IV

IV

Допустим, что молодого прусского прапорщика или корнета, сдающего экзамен на чин лейтенанта, спросили, какой план вторжения прусской армии в Богемию был бы самым безопасным? Допустим, что наш молодой офицер ответил: «Лучшим способом было бы разделить войска на две приблизительно равные армии и послать одну из них в обход на восток от Исполиновых гор, а другую на запад, с тем чтобы они соединились у Гичина». Что бы сказал на это экзаменатор? Он заявил бы молодому человеку, что его план грешит против двух основных законов стратегии: во-первых, никогда не разделять своих войск таким образом, чтобы они не были в состоянии оказать друг другу поддержку, а, наоборот, держать их поближе друг к другу; и, во-вторых, в случае продвижения по разным дорогам, производить соединение соответствующих колонн в пункте, лежащем вне досягаемости противника; что поэтому предложенный план является худшим из всех возможных; что его можно было бы принять во внимание лишь в том случае, если бы Богемия была совершенно свободна от неприятельских войск, и что, следовательно, офицер, предлагающий подобный план кампании, не заслуживает даже чина лейтенанта.

Однако именно этот план был принят мудрым и ученым штабом прусской армии. Почти невероятно, но это так. Ошибка, за которую итальянцам пришлось поплатиться при Кустоце, была повторена пруссаками и притом в условиях, которые сделали ее в десять раз хуже. Итальянцы, по крайней мере, знали, что, имея десять дивизий, они численно превосходят противника. Пруссаки же должны были знать, что все их девять корпусов, вместе взятые, по численности в лучшем случае едва равны восьми корпусам Бенедека и что, разделив свои войска, они почти наверняка обрекали обе армии, одну поело другой, на разгром превосходящими силами противника. Если бы не тот факт, что главнокомандующим является король Вильгельм, было бы совершенно непонятно, как подобный план мог не то что быть принятым, но даже обсуждаться коллегией столь несомненно способных офицеров, какими являются офицеры прусского штаба. Но никто не мог ожидать, что роковые последствия положения, при котором высшее командование находится в руках королей и принцев, скажутся так быстро и с такой силой. Пруссаки в настоящее время ведут в Богемии борьбу не на жизнь, а на смерть. Если австрийцы смогут воспрепятствовать соединению двух прусских армий в Гичине или около него, если каждая из этих двух армий, потерпев поражение, вынуждена будет отступить из Богемии и, отступая, еще более удалиться от второй армии, то можно будет считать кампанию по существу законченной. Тогда Бенедек сможет оставить без внимания армию кронпринца, пока она будет отступать на Бреславль, и со всеми своими силами преследовать армию принца Фридриха-Карла, которая едва ли избежит полного разгрома.

Вопрос в том, удалось ли помешать соединению двух прусских армий? До настоящего момента у нас нет сведений о событиях, имевших место после вечера пятницы 29 июня. Пруссаки, выбитые 28 июня генералом Эдельсхеймом из Гичина (в Богемии этот пункт называется Йичин), утверждают, что они 29-го снова атаковали город, и это — последняя информация, которой мы располагаем. Соединение тогда еще не произошло; не менее четырех австрийских корпусов, а также часть саксонского армейского корпуса к тому времени завязали сражение против примерно пяти или шести прусских корпусов.

Различные колонны армии кронпринца, спускаясь по богемскому склону холмов в долину, были встречены австрийцами в выгодных для последних пунктах — там, где долина, расширяясь, позволяла противопоставить прусским колоннам более широкий фронт и попытаться помешать их развертыванию; а пруссаки там, где это было возможно, могли выслать свои отряды через боковые долины для нападения на противника с флангов и тыла. Так обычно бывает в горной войне, и этим объясняется большое число пленных, которых всегда берут при таких обстоятельствах. Между тем, армии принца Фридриха-Карла и Херварта фон Биттенфельда, по-видимому, прошли через горные проходы, не встретив почти никакого сопротивления; первые столкновения произошли по линии реки Изер. то есть почти на полпути от исходных пунктов обеих армий. Попытка распутать и привести в соответствие крайне противоречивые и часто совершенно недостоверные телеграммы, полученные за последние три-четыре дня, была бы безнадежным делом.

Сражение, естественно, протекало с весьма переменным успехом: по мере того, как подходили свежие силы, победа склонялась то на одну, то на другую сторону. Однако вплоть до пятницы общий результат сражения, по-видимому, складывался в пользу пруссаков. Если им удалось удержаться в Гичине, то соединение несомненно было осуществлено в субботу или в воскресенье, и тогда главная угроза для них миновала. Решающий бой для осуществления соединения велся, по всей вероятности, сосредоточенными массами войск с обеих сторон и, по крайней мере, должен был на ближайшее время определить ход кампании. Если пруссаки оказались победителями, то они сразу избавились от всех ими же самими созданных затруднений; но они могли бы добиться тех же или даже более значительных преимуществ, не подвергая себя таким ненужным опасностям.

Бои, по-видимому, были очень напряженными. Самой первой австрийской бригадой, вступившей в бой с пруссаками, была та «черно-желтая» бригада, которая в Шлезвиге штурмовала Кенигсберг близ Оберзелька за день до эвакуации Данневирке. Она называется черно-желтой по цвету петлиц, воротников и обшлагов двух полков, входящих в ее состав, и всегда считалась одной из лучших бригад армии. Однако она была разбита благодаря игольчатому ружью, причем более 500 человек одного из ее полков (Мартини) были взяты в плен после того, как пять раз подряд тщетно атаковали прусские линии. В последующем бою были захвачены знамена 3-го батальона Дейчмейстерского полка. Этот полк, комплектуемый исключительно в Вене, считается лучшим во всей армии. Таким образом, самые лучшие войска уже участвовали в сражении. Пруссаки, хотя они и не воевали давно, держались, должно быть, блестяще. С момента фактического объявления войны в армии воцарился совершенно иной дух главным образом в результате изгнания мелких государей из Северо-Западной Германии[163]. Это внушило войскам мысль — не важно, справедлива она или нет, мы лишь констатируем факт, — что на этот раз их призвали для борьбы за объединение Германии, и ранее недовольные и угрюмые резервисты и ландвер перешли австрийскую границу с громким «ура». Именно благодаря, главным образом, этому обстоятельству они и сражались так хорошо; но большую долю всех их успехов все же следует приписать их ружьям, заряжающимся с казенной части; и если им вообще удастся выпутаться из затруднительного положения, в которое так опрометчиво их поставили их же генералы, они должны будут благодарить за это игольчатое ружье. Свидетельства об огромном его превосходстве над ружьем, заряжающимся с дула, и на этот раз единодушны. Один взятый в плен сержант из полка Мартини заявил корреспонденту «Kolnische Zeitung»[164]:

«Мы, конечно, сделали все, что можно было ожидать от храбрых солдат, но никто не может устоять против такого частого огня».

Если австрийцы потерпят поражение, виноватым в этом будет не столько генерал Бенедек или генерал Рамминг, сколько генерал «шомпол» [Игра слов: Ramming — фамилия, «ramrod» — шомпол, служащий для забивания пули в ружье, заряжающееся с дульной части. Ред.].

На северо-западе сдались ганноверцы, осознавшие свое положение в результате решительного наступления авангарда армии генерала Мантёйфеля под командой генерала Флиса. Благодаря этому 59 прусских батальонов освобождаются для действий против союзных войск. Поистине весьма своевременно начать дело, прежде чем Бавария закончит свое перевооружение, так как в противном случае для подчинения Юго-Западной Германии потребуется значительно больше войск. Бавария, как известно, всегда действует медленно и опаздывает с военными приготовлениями, но, закончив их, она может выставить на поле боя от 60000 до 80000 хороших солдат. Мы, быть может, скоро услышим о быстром сосредоточении пруссаков на Майне и об активных действиях против принца Александра Гессен-Дармштадтского и его армии.