Предисловие редакторов издания

Предисловие редакторов издания

Перед вами книга, с появлением которой большинство работ в этой области кажутся банальными или устаревшими. Столь редкое событие есть предвестник новых времен. В этой книге, вышедшей в переломный исторический момент, мы находим новое постижение формы и смысла дел человеческих. Г-н Поланьи не претендует на то, чтобы писать историю, — он ее переписывает. Он не вносит свечу в некие темные уголки ее и не пытается сделать из нее публичное исповедание своей собственной веры, — нет, г-н Поланьи, обнаруживая тонкую проницательность и обширную эрудицию, проливает новый свет на разнообразные процессы и перевороты, охватывающие целую эпоху невиданных по масштабу перемен.

Непосредственная цель г-на Поланьи заключается в том, чтобы выявить (и он делает это с замечательной глубиной) социальные последствия определенной экономической системы, а именно рыночной экономики, полное развитие которой наступило в XIX в. Пришло время, когда обращенный в прошлое ум может постичь ее во всей целостности, когда он уже достиг — и оставил позади — пору своей зрелости. События и процессы, теории и поступки предстают перед нами в новой перспективе. Многое из того, что заурядным историкам кажется лишь случайным эпизодом, высвечивается теперь более глубоким смыслом, а то, что казалось странной аномалией, получает истинную оценку. Сведение человеческого существа к простой «рабочей силе», а природы — к «земельной собственности» превращает новую историю в высокую, захватывающую драму, в финале которой ее скованный протагонист, общество, разрывает свои цепи.

Этот новый взгляд, лишь намеченный, но не развитый в работах других авторов, сообщает новые пропорции личностям и идеям. Возьмем, к примеру, чартистское движение, пророческое по своему духу учение Роберта Оуэна или знаменитый урок Спинхемленда — насколько же глубже проникает г-н Поланьи в их исторический смысл! Насколько понятнее становятся для нас все эти самодовольно-рассудительные сквайры, предписывающие кабинетные законы той силе, которую ни они, ни даже самые просвещенные умы их эпохи еще не были в состоянии постичь! Совершенно другими глазами наблюдаем мы за тем, как различные идеологии ведут битву вокруг неумолимо растущей экономики, как одни теоретики сопротивляются ей в слепом безрассудстве, другие — силятся отвести самые жестокие ее удары, безжалостно разрывающие социальную ткань, а третьи, в простоте своей души — или, может быть, ума — с искренним восторгом приветствуют каждый новый ее шаг. Мы видим арьергардные бои защитников старого порядка, беспомощную растерянность ревнителей традиционного христианства, легкую победу ортодоксальных экономистов, с необыкновенной легкостью объясняющих все на свете. Но грозная сила оставляет за собой пустыню, и наспех возводимые укрепления рушатся под ее неодолимым напором. Мы понимаем, каким образом новое освобождение принесло с собой новое рабство, и можем оценить всю серьезность вызова, перед которым стоит наша собственная эпоха.

Мысль г-на Поланьи оставляет далеко позади и догматику Карла Маркса, и апологетику реакции. Он исследует развитие экономики в рамках современной цивилизации, но не предлагает нам какой-либо жесткой доктрины экономического детерминизма. Вместо этого он дает глубокий анализ конкретного процесса исторической трансформации, решающую роль в котором сыграла замена одной экономической системы другой. И произошло это не потому, что экономические отношения всегда являются первичными и определяющими, но потому, что в этом — и только в этом — случае новая экономика в ее «идеальном варианте» потребовала безжалостно отвергнуть представление о том, что человек есть существо социальное. Г-н Поланьи весьма удачно ссылается на феномен колониализма и на пример первобытных обществ, подвергшихся вторжению промышленной цивилизации, и таким образом демонстрирует не только то, что принесла эта «идеальная система» им, но и то, что она значила для нас. «Сатанинская мельница» не желала знать ни о каких человеческих потребностях, кроме одной-единственной; с тупой беспощадностью она принялась перемалывать на атомы само человеческое общество. А потому люди вынуждены были открыть общество. Общество — вот ключевое слово для г-на Поланьи. Величайшая из трагедий, сопровождавших промышленную революцию, была вызвана отнюдь не жадностью и бессердечием алчущих прибыли капиталистов — хотя бесчеловечной жестокости в ее летописях было предостаточно, — но тем социальным опустошением, которое производит рыночная экономика, действующая бесконтрольно. Люди не сумели понять, что значит связь и единство общественного организма. Внутренний храм человеческой жизни был разграблен и осквернен. Грандиозная проблема социального контроля над процессом революционных по своему масштабу перемен не была по-настоящему осознана: ее заслонили полные оптимизма философские теории, ее скрыли от глаз близорукие филантропы, действовавшие заодно с эгоистическими политиканами, и в итоге мудрость века так и осталась нерожденной.

Но, рассказывая об этом, г-н Поланьи вовсе не обращает ностальгически-печальные взоры в некое блаженное прошлое; защищать дело реакции он не намерен. Пути назад нет, и его поиски не приведут нас к решению проблемы. Наша эпоха нуждается в другом — в том, чтобы с учетом ее собственных условий и требований заново утвердить сущностные ценности человеческого бытия. Традиция ничем нам здесь не поможет; напротив, она обманет нас, если мы всецело ей доверимся. Нам следует не отрекаться от принципа личной свободы, но заново его осмыслить и воссоздать. Мы бессильны возродить ушедшее общество, пусть даже дымка истории скроет от нас его пороки, мы должны построить новое общество для самих себя, усвоив, насколько это для нас возможно, уроки прошлого и вняв его грозным предупреждениям. И, делая это, нам, вероятно, следует в виду, что совокупность причинных связей, определяющих ход дел человеческих, является настолько сложной и запутанной, что постичь ее вполне не под силу даже самым глубоким умам. Всегда наступает такой момент, когда свои ценности нам следует испытать в действии с тем, чтобы рвущиеся на свободу силы современности смогли выйти на поверхность истории и устремиться в новом направлении и к новым целям.

Столь глубокая и стимулирующая мысль книга непременно вызовет споры и возражения в самых различных пунктах. Некоторые могут усомниться в том, действительно ли роль рыночной экономики являлась настолько абсолютной и всеохватывающей, а внутренняя логика развития самой системы — настолько суровой и неумолимой. Возможно, они сочтут крайностью следующее утверждение автора: «народы и государства были всего лишь марионетками в этой пьесе, совершенно недоступной контролю с их стороны». Другие, вероятно, посчитают, что различным формам «защиты» от действия саморегулирующегося рынка следовало бы дать различное истолкование, и их немного шокирует то обстоятельство, что апологеты протекционистских тарифов и творцы социального законодательства предстают у автора чем-то вроде братьев по оружию, и т. д. Однако все они должны будут признать, что в целом его аргументация неопровержима. Теперь, после грандиозного землетрясения, мы стоим на новом наблюдательном пункте и с его высоты смотрим на обращенные в прах храмы наших любимых богов. Нам открылась вся непрочность их фундамента, и, может быть, мы сумеем понять, где и как следует нам восстанавливать институциональное здание общества, чтобы оно могло с большим, чем прежде, успехом, противостоять ударам исторических перемен.

Первостепенную важность имеет сегодня тот урок, который несет эта книга творцам будущего миропорядка. Она показывает, что банальных формул либерализма вроде «всеобщий мир через мировую торговлю» уже недостаточно. Довольствуясь подобными догмами, мы становимся жертвами ложного и весьма опасного упрощения. Ни отдельные государства, ни международная система не могут полагаться на автоматические регуляторы. Сбалансированные бюджеты, свободное предпринимательство, мировая торговля, международные расчетные палаты и денежные системы не способны сами по себе гарантировать устойчивость мирового порядка. Обеспечить его может только общество, а значит, нужно открыть и построить международное сообщество. И здесь институциональная структура должна поддерживать и контролировать собственно экономическую систему.

Таким образом, книга эта предназначена не только для экономистов, хотя по богатству своих идей она представит для них огромный интерес, не только для историков, хотя она откроет перед ними новые горизонты, не только для социологов, хотя она даст им более глубокое понимание того, что такое общество, не только для исследователей политики, хотя она поможет им заново сформулировать прежние проблемы и по-новому оценить старые доктрины, — эта книга адресована всем мыслящим людям, желающим расширить и углубить свои нынешние представления о социальных процессах, иначе говоря, каждому, кто стремится понять то общество, в котором он живет, тот кризис, через который прошло это общество, и те испытания, которые ожидают нас впереди. В этой книге читатель сможет разглядеть смутные очертания новой, более глубокой веры, он научится видеть что-то еще, кроме тех неполных ответов и ложных альтернатив, которые обыкновенно ему навязывают, — «до сих пор, ни шагу дальше» либерализма, «все или ничего» коллективизма, полное и абсолютное отрицание, свойственное индивидуализму, — ибо все подобные решения превращают в важнейшую цель какую-то определенную экономическую систему, тогда как только открыв и осознав абсолютный примат общества, высшую ценность всеохватывающего единства человеческих связей и взаимозависимостей, можем мы надеяться выйти из интеллектуальных тупиков нашей эпохи и разрешить ее противоречия.

П. М. Макайвер

М-р Поланьи не имел возможности вполне завершить работу над своей рукописью перед возвращением в Англию: во время войны трудно узнать заранее дату отплытия, когда же она назначена, ее нельзя отменить по собственной воле. Кроме того, ни издатель, ни друзья автора, готовившие книгу к печати, не могли ввиду неизбежных превратностей и задержек военного времени эффективно консультироваться с ним посредством почты или телеграфа. А потому нам пришлось без разрешения автора сделать ряд изменений и изъятий в примечаниях, а также (в незначительной степени) и в самом тексте. И хотя в большинстве случаев мы были твердо убеждены в их целесообразности, кое-где, к сожалению, нам приходилось полагаться единственно лишь на собственную интуицию.

Дж. А. К.