…хороших парней из Порту-Давоса

…хороших парней из Порту-Давоса

В последнее десятилетие Давос и Порту-Алегри выступали в качестве городов-побратимов глобализации. Давос, закрытый швейцарский курорт, место, где глобальная элита руководителей крупных компаний, государственных деятелей и СМИ встречается под защитой полицейских в условиях осадного положения и пытается убедить нас и самих себя в том, что глобализация является лучшим лекарством от самой себя. Порту-Алегри — это субтропический город, где контр-элита антиглобалистского движения встречается и пытается убедить нас и себя самих в том, что капиталистическая глобализация не является неотвратимой судьбой для всех нас, и в том, что, как гласит официальный лозунг, «Другой мир возможен!» Но за последние годы встречи в Порту-Алегри подрастеряли свой боевой пыл. Мы слышим о них все меньше и меньше. Куда подевались яркие звезды Порту-Алегри?

По крайней мере некоторые из них перебрались в сам Давос. На встречах в Давосе тон все чаще задает группа предпринимателей, часть из которых иронически называет себя «либеральными коммунистами», отказывающимися признавать противоположность между Давосом (глобальный капитализм) и Порту-Алегри (альтернатива глобальному капитализму со стороны новых социальных движений). Они говорят, что мы все можем получить свой кусок глобального капиталистического пирога, ведя прибыльный бизнес и поддерживая антикапиталистическое движение за социальную ответственность и защиту окружающей среды. Не нужно никакого Порту-Алегри, потому что Давос сам может стать Порту-Давосом.

Состав этих новых либеральных коммунистов, конечно, всем хорошо знаком: Билл Гейтс и Джордж Сорос, гендиректора Google, IBM, Intel, еВау, а также их придворные философы во главе с Томасом Фридменом. Эта группа интересна тем, что ее идеология стала почти неотличимой от идеологии новой поросли антиглобалистских левых радикалов: вспомним восторги Тони Негри по поводу постсовременного цифрового капитализма, который, по его словам, становится почти неотличимым от коммунизма. Старые правые со своей смехотворной верой в авторитет и порядок и пещерным патриотизмом и старые левые со своей Борьбой против Капитализма (с больших букв) являются сегодня подлинными консерваторами, отважно сражающимися с ветряными мельницами и полностью оторванными от новых реалий. Означающим этой новой реальности в либерально-коммунистическом новоязе служит прилагательное «умный» (smart): «умное» означает динамизм и номадизм в противоположность централизованной бюрократии, диалог и сотрудничество в противоположность иерархической власти, гибкость в противоположность рутине, культуру и знание в противоположность старому промышленному производству, непосредственное взаимодействие и аутопоэзис в противоположность жесткой иерархии.

Билл Гейтс служит олицетворением того, что он называет «капитализмом без трений», постиндустриального общества, в котором мы наблюдаем «конец труда», в котором программное обеспечение важнее аппаратного, а молодой «ботаник» — зрелого менеджера в темном костюме. В штаб-квартирах новых компаний почти отсутствует внешняя дисциплина. Бывшие хакеры, которых здесь большинство, много работают и наслаждаются бесплатными напитками в окружении зеленой растительности. Главная черта Гейтса как образа состоит в том, что он воспринимается как бывший хакер, которому удалось «сделать это». И слово «хакер» должно быть понято здесь со всеми его подрывными/маргинальными/антиэлитарными коннотациями. Хакеры хотят нарушить ровную работу крупных бюрократических корпораций. На фантазматическом уровне основная идея заключается в том, что Гейтс — это подрывной маргинальный хулиган, который занял должность и надел костюм респектабельного руководителя.

Либеральные коммунисты — это высокопоставленные руководители, переболевшие духом борьбы, или, иначе говоря, контркультурные гики, получившие в свое распоряжение крупные корпорации. Их догма — это новая, постмодернистская версия старой смитовской невидимой руки рынка. Рынок и социальная ответственность не выступают здесь заклятыми врагами. Они могут быть воссоединены к общей выгоде. Как выразился Томас Фридмен, один из их гуру, не нужно быть полным уродом, чтобы заниматься бизнесом; сотрудничество с работниками и их участие, диалог с клиентами, забота об окружающей среде, прозрачность сделок служат сегодня ключом к успеху. В своем проницательном объяснении Оливье Мальнюи приводит десять заповедей либерального коммуниста:

1. Отдавай бесплатно (свободный доступ, никакого авторского права…); деньги бери только за дополнительные услуги, которые сделают тебя еще богаче.

2. Меняй мир, а не просто продавай: глобальная революция, изменение общества сделают жизнь лучше.

3. Делись и помни о социальной ответственности.

4. Твори: думай о дизайне, новых технологиях и науке.

5. Говори все: не должно быть никаких тайн. Поддерживай и служи культу прозрачности, свободного потока информации; все человечество должно сотрудничать и взаимодействовать.

6. Не работай и не поступай на работу с девяти до пяти. Участвуй только в импровизированном умном, динамичном, гибком общении.

7. Вернись за парту и постоянно учись.

8. Действуй как фермент: работай не только на рынок, но и создавай новые формы социального сотрудничества.

9. Умри бедным: верни свое богатство тем, кто в нем нуждается, потому что ты имеешь больше, чем сможешь когда-либо потратить.

10. Поддерживай хорошие отношения с государством: практикуй партнерство компаний с государством⁶.

Либеральные коммунисты — прагматики. Они ненавидят доктринерство. Для них сегодня нет какого-то одного эксплуатируемого рабочего класса. Есть только конкретные проблемы, требующие решения: голод в Африке, тяжелое положение мусульманских женщин, насилие религиозных фундаменталистов. Когда в Африке имеет место гуманитарный кризис — а либеральные коммунисты по-настоящему любят гуманитарные кризисы, которые помогают выявить лучшее в них! — нет смысла упражняться в старомодной антиимпериалистической риторике. Вместо этого все мы должны сосредоточиться на том, что на самом деле помогает решать проблемы: объединить людей, правительства и бизнес в общем деле, начать что-то менять, а не рассчитывать на централизованную помощь государства, подходить к кризису творчески и нетрадиционно, не думая о ярлыках.

Либеральные коммунисты любят примеры вроде борьбы против апартеида в Южной Африке. Они говорят, что решение некоторых крупных международных корпораций игнорировать правила апартеида в своих южноафриканских отделениях, отменив всякую сегрегацию, выплачивая черным и белым одинаковую зарплату за одинаковую работу и т. д., было не менее важным, чем прямая политическая борьба. Разве это не является идеальным примером пересечения борьбы за политическую свободу и интересов бизнеса? Те же самые компании могут теперь процветать в Южной Африке после отмены апартеида.

Еще либеральные коммунисты любят май 1968 года: какой взрыв молодежной энергии и творчества! Как ему удалось пошатнуть устои косного бюрократического порядка! Какой новый импульс он придал экономической и общественной жизни, когда развеялись политические иллюзии! В конце концов, многие из них были тогда молодыми и участвовали в выступлениях протеста и стычках с полицией на улицах. Если они теперь и изменились, то не потому, что они сдались перед реальностью, а потому, что они должны были измениться, чтобы действительно изменить мир, действительно революционизировать нашу жизнь. Не Маркс ли сказал: «что такое политические перевороты в сравнении с изобретением паровой машины»?! Не изменило ли это нашу жизнь больше, чем все революции вместе взятые? И разве Маркс не сказал бы сегодня: чего стоят все эти выступления протеста против глобального капитализма по сравнению с изобретением Интернета?

Прежде всего, либеральные коммунисты — это подлинные граждане мира. Это добрые, неравнодушные люди. Их беспокоят популистские фундаменталисты и безответственные, жадные капиталистические корпорации. Они видят «более глубокие» причины сегодняшних проблем: именно массовая бедность и безысходность вызывают фундаменталистский террор. Таким образом, их цель не в том, чтобы заработать деньги, а в том, чтобы изменить мир, даже если это приносит им еще больше денег — что тут такого?! Билл Гейтс уже стал крупнейшим благотворителем в истории человечества, проявляя свою любовь к ближним сотнями миллионов, выделяемых на образование и борьбу с голодом и малярией. Суть, конечно, в том, что для того, чтобы давать, вы сначала должны взять — или, как выразились бы некоторые, создать. В свое оправдание либеральные коммунисты говорят, что для того чтобы действительно помогать людям, нужно иметь для этого средства, а, как показывает опыт печального провала всех централизованных государственнических и коллективистских подходов, эффективным способом этого оказывается частная инициатива. И если государство хочет регулировать их бизнес, облагать его чрезмерными налогами, сознает ли оно, что тем самым создает препятствия для достижения своей официальной цели сделать жизнь для большинства населения лучше, реально помочь нуждающимся?

Либеральные коммунисты не хотят быть просто машинами для создания прибыли. Они хотят, чтобы их жизнь имела более глубокий смысл. Они выступают против старомодной религии, но за духовность, за неконфессиональную медитацию. Общеизвестно, что буддизм предвосхищает науки о мозге, что сила медитации может быть научно измерена! Их лозунг — это социальная ответственность и признательность: они первыми признают, что общество было чрезвычайно добро к ним, позволив им раскрыть свои таланты и накопить богатство, поэтому они должны отдать что-то обществу и помочь людям. В конце концов, в чем смысл их успеха, если не в помощи людям? Только эта забота делает успех в бизнесе значимым.

Надо задаться вопросом, действительно ли здесь есть что-то новое? Не является ли это просто установкой, которая получила теперь всеобщее признание, в отличие от старого доброго дикого капитализма времен американских крупных промышленников, когда она была своего рода исключением (хотя и не таким уж значительным, как может показаться)? Старый добрый Эндрю Карнеги нанял частную армию для жестокого подавления профсоюза на своем сталелитейном заводе, а затем завещал значительную часть своего богатства на поддержку образовательной, художественной и гуманитарной деятельности. Этот стальной мужик доказал; что у него было золотое сердце. Точно так же сегодняшние либеральные коммунисты одной рукой отдают то, что они сначала взяли другой. Это заставляет вспомнить о шоколадном слабительном, продающемся в Америке. Его реклама сопровождалась парадоксальным призывом: «У вас запор? Ешьте больше этого шоколада!» Иными словами, чтобы избавиться от запора, ешьте вещь, которая его вызывает.

Та же структура — одна и та же вещь снимает угрозу, которую сама же и создает, — широко распространена в сегодняшнем идеологическом ландшафте. Возьмем, например, фигуру Джорджа Сороса, финансиста и филантропа. Сорос олицетворяет самую безжалостную спекулятивную эксплуатацию в сочетании с ее противоположностью, гуманитарной озабоченностью катастрофическими последствиями для общества, создаваемыми необузданной рыночной экономикой. Даже его повседневные занятия отмечены самоотрицанием: половину своего рабочего времени он уделяет финансовым спекуляциям, а другую половину — гуманитарным мероприятиям вроде финансирования культурной и демократической деятельности в посткоммунистических странах, написания книг и эссе, то есть деятельности, которая в конечном счете направлена на борьбу с последствиями его собственных спекуляций.

Два лика Билла Гейтса соответствуют двум ликам Сороса. Суровый бизнесмен уничтожает или покупает конкурентов, стремится к подлинной монополии, использует всевозможные уловки, чтобы достичь своих целей, в то время как величайший филантроп в истории человечества бесхитростно вопрошает: «Зачем нужны компьютеры, если люди страдают от недоедания и умирают от дизентерии?» В либерально-коммунистической этике безжалостной погоне за прибылью противостоит благотворительность. Благотворительность — это гуманитарная маска, скрывающая оскал экономической эксплуатации. Предаваясь масштабному надувательству своего Сверх-Я, развитые страны «помогают» неразвитым помощью, кредитами и т. д., избегая тем самым ключевого вопроса, а именно — своего соучастия и своей ответственности за бедственное положение неразвитых⁷.

Отсылая к батаевской идее «общей экономии» суверенной траты, противопоставляемой «ограниченной экономии» бесконечного капиталистического стремления к наживе, немецкий философ-постгуманист Петер Слотердайк рисует картину отделения капитализма от самого себя, его имманентного самопреодоления: капитализм достигает наивысшей точки, когда он «порождает из самого себя свою собственную наиболее радикальную — и единственную плодотворную — противоположность, полностью отличную от того, что были способны себе представить классические левые, погрязшие в своем пессимизме»⁸. Его положительное отношение к Эндрю Карнеги служит полезной подсказкой: суверенный самоотрицающий жест бесконечного накопления богатства состоит в трате этого богатства на вещи, не имеющие цены и находящиеся за пределами рынка: общественное благо, науки и искусства, здравоохранение и т. д. Этот заключительный «суверенный» жест позволяет капиталисту вырваться из порочного круга бесконечного расширенного воспроизводства, получения денег для того, чтобы заработать их еще больше. Когда он жертвует свое накопленное богатство на общее благо, капиталист отрицает самого себя как простую персонификацию капитала и его воспроизводимого обращения: его жизнь приобретает смысл. Речь больше не идет о расширенном воспроизводстве как самоцели. Кроме того, капиталист таким образом совершает сдвиг от эроса к тюмосу[6], от извращенной «эротической» логики накопления к общественному признанию и доброму имени. Это равнозначно возведению фигур вроде Сороса или Гейтса в ранг воплощения внутреннего самоотрицания самого капиталистического процесса: их благотворительная деятельность — их огромные пожертвования на общее благо — это не просто их личная особенность. Не важно, сколько здесь искренности или лицемерия: это логичный итог капиталистического обращения, необходимый со строго экономической точки зрения, так как он позволяет капиталистической системе откладывать свой кризис. Благотворительность восстанавливает баланс — своеобразное перераспределение богатства в пользу действительно нуждающихся, — не попадая в роковую ловушку: разрушительной логики возмущения и обиды и принудительного перераспределения богатства государством, которые могут привести лишь к всеобщей нужде и страданиям. Можно добавить, что она также избегает другой формы восстановления своеобразного баланса и утверждения тюмоса через суверенную трату, а именно — войны…

Этот парадокс свидетельствует о нашем прискорбном положении: сегодняшний капитализм не в состоянии воспроизводиться самостоятельно. Для своего общественного воспроизводства ему необходима внеэкономическая благотворительность.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.