Превентивная политика

Превентивная политика

Любая революционная стратегия встречается с противодействием, с контрреволюционной стратегией. В зависимости от умения создателей той и другой и образуется конечный результат. Важным фактом при этом становится не только умение мыслить, но и умение действовать. Причем здесь возникает действие иного типа – это действие на контрходе, под которым мы понимаем тип действия, для которого очень значимо реагирование оппонента. «Ловушки» как тип действия вообще строятся таким образом, что ход оппонента более важен, чем свой собственный.

Глеб Павловский, вернувшийся после провала своей полит-консультационной миссии в Украине, заявил в «Независимой газете»: «Проблема превентивной контрреволюции является главной темой моей политической биографии, из-за нее я несколько раз приходил в политику и уходил из нее, а потом опять возвращался. Киев – очень серьезный звонок для России» [2]. Из интервью видно, что Павловский – сторонник силовых решений, по крайней мере в данном случае. Кстати, Майдан в другом своем интервью он увидел как городскую революцию именно Киева, а не Галичины [3].

Если Глеб Павловский нашел свое счастье в создании превентивной контрреволюции, то Марат Гельман предлагает создание параллельной действительности в виде России-2, где можно спрятаться от взрывов домов и войны в Чечне, не уходя в диссидентство [4–6]. Оба варианта, кстати, строятся для решения проблем, которые еще не наступили в России, но для которых созрели все предпосылки.

Революционные стратегии представляют собой стратегию дестабилизации, задачей которой является как изоляция центров принятия решений, так и асинхронизация действий всего властного механизма. Контрреволюционные стратегии должны включать объединяющие механизмы, сохраняющие действия власти под любого варианта прессингом. Действия власти имеют внутреннее и внешнее функционирование. Есть четыре варианта соотношения такого функционирования (см. табл. 23).

Таблица 23

Соотношение внутреннего и внешнего функционирования власти

Первый и второй варианты понятны: власть работает и власть не работает. Четвертый вариант, когда принятия решений власти уже нет, а отдельные ее организмы работают, является самовыживанием власти, которая функционирует вне имеющихся иерархических взаимоотношений. Третий вариант, когда принятие решений наверху присутствует, но они не выполняются, можно обозначить как кризис, который еще может быть преодолен.

Власть по сути предоставляет определенные мета-правила, оппозиция вводит множество разрозненных правил, которые разрушают систему асинхронностью. Это наличие нескольких центров управления, наличие событий, протекающих вне правил. Тут интересен чисто теоретически американский опыт «культурного котла», который разрешает разнообразие форм этнического поведения при сохранении обшей системы. В нашем случае система сразу начинает разваливаться, не выдерживая такого объема разнообразия. Власть проявляется у нас чисто физической синхронизацией поведения в разных точках и пространства, и времени.

Власть также выступает в роли главного интерпретатора действительности. Переход чужих интерпретаций (в данном случае оппозиции) с маргинальных на доминирующие демонстрирует паралич власти, поскольку в этом случае уничтожается синхронность виртуального пространства вслед за уничтожением такой же синхронности пространств физического и информационного.

Приведем примеры такой асинхронности, то есть функционирования этих пространств по разным законам, в результате чего они уже становятся не единым целым, а сегментами разных систем:

• асинхронность физического пространства: блокировка административных зданий;

• асинхронность информационного пространства;

• асинхронность когнитивного пространства.

Можно представить себе два основных варианта собственно контрреволюционных стратегий:

• реактивные;

• проактивные.

Сильный игрок действует упреждающе, превентивно, слабый – повторяет стратегию другой стороны. Причем в таком случае он может не заметить, как сам попадет в ловушку, созданную для него другими, поскольку, как учит теория фоко Че Гевары, скорость и мобильность являются главным инструментарием партизанской войны.

Гарольд Лассвелл употреблял термин «превентивная политика», когда речь идет о реагировании на ранней стадии на развитие событий, а не тогда, когда ситуация уже получила свое развитие [7].

Есть одно важное правило, которое не учитывали те, кто пытался противодействовать оранжевой революции. Сформулируем его следующим образом: Берлинская стена падает один раз, но навсегда. Мы понимаем под ним то, что отступлений быть не может, поскольку невозможно вернуться на то же место снова. Следующая развилка приносит не выигрыш, а новый вариант отступления, которые только накапливаются. Революция в этом плане является суммой таких отступлений власти, у которой постепенно забирают контроль над физическим, информационным и когнитивным пространствами.

Если оппозиция движется через захват физического и информационного, а за ним и когнитивного пространств, то для власти характерным является потеря когнитивного пространства, то есть потеря способности принимать решения. Именно это ключевой вопрос всех революций, нейтрализующих на определенном этапе способность властей принимать решения.

Что лежало в основе этой потери власти способности принимать решения? Александр Квасьневский в интервью «Киевская миссия» говорит о панике как со стороны Виктора Ющенко, так и Леонида Кучмы [8]. Виктор Ющенко не имел правовых оснований для своих действий, но имел за собой тысячи демонстрантов, а Леонид Кучма как действующий президент сидел под Киевом, не имея возможности попасть в свой кабинет. Паника как раз и говорит о неспособности адекватно оценивать ситуацию.

Есть теория шока, лежащая в основе достижения быстрого доминирования, разработанная не для партизанских, а для обычных военных сил [9]. Но задача стоит та же: повлиять на волю оппонента, его понимание и восприятие происходящего.

Одним из первых примеров такого рода в военной истории стали римские легионы, которые, будучи малочисленными, держали в повиновении всех своих противников. Они достигали этого, создав у противника ощущение своей непобедимости, с одной стороны, с другой же было понимание того, что при любом восстании возмездие всегда все равно придет.

Для современных войн в рамках этой концепции предлагается следующий набор характеристик:

• враг сам выбирает время и место конфликта;

• мы достигаем контроля над инициативой за счет превосходящих скорости, знаний и способности действовать и реагировать;

• наши силы воспринимаются как непобедимые, бои должны убеждать противника, что у него нет надежды;

• боевые действия должны быть безжалостными и постоянными в любых точках пространства и времени;

• союзнические операции должны быть качественно интегрированными, включая психологическую войну;

• враг должен быть атакован в областях, представляющих для него наибольшую важность.

Подчеркнем еще раз принципиально превентивный характер такого ведения войны с акцентом на волю противника. Противника как бы заранее лишают возможности предпринимать те действия, которые представляются опасными.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.