XXXI

XXXI

На улицах Рима с некоторого времени стали обращать внимание на седовласого старика величавой наружности, который иногда подходил к группам прохожих и говорил:

— Разве не слышите вы небесного голоса: выйди из нее, народ мой, чтобы не участвовать вам в грехах ее и не подвергнуться язвам ее?

— Какой-нибудь полоумный христианин, — замечал иной прохожий, видя, что у старика нет печати антихристовой. Впрочем, его не трогали, и даже полицейские не обращали на него внимания.

Это был старец Иоанн. Римские христиане знали его, и он им ясно говорил, что пора уходить из города, который осужден на гибель. Он говорил так настойчиво, что они и стали понемногу выбираться из Рима.

В это время в окрестностях города действовали повстанческие банды, руководимые Гуго де Клермоном, за которыми тщательно гонялись отряды Коллегии Кардиналов. Римская область числилась вассальным владением короля Карла, правителя Романской федерации, т. е. Франции, Испании и Италии, но фактически пользовался полной автономией в руках Коллегии Кардиналов. Для поддержания своих светских претензий она, под названием полицейской стражи, завела у себя целую армию. Но это мало смущало партизанов. Гуго де Клермон поставил себе главной задачей освобождение христиан из городских тюрем, которые были ими переполнены. На свои текущие операции он смотрел только как на подготовительные и постоянно посылал в Рим разведчиков, которые изучали городские тюрьмы и подступы к ним. Разведчики раз навсегда получили приказ немедленно пускать в ход оружие при малейшей попытке полиции их задерживать. После нескольких таких случаев у полиции весьма ослабла охота разыскивать по городу партизанов.

Нигде обращение с христианами в тюрьмах не было так жестоко, как в Риме. Их подвергали разнообразным мучениям, вынуждая отказаться от Христа и поклониться статуе Люцифера, а около статуи приносились целые гекатомбы мучеников за веру. Никто не знал счета погибшим, но, сколько бы их не убивали, в римские тюрьмы беспрерывно подвозили новые толпы жертв. Так называемое «духовенство» Универсальной церкви, то есть колдуны и чародеи разных сортов, подвергали христиан мучительной смерти также для гадания по их внутренностям или для добывания разных желез и соков тела, потребных для изготовления волшебных фильтров. Разведчикам де Клермона с крыш тюрем иногда приходилось видеть во дворах самые гнусные сцены таких мучений…

Один из разведчиков встретил на улице старца Иоанна, которого знал, как множество других христиан. Подошедши, он спросил о значении его слов. Старец ответил: «Уже осветилась земля светом Ангела, имеющего великую власть. Пал Вавилон, великая блудница, ибо грехи ее дошли до неба».[57]

— Ты должно быть из партизанов, — спросил он, — всматриваясь.

— Да, святой отец.

— Так скажи Клермону: Писано — воздайте ей так, как она воздала вам, и вдвое воздайте по делам ее…[58]

Слова эти не были вполне ясны де Клермону. Каких-нибудь внешних признаков грозы не было. Великая блудница жила спокойно и могла говорить по-прежнему: «Сижу царицею, я не вдова и не увижу горести».[59] А между тем над головой ее уже нависли громы и молнии.

Дело вышло таким образом. Антиох пригласил всех десятерых правителей Союза на совещание о предстоящем походе против Небес и о сосредоточении общих союзных ополчений в Армагеддоне. Совещания шли деятельно и правители рассылали приказ за приказом о мобилизации психических батарей и подсобных к ним войск, но столь же постоянно получали от своих министров жалобы на задержки их действий со стороны представителей Коллегии Кардиналов. Эти представители не хотели ничего исполнять без подтверждения распоряжений из Рима. В Риме же требовали предварительных объяснений, почему нужно именно данное количество войск, почему для них выбраны именно данные маршруты, почему назначены именно данные военачальники и т. д., а получив сведения — нередко присылают свои возражения и контрприказы. Коллегия присваивала себе положение какого-то Верховного Военного Совета. Уже и раньше полные раздражения против нее, правители союзных держав теперь доходили до белого каления и повторяли, что, не усмиривши предварительно кардиналов, невозможно ничего начинать. Король Карл, правивший Романской федерацией, отправил в Коллегию Кардиналов грозную ноту, заявляя, что если она не прекратит своей узурпации, то он немедленно займет Рим своими войсками. Тогда кардинал Моисей Галеви, по тайному внушению Кол Изроель Хаберим, провел в Коллегии мысль, что теперь, когда весь Союз занят своим фантастическим походом, самое время — дать светской власти незабываемый урок, и по его предложению кардиналы захватили проживавшего в Риме принца Филиппа, сына короля Карла, и принесли его в жертву перед статуей Люцифера. Извещая об этом отца, Коллегия объяснила, что, считая необходимою, в столь важный момент, торжественную умилостивительную жертву, она бросила жребий, который и пал на принца Филиппа…

В это же время сам Антиох получил донесение от Лармения относительно настроений и действий Коллегии. Напуганный гневом Антиоха Лармений с полным усердием вошел в роль шпиона и умел ловко вкрасться в доверие кардиналов. Он жаловался, что с Председателем Союза стало совершенно невозможно жить, и говорил, что если Антиох не будет, наконец, низвергнут, то он погубит всех сколько-нибудь умных и самостоятельных людей. Он негодовал на всеобщее малодушие перед тираном, и кардиналы, везде разыскивающие врагов Антиоха, поддались на удочку провокатора. В откровенных разговорах с ними Лармений узнал и замыслы, и деяния их против Антиоха и поспешил прислать обо всем подробный доклад.

Извещение короля Карла о страшной участи его сына и донесение Лармения пришли в один и тот же день и привели весь Конгресс правителей в остолбенение. Как, Коллегия дошла уже до наглого умерщвления королевских сыновей и до тайных замыслов на жизнь самого Человекобога? Негодованию всех не было пределов. Все единогласно повторяли также, что нельзя начинать похода, оставляя у себя за спиной такого страшного внутреннего врага. Без всяких прений Конгресс единодушно постановил уничтожить Коллегию Кардиналов, предать суду ее членов, и совершенно упразднить и саму Универсальную церковь. Антиох был провозглашен диктатором всех десяти держав Союза для похода к Армагеддону и для принятия немедленных мер против Коллегии Кардиналов. Полагая, что никто энергичнее Карла не расправится с убийцами его несчастного сына, Антиох поручил ему командование Римской экспедицией, приказал всем правителям неотлагательно отправить в распоряжение короля по 5 000 лучших своих войск и доставить ему все военные припасы, какие он потребует. Эта небольшая армия, в 50 000 человек, казалась более чем достаточной для занятия Рима, так как никто не предполагал, чтобы Коллегия Кардиналов отважилась на вооруженное сопротивление всемирному Союзу держав. С такими решениями правители занялись спешной мобилизацией военных сил для отправки их к Армагеддону. Король же Карл, пылая гневом, немедленно отбыл в Рим, где в течение десяти дней должна была сосредоточиться вся его пятидесятитысячная армия.

Для того, чтобы захватить Коллегию врасплох, решено было уведомить ее о постановлении Конгресса лишь по прибытии Карла в Остию. До тех же пор они должны были сохраняться в глубокой тайне.

Таково было положение дел, когда старец Иоанн пророчил гибель Вавилонской блудницы. Собственно говоря, никто в то время не замышлял еще гибели города Рима. Лишь духовное прозрение открывало старцу то, что крылось в неведомых людям судьбах Божиих. Через несколько дней после встречи с партизаном, он нежданно явился в лагерь да Клермона, стоявший в Римской кампании.

— Ну, сынок, — сказал он Гуго, — воля Божия решила участь Вавилона. Ты со своим отрядом оглянуться не успеешь, как запылает седьмихолмный Рим. Если хочешь что-нибудь сделать, так поторопись.

— Отец святой, я ведь еще плохо подготовлен, и народа у меня всего тысяч пять, и тюрьмы далеко не обследованы… Так неужели эти несчастные братья наши, которых еще не успели перебить поклонники Сатаны, должны будут погибнуть от кары Божией?

— От кары Божией погибает только тот, кому назначено. Ты делай свое дело, не робей, не медли, тогда никто и не погибнет. Собирай свой отряд, вместе помолимся, да и за дело.

Де Клермон, конечно, не мог моментально собрать отряд, разбросанный в разных местах. Но он принял меры по быстрому сбору, а старец тем временем остался в лагере. Уже в тот же день стянулось много партизанов. Возвратившиеся из Рима рассказывали о чрезвычайном военном движении в городе, куда со всех сторон сходятся папские войска. Жители в беспокойстве ожидают какого-то междоусобия. Они, впрочем, всецело на стороне Коллегии кардиналов и готовятся помогать ей. Население Рима вообще сочувствовало стремлениям ее сделаться высшей властью Союза. Это льстило самолюбию римлян и обещало им множество выгод, проистекающих всегда от столичного положения города. Масса добровольцев записывалась в папские войска.

Должно заметить, что несмотря на тайну совещаний Конгресса, его решения были сообщены подкупленными чиновниками в Коллегию кардиналов раньше, чем это сделал король Карл. Коллегия, чувствуя, что суд над нею легко может окончиться смертными казнями, а также учитывая трудности положения Союзного Правительства и незначительность экспедиционного корпуса, решилась оказать отчаянное сопротивление. Когда Карл с первыми десантами прибыл в Остию, он был встречен жестоким огнем. Зажигательные и раздробительные орудия того времени значительно отличались от современных, и были несравненно более могущественны. Но Карл, энергичный от природы и доведенный до бешенства такой ужасной гибелью сына, не остановился ни перед какими потерями, и в тот же день высадил свои десанты.

Первым делом его было объявление Коллегии кардиналов низложенной и требование покорности Римского населения. В то же время он затребовал как из собственных владений, так и из всех союзных держав самой спешной доставки возможно большего количества зажигательных и стенобитных снарядов и орудий. С первых же часов стало ясно, что его задачей будет не простой арест кардиналов, а усмирение целого громадного города, обладающего огромными средствами защиты. В Риме уже было сосредоточено двести тысяч человек войска, и это количество быстро возрастало. Пятидесятитысячный экспедиционный корпус был бы раздавлен при попытке занять город, а между тем действовать нужно было немедленно, так как король Карл получил от Коллегии кардиналов дерзкий отказ подчиниться решениям Конгресса, а городское управление Рима ответило, что его законное правительство — Коллегия Кардиналов, которой оно только и подчиняется. Оставляя до времен бесплодные попытки занять город, король Карл поспешно стягивал отовсюду зажигательные и стенобитные снаряды и располагал их в удобных местах с тем, чтобы сразу нанести сокрушительный удар.

Наблюдая действия обеих враждующих сторон и огромные транспорты снарядов, с утра до ночи высаживающиеся в Остии, де Клермон теперь и сам уже видел, что над вечным городом нависла феноменальная гроза. Своим военным чутьем он угадывал план Карла и понял, что нужно очень торопиться. По его соображениям, наиболее разумно будет произвести сразу нападение на все тюрьмы, с началом бомбардировки, которая должна произвести в городе общий беспорядок. Он разделил своих партизанов на небольшие группы, по числу тюрем, и начал вводить их в Рим. Старец Иоанн служил для каждого отряда молебствие, окропляя партизанов святой водой, и отпускал на подвиг со своим благословением. Торжественны были эти богослужения среди безграничной шири зеленых полей Кампаньи. Партизаны, идя на смерть за братьев, молились так усердно, как, может быть, никогда в жизни. В молитве участвовали почти всегда и группы христиан, убежавших из Рима. Некоторые из беглецов, помоложе и покрепче, покидали своих сотоварищей и присоединялись к отрядам партизанов. Старец Иоанн одушевлял и успокаивал всех: «Не бойтесь, дети. Бог поможет вам спасти мучеников-узников. Немногим из вас суждена славная кончина. Возвратитесь благополучно, освободив узников и воздав жрецам сатанинским по их делам. Смело идите на дело ваше». Де Клермон со своей стороны объяснял каждому отряду план операции, которую ему предстояло выполнить, и всем внушал, что бросаться на тюрьмы нужно не раньше начала бомбардировки и действовать быстро, чтобы уйти из города раньше, чем она разовьется в полную силу.

Многие партизаны понаклеили себе фальшивые марковские значки, но и без них не трудно было укрываться в скоплениях народа, возбужденно снующего по улицам, и в настоящую минуту совсем не думающего о христианах. Но не долго им пришлось прятаться. Уже на третий день, перед восходом солнца, король Карл загремел своими перунами. Их действие было с первого же момента ужасно. Де Клермон не мог предвидеть, что король хочет не просто напугать население, а навести на него ужас, так чтобы оно впредь не осмеливалось и шевельнуться против него. Громадные снаряды, в огромном количестве, сыпались на город, разбивая стены, зажигая все, что способно было гореть. Де Клермон испугался, как бы его партизаны не были наполовину перебиты, и разослал по всем отрядам приказ действовать как можно быстрее. Но они и так не теряли времени. В то время, когда жители в стороны разбегались с улиц, воображая укрыться в домах своих, партизаны врывались в тюрьмы, выламывали ворота и двери, выпускали узников и выпроваживали их на улицу с советом убегать поскорее за город. Всех сопротивляющихся стражей — избивали без всякой пощады. Та же участь постигала тюремное управление и так называемое «духовенство» Вавилонской блудницы, множество которого ютилось по тюремным квартирам. Вид орудий пытки, попадавшихся там и сям, и тела замученных, уже окончивших жизнь, приводили партизанов в такое ожесточение, что они, рискуя погибнуть в развалинах, всюду разыскивали «антихристовых слуг», убивая всех, кого удавалось захватить…

Сам Клермон находился при отряде, бросившемся на башню св. Ангела. Страшное и величественное зрелище открывалось тут с высоты. Король Карл засыпал вечный Рим снарядами, как будто расплавленным градом извержения вулкана. Но не одни снаряды разрушали город. Сильные подземные удары землетрясения довершили ужас положения. Дома обрушивались и загорались еще сильнее. Густые клубы дыма окутывали город. Сама башня св. Ангела обрушивалась в десятках мест, так что партизаны с трудом успели вывести узников. Вдали виднелись толпы народа, бегущие за город. Проходя Ватиканом, де Клермон видел те же картины разрушения. Дворцы пылали, рассыпались и превращались в груды развалин. И надо всем этим неумолчно ревел адский грохот огненных снарядов… На пути отряду попалось несколько экипажей с бегущими кардиналами, их свитой, их чиновниками: всех их партизаны перебили без разбора. На улицах и во дворах валялось множество и других трупов. Величественное здание бывшего собора св. Петра превратилось в руину. Знаменитого купола уже не было и следа, и сквозь бреши стен можно было различить изуродованные статуи Люцифера и Антиоха. Но статуя перед собором, около которой пролилось столько крови человеческих жертв, все еще высилась во весь рост. Де Клермон кликнул партизанов, и Люцифер тяжело рухнул под их ударами… Однако пора была и убираться из этого ада. «Братья, — крикнул он отряду, — уходите кто как может за город. Собираться — в лагере, в Кампанье. Я пойду один».

И он повернул к Тибру. Несмотря на неблагоразумие этого, де Клермон не мог устоять против желания посмотреть центральные части города. Страшная судьба Рима наполняла его неизъяснимым чувством. Это была как бы миниатюра конца мира. Гуго шел медленно, невольно вглядываясь в черно-красное небо и зарево пожара, какого не видал сам Нерон. Проходя близ Квиринала, он заметил на улице растрепанную девушку, бегавшую без смысла взад и вперед. Она казалась сумасшедшей. Клермон с трудом узнал в ней красавицу Фрину.

— Что Вы здесь делаете? Где Ваш отец? — крикнул ей он.

Она смотрела безумными глазами.

— Где Ваш отец? — повторил он подходя.

— Ах, вынесите его…. Он весь разломан, голова в крови, мозги разбросаны… Вон, вон — его куски… И Анджело там, сторожит его…

Она потащила де Клермона в сторону. Разорванный на куски каким-то снарядом, здесь валялся труп Лармения, совершенно неузнаваемый. Рядом с ним раскинулся труп молоденького пажа, с длинными кудрями в пыли и крови.

— Идите за мной, — сказал де Клермон Фрине. Она замахала руками.

— А отца кто уведет? Его нужно собрать и увесть, а то его здесь убьют!

Де Клермон схватил было ее за руку, но она вырвалась, присела на корточки около Лармения, и прикладывала один к другому куски его тела:

— Анджело, помогай же, — кричала она.

День склонялся к вечеру, когда де Клермон выходил из города. Гром бомбардировки стих, но Рим весь шипел и гудел шумом своей гибели. Он горел, как гигантский костер, раскинувшийся на десятки верст. Де Клермон не в состоянии был оторваться от этого зрелища, которому отказывались верить глаза. Еще на восходе солнца этого рокового дня ничего подобного нельзя было вообразить. Он остановился на пригорке, и неподалеку увидел на камне старца Иоанна, вдохновенным взором смотревшего на разливающееся перед ним море огня.

— Благословите, батюшка, — сказал Гуго.

— Бог благословит воина Христова. Истинны и праведны суды его. Он осудил великую любодеицу, которая растлила землю любодейством своим. Он взыскал кровь рабов своих от руки ее. Горе, горе тебе, великий город Вавилон, одетый в виссон и порфиру, и багряницу, украшенный золотом и камнями драгоценными, ибо в один день погибло такое богатство. В один день пришли на нее казни, смерть и плач, и голод, и сожжена она огнем. Не слышно будет в тебе голоса играющих на гуслях и поющих, и свет светильника не появится в тебе, ибо волшебством твоим введены в заблуждение все народы, и в тебе найдена кровь пророков и святых.[60]

— А ты, воин Христов, знай, что уже седьмой Ангел вылил чашу гнева Божия,[61] и до конца совершились судьбы. Истреблена Любодеица, и чистая Невеста приготовила себя. Наступает брак Агнца и он уже идет с небесным ополчением. Уводи своих воинов, готовьтесь к радостной встрече. Иду и я к нему.

В то время, когда де Клермон подходил к своему отряду, армия короля Карла со всех сторон вступала в пылающий Рим, где ей нельзя было уже найти и пристанища. Он отдал приказ хватать кардиналов и всех их чиновников, а также лиц римского муниципалитета, и всех на месте предавать смертной казни. Однако, когда его гнев несколько насытился, Карл сам спрашивал себя, не слишком ли далеко зашел он в истребительной каре? Таково же было мнение союзных правителей. К чему было, говорили они, разрушать так беспощадно прекрасный и богатый город, не имевший себе равного? Только Антиоху было не до этой критики. Перед ним стоял вопрос — быть или не быть — его походу к Армагеддону.

Сверх того, в самой гибели Рима дело не обошлось без участия стихийных сил, в котором Антиох усматривал наступательные действия Небес против себя. Удары землетрясения, способствовавшие разрушению вечного города, были лишь отголоском более страшных вулканических явлений, имевших, по-видимому, даже космический характер и, быть может, находившихся в связи с тем развитием солнечного жара, от которого так страдали люди последнее время. Действительно, беспримерное в истории землетрясение внезапно встряхнуло всю землю. Целый ряд городов разрушился, а с неба пал необычайный град, наделавший множество бед. Антиоха утешало только одно: что никакие кары свыше не пробуждали в людях раскаяния и вызывали в них только хулы на Бога.

И неукротимый враг Божий продолжал посылать рать за ратью к Армагеддону, к последнему концу и завершительному акту мировой истории.

*****