибавление. Закон есть право, положенное таким, каким оно было в себе. Я чем-то обладаю, обладаю собственностью, которою я завладел как бесхозяйной; оно теперь должно еще быть признано и положено как мое. В обществе имеют поэтому место формальности в отношении собственности: ставятся пограничные камни как знак для признания границ другими людьми; заводятся ипотечные книги, регистрация собственности. Б?льшая часть собственности в гражданском обществе покоится на договоре, формальности которого твердо определены. Можно питать антипатию к таким формальностям и считать, что они существуют лишь для того, чтобы приносить начальству доход; можно даже их рассматривать как нечто оскорбительное и знак недоверия, так как не признается положение: давши слово – держись, но на самом деле существенным в форме является то, что право в себе также и полагается как таковое. Моя воля есть разумная воля, она имеет силу, в эта ее значимость должна быть признана и другими. Здесь _{239}должны отпасть моя субъективность и субъективность других, и воля должна достигнуть такой уверенности, твердости и объективности, которые она может получить лишь через форму.

§ 218

Так как собственность и личность в гражданском обществе пользуются признанием закона и имеют значимость то преступление теперь уже не есть только поражение субъективно-бесконечного, а есть поражение всеобщего дела, обладающего в себе прочным и крепким существованием. Здесь таким образом выступает точка зрения опасности преступного действия для общества; благодаря этому, с одной стороны, размер преступления увеличивается, но, с другой стороны, сила общества, его уверенность в своей силе и прочности уменьшает внешнюю важность поражения и приводит поэтому к большей мягкости наказания.

Примечание. То обстоятельство, что в лице одного члена общества поражены и все другие, меняет природу преступления не согласно его понятию, а лишь со стороны внешнего существования, со стороны поражения, от которого теперь страдает представление и сознание гражданского общества, а не только существование непосредственно пораженного. Во времена героев (см. античные трагедии) граждане не считают себя пораженными теми преступлениями, которые члены царских домов совершают друг против друга. Так как наказание за преступление, представляющее в себе бесконечное поражение, обладает мерой со стороны своего наличного бытия, и наказание за него должно соразмеряться с его качественными и количественными различиями (§ 96), а это его наличное бытие существенно определяется как представление о законах и сознание их действия, то опасность для гражданского общества есть некоторое определение размера преступления или же одно из его качественных определений. Но это качество или размер изменяется соответственно состоянию гражданского общества, и в этом заключается оправдание как того, что кража нескольких су или репы карается смертной казнью, так и того, что кража предметов во сто или тысячу раз более ценных наказывается легко. Хотя и кажется, что точка зрения опасности для гражданского общества делает преступление более тяжким, она в действительности преимущественно приводила к облегчению наказания. Уголовный кодекс связан поэтому главным образом со своей эпохой и с состоянием гражданского общества в эту эпоху.

Прибавление. То обстоятельство, что совершенное в обществе пре_{240}ступление представляется более тяжким и все же карается менее сурово, кажется самопротиворечивым. Но если, с одной стороны, общество не может оставлять преступление безнаказанным, ибо последнее в таком случае полагалось бы как право, то все же преступление есть всегда лишь направленное против общества единичное покушение, нечто шаткое и изолированное, ибо общество уверено в самом себе. Благодаря прочности самого общества преступление оказывается в положении чего-то чисто субъективного, как-будто возникшего не столько из обдуманной воли, сколько из природных импульсов. Благодаря этому получается более мягкое отношение к преступлению, и наказание делается также менее суровым. Если положение самого общества еще шатко, тогда закону приходится посредством наказания устанавливать пример, ибо наказание само есть пример, направленный против примера данного преступления. Но в обществе, стоящем прочно, положенность преступления столь слаба, что с этим должно соразмеряться также и упразднение этой положенности. Суровые наказания, следовательно, не суть сами по себе нечто несправедливое, а находятся в определенном соотношении с состоянием общества в данную эпоху; один и тот же уголовный кодекс не может годиться для всех времен, и преступления суть мнимые существования, которые могут влечь за собою б?льшие или меньшие наказания.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.