Догадки
Догадки
Греческое чудо, как с лёгкой руки Рена-на окрестили Элладу VIII-IV в.в., вряд ли когда повторится. Объяснений тому множество.
Рассел, иллюстрируя «духовную» плотность афинского общества числом художников, скульпторов и философов, отнесённым ко всему свободному населению, получает величину, близкую к единице. Знаменатель оценивался англичанином в десятки тысяч. Повторить этот опыт с миллионом и миллиардом было бы уже невозможно. Уайтхед в «Приключении идей» пишет (приведу его оригинальный пассаж целиком): «Я считаю, что сами древние греки не оглядывались на прошлое и не были консервативными. По сравнению с соседними народами они были поразительно неисторичны. Они отличались умозрительностью, страстью к рискованным приключениям, стремлением к новому. Наше самое значительное отличие от греков заключается в том, что мы - подражатели, в то время как они никого не копировали».
Ипполит Тэн ищет корни культурного переворота в климате и географии. Буркхардт пускает в обращение характеристику грека архаической эпохи как «агонального человека». Разумеется, он имел здесь предшественников, у Эрнста Курциуса мы встречаем следующую формулировку: «Вся жизнь греков, как она предстаёт перед нами в истории, была одним большим состязанием». Буркхардту вторят Ницше, Хёйзинга и Зайцев. Берве в 1965 году пишет очерк «Об атональном духе греков», предполагая, что дух этот ниспослан свыше.
У каждого историка свой вкус. Ингомар Вайлер, наоборот, отрицает соперничество даже у греческих атлетов. Он подменяет его материальной выгодой, называя ветвь олимпийской маслины «символом лицемерия».
Тайна вещей в их очевидной бессмысленности, вечный эпитет истины - «ускользающая». И действительно, перечисленные версии напоминают ответы схоластов, почему едет телега. Потому что впереди лошадь. А что движет лошадью? Кнут, овёс, желание возчика. А откуда взялось желание у возчика? Из необходимости ехать. И так далее. Бесконечная череда причин, цепляясь друг за друга, вызывает здесь одно и то же следствие. Выделяя какую-то из них, мы сталкиваемся с необходимостью подыскивать ей новое объяснение. Поэтому феномен в целом, убеждают схоласты, подвластен лишь Богу.
Быть может, прошлое неисчерпаемо только затем, чтобы в его зеркале каждый смог увидеть себя?