Европа

Европа

Интересно, что такая цепочка сразу виртуализируется так, чтобы сразу отмести подозрения в насильственной смене власти. Вспомним названия: бархатная революция (Прага), революция роз (Тбилиси). Ничто плохое не может называться столь красиво. Революция же веников в Армении в 2004 году уже не удалась, да и название как-то подгуляло.

В Армении в марше протеста 12 апреля 2004 года приняли участие, по оценкам полиции, 6–8 тысяч человек, по оценкам оппозиции – 50 тысяч. Ночью призывы к смешению президента перемежались концертными выступлениями. В два часа ночи полиция применила водометы, наутро были произведены аресты представителей оппозиционных партий [5]. Однако это был не первый митинг, их была целая серия, начиная с 1 марта. В этом случае, в отличие от Тбилиси, власть сохранила свои позиции.

Виртуальный «взрыв», ведущий к последующей реальной смене власти, строится по модели, сходной с той, по которой вводятся и закрепляются новые представления в тоталитарных сектах. Там присутствует три процесса:

• «размораживание» старых представлений;

• введение новых представлений;

• «замораживание» новых представлений.

Теперь посмотрим, как действуют митинг или демонстрация. Они направлены на создание контекста, максимальным образом способствующего виртуальной «ломке». Перечислим некоторые принципиальные моменты такого рода введения конфликтующих с доминирующими на данный момент ментальными конструкциями:

• маргинальная или запрещенная ранее точка зрения обретает публичность, что переводит ее в иной статус;

• митинг и демонстрация направлены на анонимизацию каждого участника, что делает для него возможным те типы поведения, которые он не практиковал ранее;

• митинг или демонстрация создают ситуацию физического контакта, который невозможен в обычной жизни;

• в случае применения силы против демонстрантов возникает еще более объединяющее «мы» против «них»;

• возникающая стрессовая ситуация «намертво» закрепляет вводимую информацию;

• в рамках митинга / демонстрации вводимая точка зрения никогда не опровергается.

Все это создает благоприятные возможности для интенсивного манипулятивного воздействия со стороны организаторов митинга / демонстрации.

Грузия-2003 и Армения-2004 обладали общими параметрами в виде низкого жизненного уровня и малой численности населения, когда даже без СМИ любая информация может распространяться без ограничений. Кстати, в однотипной модели лишения власти Слободана Милошевича протестующие оставили вне забастовок, которые тогда охватили очень многое, кафе, которые, вероятно, могли служить определенными коммуникативными ретрансляторами. Возможным ответом на разные результаты в Тбилиси и Ереване является наличие / отсутствие давления извне, а также потеря внутренней «энергетики» самим Шеварднадзе, который слишком давно находился у власти. Дополнительно к этому могла сыграть свою роль и большая/меньшая близость к России, поскольку в последнее время с ним у России не всегда были хорошие отношения.

В принципе и виртуальная война, и виртуальная революция требуют не одного, а целого набора сообщений, поскольку разные целевые группы должны получить то, что требуется именно им. Е. Месснер писал: «Агитация во время войны должна быть двуличной: одна полуправда для своих, другая – для противника. Но и двуличия мало – требуется, так сказать, многоличие: для каждого уровня сознания, для каждой категории нравов, склонностей, интересов – особая логика, искренность или лукавство, умственность или сентиментальность» [6. – С. 115]. Это содержательные отличия, но не меньшее разнообразие имеется и в вариантах каналов коммуникации, которые должны доставить выбранное сообщение до целевой аудитории.

В этом плане интересно мнение министра обороны США Доналда Рамсфельда, высказанное им на встрече с редакторами газет, что следует готовить специалистов по разным регионам со знанием языка и культуры, что их следует вознаграждать за это знание, а не наказывать, поскольку это определенное отклонение от нормальной армейской карьеры [7]. Здесь значимо это замечание о снятии сопротивления военной среды для такого типа специалиста.

Все вышесказанное позволяет сформулировать определенное правило виртуализации. Виртуальный объект может усилить свою воздействующую силу, если он строится, учитывая модель воздействия, наиболее эффективную для данной целевой аудитории, поскольку тогда он не меняет имеющуюся картину мира аудитории, а, наоборот, опирается на нее. Степень сопротивления такому объекту будет резко меньше.

Мы можем рассмотреть вышеназванные параметры виртуальной революции на нескольких вариантах смены власти: двух удачных (Чехословакия и Румыния) и одном неудачном (Китай). Мы построим наше изложение по одному пути, отталкиваясь от жертвы как ключевого элемента, задающего главный элемент сюжетности, легитимизирующей смену власти. Более точно следует сказать, что смена власти легитимизируется предварительной виртуальной частью, обвиняющей власть. Жертва, скорее всего, лишает власть права на защиту, тем самым выступая в роли своеобразного блокиратора дальнейших действий с ее стороны.

В Чехословакии жертвой стал студент Мартин Шмид, убитый в результате применения силы полицией при разгоне демонстраций. Эти протесты проходили в Праге 1 7 ноября 1989 года. Однако ключевое событие оказалось постановочным. Студент не только реально не погиб, но даже оказался сотрудником секретной полиции [8]. Сама секретная полиция организовала эти протесты, чтобы заставить уйти с политической арены коммунистическое руководство страны.

Жертва оказалась вмонтированной в студенческие протесты, закрывая возможность для власти выйти на новые варианты борьбы с демонстрациями. Жертва выступает в роли определенного блокиратора таких будущих действий. В символической (виртуальной) плоскости это становится закреплением вводимой виртуальной конструкции, например, обозначения власти как «диктаторского режима», который не способен на демократизацию.

В Румынии на роль жертвы попал венгерский проповедник Ласло Текеш, арест которого сдетонировал события в Тимишоаре. Священника часто посещал второй секретарь американского посольства США в Бухаресте Денис Керри [9]. Фильм немецких документалистов «Шах и мат» и последующее обсуждение его в венгерской и румынской печати показали, что в данном случае работали совместно американские и советские спецслужбы, поскольку обучение происходило в лагерях на территории Венгрии.

Было подготовлено несколько десятков тысяч «профессиональных протестующих», борьба с демонстрантами на следующем витке парализовала власть. Николае Чаушеску профессионально «спасают» навстречу его гибели. Спасают те, которые его тут же расстреливают.

При этом власть в Тимишоаре действует неадекватно, отказываясь даже просто принять требования манифестантов. Все это закрепляет представление о власти как о «диктаторском режиме», поскольку власть всеми силами демонстрировала закрытость.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.