§ 25. ИСТОРИЧЕСКОЙ ОБЗОР РАЗВИТИЯ ПАРЛАМЕНТСКОЙ СИСТЕМЫ

§ 25. ИСТОРИЧЕСКОЙ ОБЗОР РАЗВИТИЯ ПАРЛАМЕНТСКОЙ СИСТЕМЫ

I. Важнейшие данные об историческом развитии в Англии (government by parties, responsible government, alternative government, правительство кабинета).

1. Из двора короля, curia Regis, с XIII века посредством присоединения депутатов от округов, графств и городов возник Большой совет (Great Council), который разделился на верхнюю палату (House of Lords) и нижнюю палату (House of Commons) — палату коммун (обладающих правом голоса графств, избирательных пятачков и т. д.). Для развития нижней палаты имело значение то, что низшее дворянство (рыцарство) в отличие от высшего дворянства заседало совместно с представителями буржуазии, то есть городов.

С другой стороны, внутри Большого совета образуется более узкий совет доверенных лиц короля — государственный совет. Внутри Большого государственного совета — опять же самый узкий круг этих доверенных лиц — тайный государственный совет, или кабинет (Privy Council). Названия не всегда совпадают, еще в меньшей степени формально определено государственно-правовое значение. Когда английское королевство стало приближаться к абсолютизму (XVI век) и в эпоху Стюартов кабинет сильно походил на совет короля абсолютистского типа, король созывал членов этого кабинета по своему усмотрению, зависимости от обеих палат парламента не существовало, как и не было притязаний на это.

Развитие подлинного парламентского правительства и кабинета начинается лишь с признания действенности принципа политического согласия кабинета и парламента, когда отступают методы политической ответственности в форме юстиции (обвинения нижней палаты в отношении министров, приговоры верхней палаты в качестве государственного суда, так называемый impeachment). Положение, что кабинет и парламент должны прийти к согласию, возникло сначала без всякого плана и принципиального осознания с восхождением на трон Оранских. Поэтому часто 1689 год называется началом развития парламентаризма, поскольку король Вильгельм III естественным образом призвал в свой кабинет сторонников той партии, что пригласила его на трон. Лишь в 1695 году кабинет в соответствии с партийной принадлежностью полностью соответствовал парламентскому большинству. По этой причине Хасбах обозначает этот год «годом рождения первого кабинета» (Hasbach. Die parlamentarische Kabinettsregierung, 1919, S. 45). В 1700 и 1701 годах к власти в парламенте вновь приходит другая партия, тори, и король призывает сторонников этой партии в свой кабинет. Поскольку здесь впервые фиксируется зависимость кабинета от, соответственно, господствующей партии в парламенте и своего рода смена правительственной и оппозиционной партии — alternative government, — эти годы также могут именоваться началом парламентского правления. Тем не менее король сохраняет полномочие свободно назначать и увольнять членов кабинета. Он принимает участие во всех заседаниях кабинета, осуществляет председательство и определяет основные направления политики. С 1715 года это изменяется, поскольку Георг I уже не принимал участия в заседаниях кабинета якобы из-за незнания английского, в действительности же (см.: Michael. Ztschr. f?r Politik, 1913, Bd. 6, S. 577f) потому, что его интерес к политическим делам Англии был незначительным и он полностью чувствовал себя немецким курфюрстом. Его фактическое влияние казалось ему недостаточно значительным, чтобы принимать участие в заседаниях. Дэвид Юм писал в своих политических статьях, вышедших в 1742 году, что одобрение короля есть «немного больше, чем формальность». Однако правительство остается королевским правительством. С правовой точки зрения король (до сегодняшнего дня) сохраняет все властные полномочия правительства и только вынужден осуществлять их через своих министров. Ансон формулирует это так: раньше король правил через министров, теперь министры правят через короля.

На протяжении XVIII века парламентская зависимость кабинета вовсе не была абсолютно закреплена. Уолпол еще в 1741 году сопротивлялся требованию отставки. Солидарная смена всего кабинета происходит лишь в 1782 году. Подлинная премьерская система, согласно которой вождь (leader) соответствующей партии большинства образует в качестве премьер-министра кабинет из сторонников партии, с такой отчетливостью формулируется Питтом в 1803 году. В течение всего XVIII века остается открытым вопрос, какая часть парламента — нижняя или верхняя палата— является определяющей для формирования кабинета. Только в ходе XIX века было установлено, что каждый кабинет, который получит от большинства нижней палаты порицание, выражение недоверия или неодобрение, должен или подать в отставку, или же попытаться создать новое большинство посредством роспуска нижней палаты и назначением новых выборов. Практика роспуска парламента и назначения новых выборов также установилась лишь в XIX веке, и с 1867 года выдвигается точка зрения, что правительство, желающее провести значительные нововведения, должно для этого получить одобрение избирателей в ходе новых выборов.

В предшествующем конечном результате этого исторического развития парламент превратился в простое выражение общественного мнения, вследствие этого он зависим от данного общественного мнения. Относительно парламента кабинет может установить прямую связь с общественным мнением, то есть королевским распоряжением распустить парламент и добиться решения избирателей с правом голоса. Так, согласно Ансону, полномочие свергать кабинет перешло от короля к нижней палате, от нижней палаты — к народу, то есть избирателям.

2. Применительно к политической и государственно-правовой оценке данного развития следует учитывать, что нижняя палата, в этом отношении определяющая часть парламента, в различные столетия — с 1700 года по настоящий день — в политическом и социальном смысле являлась совершенно отличающимся собранием.

До избирательной реформы 1832 года нижняя палата, в сущности, состояла также из двух партий господствующего слоя — тори и вигов — и являлась преимущественно благородным собранием средневековой системы, House of Commons. Графства, замки, корпорации, избирательные пятачки часто обладали избирательным правом, определяемым странными историческими случайностями. Избирательная реформа 1832 года устранила большинство мелких общин, в которых дворянство или корона просто определяли своих кандидатов, и задействовала в избирательном праве буржуазное владение имуществом (земельные собственники, домовладельцы, ремесленники). Число лиц, обладающих избирательными правами, возросло с примерно полмиллиона до миллиона. Помимо все еще многочисленных дворян теперь тип депутата также определяли адвокаты. Тем не менее и после этого нижняя палата все еще не была народным представительством в смысле современной демократии; голосование все еще было публичным, а депутат оставался вполне уважаемым лицом, чаще всего независимым от своих избирателей. Однако вскоре проявился важный симптом: в частности, парламент был принужден своими избирателями отступить. С 1850-х годов зависимость от общественного мнения считается базовым принципом. В результате избирательной реформы 1867 года (Дизраэли) избирательные права получили также низшие городские слои (число имеющих избирательные права увеличилось до 2,5 миллиона), в 1884 году — сельскохозяйственные рабочие (уже 5 миллионов имеющих избирательные права); согласно обоим законам избирательные права получили те взрослые мужчины, которые платили за свое жилье определенную плату (в обычном случае 10 фунтов стерлингов). Лишь в 1885 году дело дошло до современного разделения на избирательные участки, и лишь во время войны законом от 6 февраля 1918 года избирательное право стало всеобщим и демократическим в том смысле, что вне учета земельной собственности или жилья избирательные права имели все мужчины от 21 года, а далее— самостоятельные женщины от 30 лет.

Вследствие этого «партии» парламента также означают нечто различное. До 1832 года, в сущности, это две партии внутри господствующего верхнего слоя, которые между собой были разделены различиями политических и иных мнений, такими дифференциациями, как земельная собственность или обладание капиталом, но не глубоко идущими социальными противоречиями. Различие тори и вигов далее обобщается до различия консерваторов и либералов, которое вначале не означало никакого классового противоречия, а релятивировалось само собой разумеющимся, охватывающим обе партии, замкнутым единством нации. Потому оно отображало лишь различие мнений, а не группирование друг — враг. Более глубокое противоречие и подлинная гетерогенность возникли лишь тогда, когда образовалась Ирландская национальная партия, начавшая создавать помехи. И все же эта партия была недостаточно сильна, чтобы взорвать двухпартийную систему консерваторов и либералов и выступить в качестве равнозначной третьей партии; кроме того, она вновь исчезла вместе с образованием Ирландской республики (договор от 6 декабря 1921 года). Третья партия в полном смысле появляется лишь с 1900 года вместе Независимой рабочей партией (Independent Labour Party). Тем самым проявился новый социальный элемент, потенциально даже подлинное классовое противоречие; также была разрушена простая двухпартийная система с ее альтернативной сменой партии большинства (правительства) и оппозиции. Выборы декабря 1923 года (выборы по поводу протекционистских пошлин) привели к трехпартийной системе (консерваторы, либералы и лейбористы) и образованию правительства лейбористов (Макдональд). Выборы 29 октября 1924 года временно устранили данное положение — консервативная партия получила в нижней палате абсолютное большинство; в этом смысле новое правительство вновь соответствует традициям двухпартийной системы. И все же не следует упускать из виду, что данный результат выборов 1924 года обусловлен избирательной системой, которая делает возможными большие диспропорции между числом мандатов и числом избирателей. Среди самого электората трехпартийная система еще вовсе не разрушена [23].

3. Из данного английского развития невозможно вывести устойчивое понятие парламентского правительства. Существует ряд прецедентных случаев, которые в зависимости от политической ситуации толкуются различным образом и о которых можно лишь сказать, что хотя в целом в течение XIX века суверенный парламент может считаться определяющим, но политическое руководство находится в руках кабинета, а политическое решение — у избирателей. На различных стадиях этого развития у английских и иных авторов возникли различные конструкции, схематизации, идеализации и толкования английского парламентаризма, служившие либеральной буржуазии европейского континента в борьбе против княжеского абсолютизма. Монтескье в XVIII веке, причем с полным пониманием исторической и политической неточности, сконструировал из английского конституционного положения идеал конституции с различением властей («О духе законов», XI, 6). В действительности имело место соединение правительства и парламента, то есть обратное этому division. Сам Монтескье называет уже два существенных момента этой системы (однако не в ставшей знаменитой 6 главе XI книги, а в ином месте — XIX книге, 27), а именно двухпартийную систему и долг монарха приглашать министров из господствующей партии. Причем в остальном конструкция двухпартийной системы также содержит сильное упрощение, поскольку часто существовали многие партии, переходы и коалиции. В XIX веке парламентское правительство часто понимали схематично как подчинение правительства парламенту, тогда как согласно английской системе с премьер-министром премьер-министр возглавляет парламентское большинство и может распустить парламент, если тот откажет в поддержке. С 1867 года определяющим является уже не парламент, а электорат как носитель общественного мнения. Кабинет (более узкий совет министров внутри более обширного министерства) руководит политикой и осуществляет право законодательной инициативы. В конечном счете парламент есть лишь только передаточное звено между электоратом и правительством и не обладает ни политическим руководством, ни политическим решением в случае конфликта.

4. Вопреки идеализации и упрощению английского парламентаризма и вопреки попыткам подражать ему на европейском материке выдающиеся ученые и писатели подчеркивали предпосылки этой английской системы.

Fr. J. Stahl.  Parteienlehre, S. 144ff; Lothar Bucher.  Der Parlamentarismus, 2. Aufl., S. 144; J. Barth?lemy.  L’Intiduction du r?gime parlementaire en France, Paris, 1904, p. 146ff; Schmoller.  Jahrbuch 1917, Bd. 41, S.1123ff; Erich Kaufmann.  Die Regierungsbildung im Reich und in Preussen, Die Westmark, 1921, S. 208ff.

Воздействие подобных, без сомнения верных выводов в целом является незначительным, поскольку в XIX веке парламент стал для большой части либеральной буржуазии неким мифическим образом, в котором не имеют значение историческая корректность и правильность. Тем не менее здесь следует кратко упомянуть некоторые важнейшие идеальные предпосылки английского парламентаризма:

A. Двухпартийная система есть первая из этих предпосылок. Вождь партии большинства формирует кабинет; если он утрачивает большинство, тогда формирование кабинета переходит к вождю другой, оппозиционной партии. Эта простая игра в смену большинства и меньшинства, правительства и оппозиции прекращается, если появляется третья сильная партия и для образования большинства требуются коалиции. По распространенному в Англии мнению коалиционное правительство есть нечто аномальное, и коалиционные правительства 1915 года, как и последующие правительства, оправдываются лишь особыми обстоятельствами войны и послевоенного времени. Неожиданную победу консерваторов в октябре 1924 года часто сводят к тому, что английский народ имел желание вернуться к старой двухпартийной системе с простым парламентским большинством.

Б. Из двухпартийной системы возникает следующая предпосылка: гомогенность соответствующего большинства и кабинета.

B. Партии суть вождистские партии в руках уважаемых политиков, leaders, за которыми они следуют и могут под собственную ответственность определять направления политики и формировать гомогенное министерство из сторонников партии. Этим объясняется солидарность всего кабинета: все министры подают в отставку, если в отставку подает премьер-министр. Как только место партийного вождя занимает бюрократический партийный аппарат вместе со служащими, секретарями, невидимыми спонсорами и т. д., министр, как и любой член партии, уже более или менее зависим, он есть представитель организации, уже не является вождем и потому не может брать политическую ответственность.

Г. Выборы являются одномандатными выборами. Каждый избирательный округ выбирает относительным большинством одного кандидата без второго тура. Отсюда может возникнуть заметная диспропорция между числом избирателей и числом мандатов, как в случае упомянутых выше выборов в октябре 1924 года. Одномандатные выборы способствуют личному отношению электората к признанному вождю. Даже если выборы ориентированы на такие предметные вопросы, как протекционистские пошлины или свободная торговля, всегда действенно личное отношение к вождю, который в результате выборов получает аккламацию. Пропорциональная система, напротив, устраняет личное отношение; власть партийной организации усиливается; партии выдвигают списки кандидатов, в которых избирателям известны лишь некоторые имена, и избиратель голосует за партию и список или — согласно оптимистическому толкованию — за идею; меньшинства и партии-осколки в значительной мере учитываются. Потому английское избирательное право, несмотря на подобную явную диспропорцию между числом избирателей и числом мандатов, придерживается принципа одномандатных выборов. При этой системе также возможно контролировать изменение общественного мнения посредством новых выборов, тогда как при пропорциональной системе со списками кандидатов перевыборы не проводятся, в результате чего исчезает важный симптом для выявления общественного мнения.

Д. Партии суть партии в подлинном смысле слова, то есть основанные на свободной рекламе образования, а не устойчивые организации масс, связанных интересами или даже партийной принадлежностью. Противостояние партий не должно быть абсолютным в каком-либо смысле и никогда не должно разрушать рамки национального и социального единства. Дискуссия между партиями возможна до тех пор, пока наличествуют общие предпосылки. Разумные компромиссы и лояльная игра в смену обеих партий также могут осуществляться лишь в том случае, если эти партии не желают уничтожить или устранить друг друга, а ведут себя по правилам честной игры. Но как только проявляются абсолютные противоречия, и конфессиональные, классово обусловленные или национальные различия становятся определяющими для партийной воли, тогда исчезает данная предпосылка. Большой успех консерваторов на выборах в октябре 1924 года видимо в значительной мере объясняется тем, что существовала потребность ясно выразить в отношении социалистического понятия классов фундаментальную предпосылку английского парламентаризма, а именно политическое единство на национальной основе.

II. Развитие во Франции и Бельгии.

Важнейшее различие данного развития по сравнению с английским заключается в том, что парламентскую систему привели к определенным формулам и зафиксировали конституционно-законодательным образом. Однако фиксация не может охватить политическую жизнь. Потому в государствах европейского материка наряду с писаным текстом закона развиваются государственноправовая практика и навыки, которые вообще впервые придают писаным формулам их содержание и показывают, что, несмотря на конституционно-законодательное нормирование, постоянно возникают новые и отклоняющиеся формы этой системы.

1. Конституции Французской революции еще не знают парламентского правительства. Конституция 1789 года основана на отделении властей и потому с полным осознанием противопоставляет себе парламентскому правительству; точно так же конституция III года (1795). Конституция VIII (1799) года хотя и знает контрассигнацию правительственных документов министром и устанавливает, что между должностями министра и депутата нет несовместимости, так что возможна тесная взаимосвязь правительства и парламента; тем не менее эти возможности и подходы парламентской конституции не получили развития в абсолютизме наполеоновского господства.

2. Напротив, с концом наполеоновского господства в 1815 году немедленно выдвигается сконструированная по английскому образцу программа парламентаризма, литературными герольдами которой были Шатобриан и Бенжамен Констан. Хартия 1814 года говорит об ответственности министров при государственной измене и подкупе, то есть обосновывает ответственность в форме юстиции. Однако форма юстиции несовместима с сущностью непосредственного политического влияния. Шатобриан развил в 1816 году следующие принципы парламентаризма: единое министерство (system homogene) с солидарной ответственностью перед большинством палаты депутатов, поскольку она «является важнейшим органом общественного мнения»; министерство должно отчитываться перед палатой, если не получит большинства. Практика Людовика XVIII учитывала большинство палаты. Его наследник Карл X был свергнут Июльской революцией 1830 года.

Конституция 1830 года не содержала нового ясного определения относительно независимости правительства от парламента, а лишь повторяла Хартию 1814 года. Тем не менее развился принцип постоянного учета соответствующего парламентского большинства, и правительство Луи Филиппа считалось примером парламентской монархии. Это не смогло предотвратить острых споров по поводу полномочий короля.

Согласно Гизо парламентаризму достаточно, чтобы министры были ответственными, а в остальном королю оставлялась возможность продвигать свое понимание, тогда как Тьер уже в 1829 году провозгласил формулу, которую он повторял в 1846 году во время знаменитых дебатов в палате: le roi r?gne et ne gouverne pas, то есть король должен воздерживаться от любого предметного влияния на политику. Данный спор, который представляет интерес также применительно к нынешнему парламентскому состоянию в Германии и показывает многозначность выражений об «ответственности», не был разрешен, а был прекращен в результате свержения буржуазного королевства во время революции 1848 года.

3. Бельгийская конституция 1831 года также считается конституцией парламентской монархии, хотя она, что касается текста конституционного закона, мало отличается от конституционной монархии германского стиля. «Различие находится не в ее определении закона, а в ее применении в общественной национальной жизни. Она есть привычное правило и живет духом конституции; буква ничего не говорит об этом» (Errera. Das Staatsrecht des K?nigreichs Belgien, 1909, S. 58). Согласно конституционно-законодательному регулированию (ст. 63, 64), министры «ответственны» и посредством своей контрассигнации актов короля принимают на себя ответственность. Этого было достаточно в качестве законодательного основания парламентского правительства. Однако здесь «ответственность» в отличие от ответственности в случае процесса в форме юстиции (обвинение палаты депутатов перед кассационной палатой согласно ст. 90) означает политическую зависимость, предпосылки и воздействие которой подробно не регулируются. Но из нее выводили необходимость согласия кабинета и большинства палаты и обязанность короля образовать новое министерство «после вотума недоверия по более или менее значительному вопросу», как и после изменения мнения, выраженного в результатах выборов. В сущности, все это привычная практика.

4. Французская конституция 1848 года создала должность президента государства, который должен быть независимым от парламента. Для его официальной деятельности она требовала контрассигнации министров, однако одновременно объявляла президента государства «ответственным». Из этой непосредственной ответственности президента можно заключить, что президент имеет самостоятельные политические полномочия, поскольку лишь таким образом его ответственность получает некое содержание. Эта очень характерная для парламентской системы неясность приводила к ожесточенным дискуссиям о том, в какой мере президент может руководить политикой и что, собственно, означает его «ответственность». Национальное собрание выразило притязание господствовать над «политической системой» и ссылалось на то, что это относится к сущности парламентского правительства. Когда законодательное собрание выразило министрам порицание, президент государства уволил министерство, но одновременно подчеркнул, что он самостоятелен в своих политических решениях, поскольку является ответственным. Интересный спор не был доведен до конца, а прекращен посредством государственного переворота: Луи Наполеон 2 декабря 1851 года распустил Национальное собрание, хотя подобный роспуск был запрещен конституционно-законодательным образом. Согласно новой конституции от 14 января 1852 года, санкционированной всенародным голосованием, Наполеон ill сначала как президент, а затем как император являлся руководителем политики Франции. Конституция 1852 года была прямо антипарламентской, министры были ответственны лишь перед главой государства, не существовало солидарности министерства как целого. Тем не менее постепенно делаются уступки парламенту: сначала были разрешены «адреса» парламента в качестве ответа на ежегодную тронную речь императора. В постановлении сената от 8 сентября 1869 года говорится: «Министры зависят только от императора. Они ответственны. Только сенат может в их отношении объявить статус обвиняемых» — положения, неясность которых очевидна.

Незадолго до начала войны 1870 года в конституции от 21 мая 1870 года признавалась полная ответственность министерства (ст. 19). Это считалось введением парламентского правительства, хотя одновременно вновь подчеркивалась независимая ответственность императора: император «ответственен перед французским народом» (ст. 13). Но и здесь спор не был завершен; после военного поражения империя была ликвидирована 4 сентября 1870 года.

Французским национальным собранием, собравшимся в 1871 году, Тьер был назначен Chef du pouvoir ex?cutif. На деле он являлся ответственным перед парламентом премьер-министром, выступал в парламенте, но провел закон от 13 мая 1873 года, чтобы заменить непосредственную президентскую ответственность министерской. Этот принцип перешел в конституционные законы 1875 годы, предусматривавшие президента государства в качестве президента республики, избираемого Национальным собранием, но ограниченного контрассигнацией со стороны министров. Парламентское правительство признается в конституционном законе от 25 февраля 1875 года, ст. 6, такими словами: Les ministres sont solidairement responsables devant les Chambres de la politique g?n?rale du Gouvernement et individuellement de leurs actes personeis. Президент ответственен лишь в случае государственной измены. Он назначает и увольняет министров, имеет право направлять послания в парламент и может добиваться повторного обсуждения закона. Ст. 5 конституционного закона от 25 февраля 1875 дает ему право распускать палату депутатов с одобрения сената. Однако эти полномочия президента государства утратили свое политическое значение и не привели к тому, что президент может оказывать предметное влияние на politique g?n?rale. Из четырех французских президентов, подавших в отставку до истечения срока своих полномочий — Мак-Магон (1879), Греви (1887), Казимир-Перье (1895), Мильеран (1924) — большинство подало в отставку частично из-за того, что им казалось невыносимым отсутствующее политическое влияние их должности.

Однако не только президент государства, но и само министерство в своей самостоятельности политического руководства было ограничено в отношении палаты депутаты. Во Франции без сомнения существует сильная тенденция использовать парламентское правительство так, чтобы большинство палаты предписывало министрам каждое важное мнение, причем часто политические решения принимались в комитете парламента, который фактически являлся министерством. Конституционно-законодательная норма именно не есть устойчивая схема; поэтому парламентское правительство может означать как политическое господство парламента, так и руководство политикой через премьер-министра. Политика премьер-министра Пуанкаре потерпела поражение на выборах 11 мая 1924 года, электорат выступил против Пуанкаре и за радикальных социалистов. Несмотря на это, Пуанкаре смог, не обращаясь к новым выборам, 23 июля 1926 года сформировать новый кабинет, который хотя и включал в себя двух радикалов, тем не менее находился под его политическим руководством. Благодаря тому, что он не боялся очень часто ставить вопрос о кабинете, он мог проводить свою волю в отношении нерешительной и расколотой на многие партии палаты. Применительно к парламентскому правительству во Франции также недостаточно ни писаного теста конституционного закона, ни ясного содержания устоявшейся практики, чтобы придать однозначный смысл понятию «парламентское правительство». Из того, что конституционно-законодательное регулирование желает ввести «парламентское правительство», еще невозможно понять, кто определяет направления политики — президент государства, премьер-министр или большинство палаты.

III. Развитие в Германии.

1. Германские конституции с 1815 по 1848 год соответствуют монархическому принципу, как он был выдвинут Венским союзным актом 1815 года и Венским заключительным союзным актом 1820 года. Сословия имели право содействия в законодательстве, также право одобрения налогов, однако не существовало никакой ответственности или тем более зависимости княжеского правительства в отношении этих сословий. Министры были слугами государя и ничем другим. Вследствие революции 1848 года в большинстве германских государств пришли или к конституционно-законодательному установлению конституционной монархии (как в Пруссии), или же, если уже существовали «конституции», к дополнениям или изменениям, которыми обосновывалась ответственность министров. Несмотря на этот успех, революционное движение 1848 года не привело к парламентскому правительству. Король конституционной монархии германского стиля сохраняет политическое руководство и лидерство и не может быть сдвинут с этой позиции даже посредством полномочий парламента (содействие в законодательстве и бюджетное право). Он может, если парламент не справляется, «вернуться к своей государственной власти» (Макс фон Зайдель). Ф. Ю. Шталь провел различение конституционной и парламентской монархии. Либеральные противники данной системы характеризовали ее как «псевдоконституционализм». Однако в немецкой государственно-теоретической литературе XIX века, видимо, только Роберт Моль пытался оправдать парламентское правительство.

В Баварии сословная конституция 1818 года, которая естественно еще не знала никакой ответственности министров перед сословиями, была дополнена законом от 4 июня 1848 года, вводившим такую ответственность и предусматривавшим для актов короля контрассигнацию министров: «Государственный министр или его заместитель, нарушающий государственные законы действиями или бездействиями, ответственен перед сословиями рейха». Однако, несмотря на это, министры оставались слугами короля и зависели от его доверия. Вновь вводимая ответственность соотносится лишь с нарушениями законов, то есть не с политическим руководством как таковым; она регулируется таким образом, что подлежащий ответственности министр может быть обвинен палатами за нарушение государственных законов перед государственным судом (об этом см.: Seydel Bayr. Staatsrecht, 2. Aufl., I, 1896, S.517ff.). Баварский закон от 30 мая 1850 года регулировал процедуру этого государственного суда. Саксония (§ 141 и далее конституции и закона от 3 февраля 1831 года) и Вюртемберг (глава 10) устанавливали подобную ответственность в форме юстиции лишь применительно к подобным нарушениям конституции. Баден (закон от 20 февраля 1868 года) — применительно к сознательным или грубым нарушениям конституции, признаваемых конституционных прав или к серьезной угрозе безопасности и благополучию государства. Этот последний состав преступления уже переходит в политическое, но все же процедура остается в форме юстиции и тем самым теряет свою политическую силу.

В Пруссии ст. 44 конституции от 31 января 1850 года определяла: «Все правительственные акты короля для вступления в силу нуждаются в контрассигнации министра, который тем самым берет на себя ответственность». Это называется политической ответственностью в отличие от уголовно-правовой, однако не означает никакой зависимости от парламента. Министр остается слугой короля (ст. 45). Каждая из обеих палат (палаты господ и палаты депутатов) может потребовать присутствия министров (ст. 60); решением обеих палат министры могут обвиняться в «нарушении конституции, подкупе или измене», причем перед Верховным судом монархии. Однако «случаи ответственности», процесс и наказание должны были регулироваться особым законом (ст. 61, аб. 2). Поскольку данный закон не был принят, палаты не могли осуществлять свое полномочие обвинения, и ответственность практически стала ничего не значащей. Об этом см. выступление Бисмарка в палате депутатов 22 апреля 1862 года (Sten. Вег., II, S. 952); далее — Высочайшее послание от 26 мая 1863 (Ebd., S.1322). То есть здесь не была реализована даже ответственность в форме юстиции. Сюда же добавилось то, что вся сфера власти короля как командующего изымалась из необходимости министерской контрассигнации. Политическое влияние парламента на правительство могло проявляться лишь путем отказа в принятии бюджета и кредитов. Но эта попытка провалилась во время прусского конфликта между палатой депутатов и правительством в 1862 и 1866 годах. Палата депутатов отказалась одобрить бюджет, но правительство продолжало вести дела без бюджета и объявило безбюджетное состояние хотя и не нормальным, но все же не антиконституционным, поскольку здесь имел место именно «пробел в конституции». Данная «теория пробелов», выдвинутая именно Бисмарком на заседаниях ландтага, после победы Бисмарка была перенята государственной теорией в Пруссии и рейхе. См. мнение Анщюца (Meyer-Ansch?tz, S. 906): «Ясно лишь одно: конституция не желает, не может желать, чтобы из-за наступившего безбюджетного состояния государственная жизнь остановилась». Однако если согласие между высшими органами государства по поводу бюджета не будет достигнуто, то «здесь имеет место не столько пробел в законе (то есть в конституции), сколько скорее пробел в праве, который не может быть заделан никакими правоведческими операциями с понятиями. Государственное право здесь заканчивается ; вопрос о том, как следует поступать при отсутствующем законе о бюджете, не является правовым вопросом». В действительности здесь речь идет о вопросе суверенитета, ответа на который избегают таким образом.

2. Применительно к Германской империи конституция Бисмарка от 16 апреля 1871 года ст. 17, аб. 2 определяет: «Постановления и распоряжения кайзера издаются от имени рейха и для вступления в силу нуждаются в контрассигнации рейхсканцлера, который тем самым принимает на себя ответственность». Рейхсканцлер как единственный рейхсминистр был носителем этой ответственности. «Ответственность» сама по себе естественно не обосновывала никакого парламентского правительства. Право рейхстага направлять петиции бундесрату или рейхсканцлеру (ст. 23 старой ИК) не предлагало никакого средства для оформления «ответственности», как и право запроса и право направлять кайзеру адреса. Это последнее полномочие, которое в ходе практики и привычки могло бы стать действенным средством политического влияния, характеризовалось официозными специалистами по государственному праву в качестве «псевдоправа» и издевательски приравнивалось к праву «выражать здравицы в адрес кайзера» (.Laband, I, S. 309). Даже возможные выражения доверия или недоверия рейхстагом (с 1908 года) не считались «государственно-правовыми функциями». Вопрос ответственности рейхсканцлера в отношении рейхстага, кроме того, был запутан тем, что крайне сложная система разделения компетенций между рейхом и отдельными государствами частично корректировалась, а частично еще более усложнялась персональной унией важнейших имперских должностей (рейхсканцлера и имперских статс-секретарей) с прусскими министерскими должностями и должностями уполномоченных бундесрата. В случае закона о бюджете только бундесрат, а не рейхсканцлер противостоял рейхстагу (Е. Kaufmann. Bismarcks Erbe in der Reichsverfassung, 1917, S. 63).

Имперская конституция 1871 года даже не содержала определений относительно ответственности министров в форме юстиции, как она обычно встречается в конституциях конституционной монархии. Предложение Веннигсена принять дополнение «ответственность и необходимая для ее осуществления процедура регулируются особым законом» было отклонено в конституционно-совещательном рейхстаге (Sten. Вег., S. 342). Бисмарк видел значение данной ст. 17 и своей «ответственности» в том, что рейхсканцлер, который первоначально мыслился лишь как «младший статс-секретарь по германским делам в прусском внешнеполитическом министерстве», теперь «возвышался до положения ведущего рейхсминистра». Макс фон Зайдель в первом издании своего комментария к имперской конституции охарактеризовал подобную ответственность рейхсканцлера как «фразу», однако во втором издании (1897, S. 187) исправил это выражение, поскольку ст. 17 в меньшей степени затрагивает отношение рейхсканцлера к парламенту, чем к кайзеру: она обеспечивает рейхсканцлеру министерскую самостоятельность в отношении кайзера.

Когда либеральные и демократические партии германского рейхстага пытались добиться влияния на политику имперского правительства, то в отношении скромных попыток «парламентаризации имперского правительства» также можно было выдвинуть особый аргумент, который не обсуждался в отдельных германских государствах: несовместимость парламентского правительства с федеративной структурой Германской империи. «Несовместимость парламентаризма и федерализма» часто выдвигается как общезначимый тезис; то, что Соединенные Штаты Америки также не имеют парламентского правительства, видимо должно подтверждать несовместимость (E. Kaufmann. Ebd., S. 69–70). Здесь нет необходимости решать, на самом ли деле существует абсолютная «несовместимость» между парламентаризмом и федерализмом; в действительности же это вовсе не парламентаризм, а демократический принцип тождества, следствие которого отменяет государственную самостоятельность государств-членов. Применительно к Германской империи несовместимость конституции Бисмарка в любом случае действовала в качестве официальной доктрины. Прусская декларация в бундесрате от 5 апреля 1884 года и послание германского кайзера рейхстагу от 30 ноября 1885 года (Hirths Annalen des Deutschen Reiches, 1886, S. 350) указывают на то, что контролируемое избранным парламентом правительство не подходит для управления большим народом и особенно опасно для федеративного государства, основанного на договоре. Посредством парламентаризации имперского правительства избранный всем немецким народом рейхстаг получил бы определяющее влияние на политическое руководство, и федеральная власть уже не была бы властью союзных княжеских правительств. В этом видели угрозу распада Германской империи. С точки зрения монархической гомогенности союза парламентское правительство также казалось сомнительным. Обсуждения и борьба за прусское избирательное право с обеих сторон также суть борьба за субстанцию гомогенности, без которой невозможен никакой союз — ни федеральное государство, ни союз государств.

3. Лишь во время Мировой войны германский рейхстаг в усиливающейся мере добился влияния на политическое руководство, причем в той же мере, в какой ухудшалось военное и внешнеполитическое положение. Проявилось то, что дуализм конституционной монархии вполне мог существовать в мирные и спокойные времена и создавать впечатление, что можно длительно откладывать решающий вопрос, однако каждая критическая ситуация выявляла его несостоятельность. И хотя случавшиеся ранние выступления рейхстага (1908 год — так называемый кризис «личного правления» Вильгельма II, 1913 год — дело Цаберна) не имели успеха, тем не менее являются значимыми в качестве симптома, поскольку позволяют понять, что естественная тенденция к парламентаризации существовала всегда и сдерживалась лишь благодаря могучему руководству Бисмарка, пока продолжалось его воздействие. Напротив, сопротивление этой тенденции ослабевало в той мере, в какой правительство оказывалось внешнеполитически безуспешным и в конечном счете побежденным.

Лишь с 1917 года в Германии вновь начинается теоретически интересная и имеющая шансы на практический успех дискуссия о парламентаризме (см.: Ansch?tz, Meyer-Ansch?tz. S. 1027). Макс Вебер сделал ряд предложений в нескольких ставших знаменитыми статьях во «Франкфуртской газете»: отмену ст. 9 старой ИК (которая устанавливала несовместимость между должностью депутата рейхстага и уполномоченного в бундесрате, так что депутат рейхстага не мог стать прусским премьер-министром, уполномоченным в бундесрате и рейхсканцлером, не отказавшись от своего мандата); далее оформление права опроса рейхстага и образование коронного совета, в который должны были входить парламентарии, чтобы лично советовать кайзеру. Парламентского правительства в смысле правительства, соответственно зависящего от доверия рейхстага (то есть большинства рейхстага), Макс Вебер тогда не требовал и еще в меньшей степени — ликвидации монархии. Эти статьи (объединенные в 1918 году в сочинении «Парламент и правительство в новой Германии») имели большое влияние на авторов Веймарской конституции и являются важным источником для государственно-теоретической оценки этой конституции. То, чего требовал Макс Вебер, являлось политическим вождизмом по примеру партийного вождя из государственных мужей в Англии. С учетом германских партийных отношений и партийного раскола этот идеал сразу стал бы проблематичным. Дальнейшее теоретическое обсуждение никак не смогло обнаружить сложности. Сочинение Р. Пилоты «Парламентская система» (1917) объявила базовой идеей данной системы то, что «лишь одно партийное направление может допускаться к рулю». «Если сразу допустить все партии и тем самым все противоречия, тогда система будет прямо отрицаться». Однако понимание у Пилоты парламентской системы также шло в том направлении, что в правительство попадают вожди сильнейших партий, чтобы сделать программы своих партий правительственной программой и опробовать себя в деле управления вместе со своими программами.

19 июля 1917 года было открыто выдвинуто притязание рейхстага на политической контроль над так называемой мирной резолюцией. Большинство (Центр, Партия прогресса, Социал-демократия и левый фланг национал-либералов) приняли то знаменитое постановление: «Рейхстаг стремится к миру взаимопонимания и длительного примирения народов. С подобным миром несовместимы насильственная передача территорий и политическое, экономическое и финансовое насилие». Также выдвигалось требование введения всеобщего избирательного права для Пруссии — требование, показавшее, как мало здесь значат конституционно-законодательные ограничения и соображения, поскольку при федеративной структуре рейха подобное вмешательство рейхстага в прусские дела было вряд ли допустимо с государственно-правовой точки зрения. Рейхсканцлер Бетман-Гольвег получил свое увольнение 14 июля 1917 года. Его преемник Михаэлис был назначен кайзером без предварительного заслушивания рейхстага или какого-либо контакта с ним. Но новый канцлер образовал в августе комитет, состоящий из семи ведущих депутатов рейхстага и семи делегатов, избранных пленумом бундесрата, сначала лишь для обсуждения германского ответа на папскую мирную ноту. Многие уже видели в этом согласие с предложением Макса Вебера образовать коронный совет. Однако растущее влияние рейхстага касалось только гражданского правительства, тогда как командование и руководство армией, то есть то, что имеет значение во время подобной войны, естественно оставалось в руках кайзера. Следующий рейхсканцлер, граф Гертлинг, был назначен уже с согласия партий рейхстага и перед вступлением в должность договорился с господствующей партийной коалицией о своей правительственной программе. Его преемника принца Макса Баденского, последнего рейхсканцлера кайзеровской Германии, кайзер назначил не совсем согласно обычаям или правилам парламентской монархии, однако в указе кайзера от 30 сентября 1918 года при увольнении графа Гертлинга говорилось: «Я желаю, чтобы немецкий народ более действенно, чем до сих пор участвовал в работе по определению судьбы отечества. Потому моей волей является, чтобы мужи, наделенные доверием народа, в широком объеме участвовали в правах и обязанностях правительства». Затем следовала просьба к графу Гертлингу сделать предложения относительно своего преемника. Об этой процедуре принц Макс Баденский в своих «Воспоминаниях и документах» (Stuttgart, 1927, S. 328–329) замечает, что правильным образом следовало направить приглашение парламенту для обсуждения состава правительства, как только был назначен его вождь. «Во всех демократически управляемых странах Запада премьер-министр имеет свободу при выборе своих сотрудников. Посредством этого начала революции сверху идея вождя была отброшена». 3 октября 1918 года принц Макс Баденский был назначен рейхсканцлером; 5 октября он выступил перед рейхстагом, сообщил о направлениях своей политики и поставил вопрос о доверии.

Конституционно-законодательные изменения, посредством которых в рейхе по всей форме прямо вводилось парламентское правительство, были приняты в последний момент 28 октября 1918 года (RGBl. S. 1273–1274): «Рейхсканцлер для осуществления своей должности нуждается в доверии рейхстага». Одновременно компетенция рейхстага содействовать при объявлении войны и заключении мира и необходимость министерской контрассигнации были расширены на назначение, повышение и увольнение высших офицеров сухопутных сил, а также морского флота. Кайзер в послании прямо заявил о своем согласии и сказал, что немецкий народ «после подвигов войны может претендовать на то, что он не будет лишен никакого права, обеспечивающего ему свободное и счастливое будущее». Бундесрат и канцлерская система в этих законах сохранились, однако устранялась несовместимость между бундесратом и рейхстагом (ст. 9 старой ИК).

Эти конституционные законы были приняты без серьезного сопротивления. Они уже не могли остановить переворот и так же мало могли спасти империю, как парламентаризация от 21 мая 1870 года могла сдержать свержение наполеоновской империи. Тем не менее формулировка тех законов имеет значение и для Веймарской конституции; выражение «рейхсканцлер для осуществления своей должности нуждается в доверии рейхстага» было перенято в ст. 54 ИК. Если политическое и конституционно-правовое развитие во Франции и Бельгии выстраивало парламентскую систему на «ответственности», в Германии формулой парламентской системы стала зависимость от доверия рейхстага.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.