Обезличивание личности

Обезличивание личности

Превращая философа в мумию, пусть даже священную, философоведение осуществляет очень важную для себя процедуру: вынесение личности за скобки. Личность остаётся как декорация, как заклинание авторитетом, но при этом отбрасывается то главное, что роднит друг с другом всех искателей, прежних и новых, – индивидуальная потребность во внутреннем ориентировании. А ведь именно эта потребность привела философа к его личным открытиям, обобществлённым лишь со временем. Именно эта потребность, вибрирующая в новом искателе, может соединить две личности в той реальности, где у каждого свой путь среди общих ориентиров.

Но для философоведения эта потребность – лишь частная мелкая подробность, имеющая чисто историческое значение (если речь идёт о философе) или чисто психологическое (если речь идёт о сегодняшнем человеке). Незаметным для самого себя движением философоведение удаляет этот нерв из предмета, подлежащего рассмотрению. И философия превращается в поиски кубиков для построения абстрактных истин, в конструирование концептуальных моделей, в рафинированное искусство выкладывания слова "вечность" из льдинок Снежной королевы.

В то время, как философия выражает заботу человека о поиске жизненного пути, философоведение (которое тоже называет себя философией, не забудем об этом!) стремится прежде всего к научной организации подведомственного ей материала.

Научность – вот идеал философоведения.

Личность в его руках обращается в имя, поступки – в факты, вехи судьбы (а уж тем более истории) становятся датами, озарения приравниваются к концепциям. Оно выстраивает философов по школам, ранжирует школы географически и хронологически, ведёт бесчисленные классификации, сплетая из них такую серую и скучную паутину, которая заставляет нормального человека шарахаться в сторону, заслышав уже само слово "философия".

Действительно, представим себе, что под именем "литература" воцарилось сплошное литературоведение. Что вместо музыкантов на всех лучших сценах выступают музыковеды. Что в художественных галереях выставлены не картины и скульптуры, а трактаты искусствоведов…

Уподобляя философию науке, философоведение не в силах воссоздать то игровое поле познавательного азарта, которое является естественной средой обитания научной мысли. Ведь у науки и у философии совершенно разные побудительные мотивы и вытекающие из них задачи. Поэтому наукообразие привносит в философию прежде всего тоску и занудство.

Хуже всего, что страсть философоведения к научности влияет и на подлинных философов. Нередко они перенимают наукообразный стиль, к которому склонны философоведы, усваивая его как некую необходимую академическую традицию.

Достаточно сравнить, к примеру, какой свежестью дышат ранние работы гениального Канта – и как последующие его озарения всё глубже замурованы в тесных стенах фундаментальных профессорских трудов.

В идеале, философоведение с удовольствием подвергло бы философию полной институционализации – с тем, чтобы философские проблемы планомерно решались бы крупными научными организациями, где авторитет каждого сотрудника соответствует его должности и званию, его месту в официальной иерархии. С тем, чтобы передовые достижения философской мысли тиражировались пропагандой и определяли единое построение всех учебных программ. С тем, чтобы населению были предложены доступные и наглядные тезисы, предупреждающие ненужные попытки дилетантского вторжения в сферу философского знания.

Вот почему философоведение всегда охотно сотрудничает с властью, с государством, с политикой, от которых философ обычно держится в стороне. Власть, нуждающаяся в идеологии, институционализирует философоведение. В ответ оно старательно возводит нужные постройки на фундаменте нужного учения, заодно перестраивая или разрушая всё постороннее. И получает официальное признание в качестве научной философии.

В этой своеобразной "науке" уже максимально обезличены и философ, и человек, нуждающийся в философии. Что ж, наука – это обобщение, не так ли?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.